Осажденная Одесса - Илья Азаров

Позднее, встретившись с Иваном Васильевичем в Севастополе, я ожидал от него нагоняй за телеграмму.

— Такая постановка вопроса, — сказал он, — была неожиданной для нас и вызвала недовольство. Вы не знали всей сложности обстановки в Крыму. В то же время мы понимали, что телеграмма продиктована высокими патриотическими чувствами. Вот почему мы вас особенно не осуждали. Больше того, Ставка поручила наркому запросить мнение Военного совета Черноморского флота: не целесообразно ли будет оставить в Одессе часть войск, чтобы держать город и отвлекать на себя силы противника?

Впоследствии мне довелось читать телеграммы, освещающие ход событий.

5 октября нарком послал в Севастополь запрос о целесообразности удержания Одессы. «Немедленно донесите свое мнение, хватит ли сил защищать Крым, — требовал он и предупреждал: — учтите, что дивизии, которые были обещаны из Новороссийска, не будут поданы в Крым».

Военный совет флота донес: «Одесские дивизии малочисленны, и двумя дивизиями фронт не удержать… Одесские дивизии крайне нужны для обороны Крыма. В Одессу потребуется возить не только боезапас, а и продовольствие для войск и населения. Военный совет флота считает необходимым проводить в жизнь принятое решение и оставить Одессу».

Когда меньше риска?

Жизнь показала, что затемно мы не успеваем грузить технику и делать посадку. Скрытность нужна, но отправлять недогруженные транспорты — преступление. Начали грузить и днем. Враг заметил это с воздуха.

Утром 8 октября в Одессу прибыл крейсер «Коминтерн», а вслед за ним транспорты «Калинин», «Москва», «Чехов» в охранении миноносца «Шаумян» и трех сторожевых катеров. За ними шли «Сызрань» и тральщик «Земляк».

Крейсер «Коминтерн» в Одессе

Не могу попутно не заметить, какое значение имел приход в Одессу «Коминтерна». До войны этот крейсер входил в состав сил Одесской военно-морской базы. Многие из одесситов в День Военно-Морского Флота бывали в гостях на крейсере, и для них он стал олицетворением боевой мощи флота. А в дни осады они связывали с пребыванием крейсера в порту надежность положения Одессы: если «Коминтерн» у стенки, значит, положение устойчивое. И выходили посмотреть на него и днем и вечером. Горожане не знали, что на этот раз их любимец пришел помогать эвакуации.

Подъезжая к порту, я услышал выстрелы зенитных батарей и глухие взрывы бомб. Сбросив их, бомбардировщики улетели, но дым еще не рассеялся, пыль не осела, и мне не видно было, что делается в порту. Лишь несколько лошадей испуганно носились по территории.

На причале, метрах в 30 от тральщика «Земляк», я увидел воронку от бомбы. Вокруг валялись изуродованные трупы людей и лошадей, лежали раненые.

Воздушной тревогой была прервана погрузка лошадей в трюм тральщика. Часть бойцов, производивших погрузку, не спряталась в щель и не ушла на «Земляк», не желая бросать лошадей. Стрельба и взрывы бомб напугали животных, они ржали, натягивали поводья, рвались из стороны в сторону…

Когда рассеялся дым и осела пыль, я увидел, что транспортные суда остались невредимыми. Погрузка продолжалась.

Не было повреждений и на крейсере «Коминтерн». Туда грузили раненых. Они, как все беспомощные люди, проявляли во время бомбежки особую нервозность.

На причале я встретил неутомимого Зеликова, следившего за погрузкой раненых. Он сказал мне, что сегодня были случаи, когда тяжелораненые одесситы отказывались эвакуироваться без семей.

— Их нужно эвакуировать с семьями, — сказал я Зеликову.

Он просиял, словно получил «добро» на вывоз своих родных.

Тайну эвакуации было сохранить трудно, особенно с тех пор, когда началась посадка на корабли в дневное время. Ведь мы старались как можно быстрее вывезти всех раненых, в том числе и легкораненых.

Разве это могло остаться незамеченным? В госпитале велись разговоры об эвакуации. Раненые рассуждали: раз нас всех, без различия степени ранения, эвакуируют, значит, Одессу сдадут.

В первые дни эвакуации мы пресекали такие разговоры. Но каждый день приносил новые подтверждения слухов: не могло оставаться незамеченным, что в порту идет погрузка и посадка на транспорты, корабли: всё грузят и почти ничего не разгружают.

Не мог не узнать и противник о непрерывном движении воинских частей к порту, иначе для чего бы существовала его разведка?

Вечером 6 октября нам доложили, что звуковещательные станции противника на переднем крае призывали бойцов Красной Армии переходить на их сторону, говоря: «Одессу большевики оставляют. Ваше сопротивление бесполезно».

Эти слова, впервые произнесенные врагом вслух, вызвали у нас тревогу. Пришлось задуматься: правильно ли наше решение о постепенном отходе с рубежа на рубеж? Не растянута ли эвакуация на слишком большое время?

Начальник политического отдела получил от Военного совета указание послать в части политработников с задачей помочь командирам и комиссарам в разъяснении того, что Одессу будем защищать до конца и что никакие провокационные призывы врага не должны поколебать нашу волю; без приказа не отходить!

Но разговоры о предстоящем оставлении Одессы уже оказали свое влияние на морально неустойчивых бойцов, вселили в их сознание страх. В городе и в порту было уже задержано несколько человек, покинувших подразделения. Свое поведение они объясняли слухами о том, что «Одессу сдают без боя».

А напряжение в городе и на передних линиях с каждым днем нарастало.

В ночь на 8 октября части 95-й стрелковой дивизии в соответствии с планом Военного совета отошли на заранее подготовленный рубеж Грязелечебница, Гниляково, Балка Дальницкая. Утром противник силой до полка пытался наступать на хутор Кабаченко, но все его атаки были отбиты. Командир 95-й дивизии генерал-майор Воробьев заверил, что дивизия и впредь в состоянии отбить атаки своими силами. Это было очень важно, так как теперь мы не имели никаких резервов.

Генерал-майор Петров, вступивший в исполнение обязанностей командующего Приморской армией, сообщил нам, что самолеты противника проявляют активность на участке 25-й дивизии и в районе КП дивизии сбрасывают куски железа. Петров показал такой кусок, попавший в его «пикап».

— Это их салют в связи с вашим новым назначением, — пошутил Жуков.

Жители города повсюду обсуждали вопрос о сдаче Одессы. Они приходили в райкомы, райисполкомы, горсовет и спрашивали одно и то же:

— Правда ли, что Одессу собираются сдавать врагу?

В самом деле, вывозились войска, рабочие оборонных предприятий, их семьи, в порт приходили корабли и суда и уходили нагруженными. Можно было раз-другой объяснить это оперативными перемещениями, но не бесконечно же.