Боевое Знамя - Бернард Корнуэлл

Как христианин, генерал должен был верить, что такие грехи можно искупить, но как солдат не мог представить ни одного из этих троих заслужившими вечный покой, и его лицо не отражало ничего кроме отвращения, когда он дернул поводья своей лошади и направил ее в сторону фермы, служившей ему штабом.

Именно там, в украшенной старинным портретом президента Джорджа Вашингтона и более новым изображением президента Джефферсона Дэвиса гостиной, генерал исполнил свой второй за сегодня малоприятный долг. Он стоял с прямой, как палка, спиной у портрета Вашингтона с тремя старшими офицерами по бокам, вызвав к себе генерала Вашингтона Фалконера.

Гостиная была небольшой и казалась еще меньше из-за стола с разложенной на нем картой, заполнявшего почти всё пространство между побеленными стенами. Войдя в комнату, Вашингтон Фалконер оказался стиснутым в тесном пространстве и перед лицом четырех человек за столом с картой, их позы и выражения лиц были суровы, как у судей. Он ожидал, что сядет напротив генерала, но вместо этого их встреча явно носила формальный характер, и Вашингтон Фалконер чувствовал себя еще более неуютно перед этой пугающей перспективой. Он был со взятой взаймы саблей и в чужом кителе по меньшей мере на размер больше. По его золотистой бороде заструился пот. Маленькая гостиная провоняла немытым телом и грязной одеждой.

- Генерал, - осторожно поприветствовал Джексона Фалконер, стоя напротив командующего.

Джексон сперва не ответил, лишь пристально уставившись на белокурого Фалконера. На лице генерала застыло то же выражение, как когда он рассматривал трех дезертиров с раздробленной грудью и открытыми ртами, лежащих в дешевых сосновых гробах, и Фалконер, который не мог выдержать натиск этого взгляда голубых глаз, виновато отвернулся.

- Я отдал приказ, - наконец заговорил Джексон своим резким высоким голосом, - чтобы все переправы через Рапидан охранялись.

- Я... - начал Фалконер, но внезапно был прерван.

- Молчать! - даже три штабных офицера почувствовали приступ ужаса от ярости этой команды, а Вашингтон Фалконер заметно содрогнулся. - Я отдал приказ, - повторил Джексон, - чтобы все переправы через Рапидан охранялись. Солдаты вашей бригады, Фалконер, обнаружили не нанесенный на карту брод и проявили сообразительность, выполнив мой приказ. А вы... - здесь генерал сделал долгую паузу, во время которой его тело задрожало, а губы скривились в злобной гримасе, - велели им отойти.

- Я... - снова начал Фалконер, но на сей раз был остановлен не словами командующего, а просто взглядом его голубых глаз.

- Каков ущерб? - Джексон резко повернулся к тому из адъютантов, которому он больше всего доверял, майору Хочкиссу, вымуштрованному и старательному человеку, ему было поручено выяснить правду относительно ночного набега. Хочкисс прибыл к тому, что осталось от штаба бригады Фалконера, на заре и потратил следующие два часа, допрашивая выживших, и теперь сухим нейтральным тоном огласил скорбный список.

- Четырнадцать погибших, сэр, - сказал Хочкисс, - и двадцать четыре серьезных ранения. Это что касается солдат, но убито еще по меньшей мере шестеро гражданских, трое из которых, а, может, и больше - женщины. Мы не узнаем наверняка до того, как руины таверны достаточно остынут, чтобы их можно было прочесать.

Информация Хочкисса звучала еще ужаснее от того, что была произнесена бесстрастным тоном. Среди погибших значился майор Хинтон, а капитан Мерфи был так тяжело ранен, что все были уверены, что скоро его имя присоединится к этому мрачному списку.

- Среди убитых также капитан Толлисер, мой адъютант, - угрожающе заметил Джексон.

Все молчали.

- Капитан Толлисер был сыном моего хорошего друга, - продолжил некролог своего адъютанта Джексон, - и верным рабом Божьим. Он заслужил лучшей участи, чем быть забитым до смерти ночными налетчиками.

Где-то в глубине дома мужской голос неожиданно затянул "О нежное имя Христа". В дальней комнате тренькнули кастрюли, а потом гимн был прерван смехом. Звон кастрюль разбудил полосатую кошку, спящую на подоконнике гостиной. Она выгнула спину, зевнула, медленно вытянула передние лапы и начала умываться. Майор Хочкисс снова заглянул в свой список.

- Что касается материальных потерь, сэр, я предварительно оценил их в шестьдесят тысяч винтовочных патронов, сгоревших во время пожара, плюс восемьдесят шесть ящиков пороховых зарядов и тридцать восемь ящиков простых снарядов. Сгорели два передка, четыре зарядных ящика и три фургона, и забрали как минимум шесть лошадей, - Хочкисс сложил список, а потом поднял презрительный взгляд на Вашингтона Фалконера. - Враги также унесли два боевых знамени.

Воцарилась очередная болезненная пауза. Казалось, что она продлилась целую вечность, пока, наконец, Джексон не заговорил снова:

- А как налетчики переправились через реку?

- В месте под названием брод Мертвой Мэри, - ответил Хочкисс, - который должным образом охранялся до прошлой ночи. Налетчики прорвались, когда караул был отозван и помещен под стражу. Налетчики также потеряли одну лошадь, - саркастическим тоном добавил эту подробность суровый сухарь Хочкисс, когда-то преподававший в школе. Фалконер покраснел.

- И именно по вашему приказу, генерал, - сказал Джексон, проигнорировав сарказм Хочкисса, - брод оставили неохраняемым.

На сей раз Фалконер попробовал выступить в свою защиту. Он быстро поднял глаза, но так и не смог встретиться взглядом с Джексоном и потому снова опустил голову. Он хотел сказать, что лишь пытался установить в бригаде дисциплину и что прошлой ночью лишился своей драгоценной сабли, и что хуже всего, это унижение было делом рук его собственного сына. И это унижение было не единственным, потому что его слуга Нельсон вернулся тем же утром с ужасными новостями о рейде Адама в Семь Источников, то есть сын Фалконера атаковал и отца, и мать, и это двойное предательство наполнило глаза генерала слезами.

- Вам придется что-то сказать, Фалконер, - произнес Джексон.

Фалконер откашлялся.

- Всякое случается, - жалко предположил он и пожал плечами. - Брода не было на карте, сэр, это просто неглубокое место. Может, из-за отсутствия дождей, - он понял, что по-идиотски запинается, и попытался взять себя в руки. Черт побери! Разве он не один из богатейших людей Виргинии? Землевладелец, который мог бы купить этого Болвана Джека уже миллион раз? И Фалконер попытался припомнить все смешные истории про Джексона: как генерал преподавал в воскресной школе для негров, как отдавал десятую часть доходов церкви и принимал холодную ванну в шесть утра ежедневно, и зимой, и летом, и как поднимал в воздух левую руку, чтобы приток крови не дал загноиться старой ране, но почему-то список этих эксцентричных и дурацких поступков Джексона не вселил в Фалконера уверенность. - Я решил, что этот брод не особо важный, - только и сумел он сказать.

- А что вы решили насчет моих приказов?

Фалконер нахмурился, не поняв вопроса.

- Я приказал охранять все броды, вне зависимости от их важности, - добавил Джексон. - Вы посчитали, что я просто развлекался, отдавая подобные распоряжения?

Побежденный Фалконер мог только пожать плечами.

Джексон секунду помолчал, а потом вынес вердикт.

- Вы разжалованы с должности командующего, генерал, - голос Джексона звучал грубее обычного не столько из-за того, что Фалконер пренебрег своим воинским долгом, но и из-за слез, которые Джексон заметил в его глазах. Генерал Джексон не возражал против слез, когда они были на своем месте - скажем, у смертного одра или при размышлениях о чудесном воскрешении Христа, но только не в глазах человека, говорящего о долге. - Вы незамедлительно покинете расположение армии, - продолжил Джексон, - и направитесь в Военный департамент для получения дальнейших указаний. Если для вас последуют дальнейшие указания, я же всецело надеюсь, что их не будет. Свободны!

Фалконер поднял голову. Он сдержал слезы, и на мгновение показалось, что собирается высказать протест против такого сурового приговора, но потом развернулся и без единого слова покинул комнату.

Джексон подождал, пока дверь захлопнется.

- Генералы-политики, - с горечью произнес он, - так же годны для войны, как комнатные собачки для охоты.

Он потянулся за списком майора Хочкисса и прочел его скорбную статистику, не показывая ни единого знака сожаления или удивления.

- Примите меры по замене Фалконера, - сказал он, протянув бумагу штабному офицеру обратно. Потом он взял свою поношенную фуражку, чтобы быть готовым нанести визит в штаб генерала Ли. Пока он шел к двери, ему в голову пришла еще одна мысль, и он остановился, нахмурившись:

- Враг неплохо справился, - сказал Джепксон, по-видимому, самому себе, - значит, нам просто придется справиться еще лучше.