Всемирная история без цензуры. В циничных фактах и щекотливых мифах - Мария Баганова

«Покойная Королева-мать со своей стороны не очень-то старалась ладить со своим супругом, она придиралась к нему по любому поводу. Однажды, когда он велел выпороть дофина, она воскликнула: “С вашими ублюдками вы бы так не поступили!”

– Что до моих ублюдков, – отвечал он, – мой сын всегда сможет их высечь, ежели они станут валять дурака; а вот его-то уж никто не выпорет.

Я слышал, будто Король дважды собственноручно высек дофина: один раз, когда тот возымел отвращение к некоему придворному, да такое, что в угоду ему пришлось выстрелить в этого дворянина из незаряженного пистолета для виду, словно его убивают; в другой раз за то, что дофин размозжил головку воробью; и поскольку Королева-мать рассердилась, Король сказал ей: “Сударыня, молите бога, чтобы я еще пожил; если меня не станет, он будет дурно обращаться с вами”.

Кое-кто подозревал что Королева-мать причастна к смерти Короля: потому-то, мол, никто не видел показаний Равайака. Достоверно известно, что Король, когда Кончини (впоследствии маршал д’Анкр) отправился навстречу ему в Монсо, сказал: “Умри я, этот человек погубит мое государство”».

В управлении страной она не участвовала, но не Генрих был тому виной: он несколько раз приглашал ее на Совет, но Мария плохо разбиралась в тонкостях политики, не улавливала смысл витиеватых дипломатических пассажей и откровенно скучала. Зато она любила драгоценности и прекрасно в них разбиралась, предпочитая всем прочим камням бриллианты и жемчуг. Платье, которое она надела на крестины дофина Людовика XIII, было украшено тремя тысячами алмазов и тридцатью тысячами жемчужин. Всего в ее коллекции насчитывалось 5878 жемчужин.

Нелюбимая народом королева постаралась окружить себя верными людьми – итальянцами, и этим вызвала еще большую неприязнь французов. Наибольшую ненависть вызывали Кончино Кончини и его жена Леонора Дори Галигаи. Она была молочной сестрой королевы и пользовалась ее безграничным доверием и любовью. Внешне Леонора совсем не соответствовала канонам красоты того времени: она была «маленькая, очень худая, очень смуглая, хорошо сложенная особа с резкими и правильными чертами лица». Супруг Леоноры исполнял при королеве обязанности шталмейстера, он был «тщеславен и хвастлив, гибок и смел, хитер и честолюбив, беден и жаден». Он стал главным фаворитом королевы, именно ему приписывалось отцовство в отношении младшего сына Марии Медичи Гастона.

После гибели супруга Мария Медичи назначила Кончини первым камергером, губернатором Амьена и сделала его маршалом Франции, несмотря на то, что военным он не был. Фаворита считали одним из богатейших людей Франции: только для того, чтобы купить Анкрский маркизат, ему было пожаловано из казны восемь миллионов экю. Мария Медичи не только постоянно ссужала фаворита деньгами, но даже подарила ему несколько драгоценных камней из короны.

Своего богатства он не скрывал: Кончини любил пиры и праздники, он содержал роскошный особняк, оценивавшийся в 200 тысяч экю. Этот особняк от Лувра отделял большой овраг, и маршал приказал соорудить специальный мост, чтобы ему было удобнее попадать к своей владычице. Это сооружение народ без стеснения называл «мостом любви». Кончини чаще проводил время в Лувре, чем дома: на допросах Леонора Галигаи заявила, что ее муж «не обедал, не ужинал и не спал с нею на протяжении последних четырех лет». Современники называли ситуацию отвратительной, скандальной. Кончини и его жена фактически управляли страной, манипулируя податливой и не слишком умной королевой. Определенной политической цели у них не было, они действовали лишь ради личного обогащения и, не стесняясь, брали взятки.

Кончилась эта идиллия, когда Людовик XIII подрос и тоже завел себе фаворита. Им стал Шарль д’Альбер, позднее ставший герцогом де Люинем. Их с королем связывали очень близкие отношения, многие историки склонны считать молодых людей любовниками. Что ж, Людовик действительно всю жизнь несколько побаивался женщин.

Таллеман де Рео: «Проявлять свои любовные чувства Король начал прежде всего к своему кучеру Сент-Амуру. Потом он почувствовал склонность к Арану, псарю. Великий приор Вандомский, командор де Сувре и Монпуйан-Ла-Форс, человек умный и мужественный, но некрасивый и рыжеватый (он погиб впоследствии во время войны с гугенотами), были удалены один за другим Королевою-матерью. Наконец появился г-н де Люин».

Под влиянием своего друга, он обрел уверенность в себе, решил стать из номинального короля фактическим и отдал приказ Никола Витри, капитану своих гвардейцев, убить Кончини. Весной 1617 года, когда фаворит королевы по «мосту любви» шел во дворец в окружении пятидесяти человек свиты, перед ним неожиданно возник Витри и схватил его за руку со словами: «Именем короля вы арестованы!» Кончини оторопел, затем возмутился и попытался выхватить шпагу, чтобы наказать наглеца, но не успел: три пистолетные пули почти одновременно поразили его, одна из них угодила в лицо, изрядно его изуродовав, и по крайней мере два ранения были смертельными. Упавшего Кончини гвардейцы принялись избивать ногами, а его охрана не сделала ни малейшей попытки его защитить, сразу же обратившись в бегство. Витри отправился сообщить монарху, что его приказ исполнен. Людовик XIII приказал открыть окно, вышел на балкон и, не скрывая своей радости, крикнул убийцам: «Большое спасибо! Большое спасибо всем! С этого часа я король!»

Когда Марии Медичи сообщили о гибели ее фаворита, она побледнела и, узнав, кто и по чьему приказу его убил, произнесла: «Я царствовала семь лет, теперь меня ждет венец только на небе».

Мария попросила аудиенции у короля, но Людовик XIII велел ответить, что у него нет времени принять ее. Она настаивала, упрашивала, напоминая о сыновнем долге, но Людовик так ее и не принял. Зато в ее покои явился Витри и запретил ей покидать свои апартаменты. Каменщики замуровали все двери, кроме одной, превратив королеву в пленницу. В это время за окнами другие рабочие разрушали «мост любви».

Но, увы, это был еще не конец! На следующий день толпа разыскала могилу, где было поспешно зарыто тело Кончини, и раскопала ее. «Бесчинство началось с того, что несколько человек из толпы стали плевать на могилу и топтать ее ногами, – рассказывал г-н Кадне, брат коннетабля де Люиня. – Другие принялись раскапывать землю вокруг могильного холма прямо руками и копали до тех пор, пока не нащупали места стыка каменных плит».

Вскоре надгробный камень был поднят, и кто-то из толпы наклонился над раскрытой могилой. Он привязал веревку к ногам трупа, уперся ногами и начал тащить. Священники, попытавшиеся помешать надругательству, вынуждены были спасаться бегством. Когда мертвое тело оказалось на поверхности, шквал палочных ударов обрушился на труп, и без того изуродованный гвардейцами Витри. Труп протащили волоком до Нового Моста и там привязали за голову к нижней части опоры. Парижская чернь, словно сойдя с ума, принялась плясать вокруг, распевая непотребные куплеты. Потом какой-то юноша, достав из кармана нож, отрезал мертвецу нос и в качестве сувенира сунул себе в карман. Его пример оказался заразителен: каждому из присутствовавших захотелось взять себе хоть что-то на память. Пальцы, уши и даже «стыдные части» исчезли в мгновение ока. Менее удачливым пришлось довольствоваться «клочком плоти», вырезанным из мягкой части ягодицы… Когда каждый получил свой кусок, еще более возбудившаяся толпа отвязала от моста то, что осталось от трупа, и с дикими воплями потащила его дальше через весь Париж, чтобы вновь вернувшись к Новому Мосту сжечь его на костре.

Г-н Кадне: «В толпе был человек, одетый в красное, и, видимо, пришедший в такое безумие, что погрузил руку в тело убитого и, вынув ее оттуда окровавленную, сразу поднес ко рту, обсосал кровь и даже проглотил прилипший маленький кусочек. Все это он проделал на глазах у множества добропорядочных людей, выглядывавших из окон. Другому из одичавшей толпы удалось вырвать из тела сердце, испечь его неподалеку на горящих угольях и при всех съесть его с уксусом!»

Жена Кончини, Леонора Галигаи была обвинена в колдовстве, арестована, подвергнута многочисленным допросам и акту экзорцизма. Суд счел ее ведьмой, повинной в занятиях черной магией, и два месяца спустя она была обезглавлена и сожжена на Гревской площади.

Мария Медичи прожила еще двадцать пять лет. Некоторое время она находилась в заключении в Блуа, затем бежала оттуда в Ангулем, потом помирилась с сыном и вернулась в Париж, но не найдя общего языка с кардиналом Ришелье, вынуждена была снова оставить столицу Франции. Она переселилась в Лондон, затем в Кельн, где и умерла в бедности и одиночестве.

Де Люинь еще целых четыре года считался самым влиятельным человеком в стране. Его боялись, но не любили, видя в нем второго Кончини. Он требовал и получал новые должности (специально для него была восстановлена должность коннетабля Франции), выгодно женился сам и устроил хорошие партии своим братьям. Но затем король охладел к своему любимцу, увлекшись молодым красавцем Анри Куаффье де Рюзе, маркизом де Сен-Мар. Шарль д’Альбер де Люинь был отправлен подальше от Парижа, командовать королевскими войсками в войне против беарнских кальвинистов. Во время военных действий он подхватил лихорадку и умер. Роман короля с Сен-Маром тоже не продлился долго: молодой человек впутался в заговор против Ришелье и в 22 года сложил голову на плахе.