Отряд-2 - Алексей Евтушенко

– А зачем? – удивился Шнайдер?

– Что зачем?

– Зачем нам это показали?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Так ведь больше спросить-то не у кого, – объяснил Курт.

– Солдат не задает вопросы. Солдат выполняет приказы.

– А может… может, это предупреждение такое? – высказал неуверенное предположение Сергей Вешняк. – Я о могиле. Не ходите, мол, дальше, а то будете лежать в земле, как товарищи ваши.

– Отставить дурацкую мистику, сержант, – негромко приказал Велга. – И безосновательные опасения тоже отставить. Вперед. Посмотрим, что там дальше. Тем более, что пока мы не столкнулись ни с одной серьезной опасностью. Так, одни картинки. Мы что, маленькие дети, чтобы картинок бояться?

Дальше оказались все те же бурые, покрытые выжженной пейанской травой, холмы. Холмы эти в какой-то неуловимый момент сменились прежними, рыжими. И небо снова стало зеленым.

– Опаньки! – воскликнул Валерка. – Прощай, Пейана! Здравствуй, хрен знает что и сбоку бантик! Эй, а вон и Мишка снова к нам идет. Опять, наверное, сюрпризы впереди.

– Лишь бы не засада, – Велга остановился. – А сюрпризы… Я к ним даже уже как-то привык. Они мне уже, как родные – сюрпризы эти. Неинтересно мне теперь жить долго без этих сюрпризов…. Ну, Миша, что теперь?

– Вы бы сами посмотрели, товарищ лейтенант, – развел руками Малышев. – А то мне и объяснить-то трудно. Граница там. Граница между мирами, как я понимаю.

– Ничего не вижу, – объявил Валерка Стихарь. – Где?

– А вот давайте еще метров пятьсот пройдем, и увидите.

И они увидели.

Первым шел Малышев.

– Сейчас, – предупредил он. – Я тут на земле черту провел. Вот она. Сейчас…

Он сделал шаг и пропал.

И тут же появился снова спиной вперед.

– А что там, за чертой? – спросил Дитц. – Может, сразу предупредишь? А то, я гляжу, бледный ты какой-то.

– Да я и сам не знаю, предупреждать вас или нет, – Михаил почесал в затылке. – Откуда мне знать, может, это все морок и наваждение?

– Так-так-так, – заинтересованно протараторил Стихарь. – Хочешь, с первого раза угадаю?

– Попробуй, – усмехнулся Малышев, вытащил сигарету и обратился к Велге. – Разрешите закурить, товарищ лейтенант? А то ведь прямо до печенок пробирает, честное слово.

– Ладно, – подумав, согласился Велга. – Перекур. Но ты, Миша, меня заинтриговал. Что-то я раньше за тобой не замечал умения и желания загадки загадывать.

– Так это ж, разве я? – искренне удивился таежник. – Это жизнь наша такая…э-э…

– Особая, – подсказал Шнайдер.

– Вот именно. И загадочная.

Все, кроме Ани, закурили и уселись прямо на земле, возле проведенной Малышевым черты.

– Ну, Валера, – пихнул в бок ростовчанина Майер. – Давай, угадывай с первого раза, что нас там ждет. Раз уж вызвался.

Стихарь ответил не сразу, что с ним бывало крайне редко. Его живое, необычайно подвижное лицо как-то вдруг осунулось и постарело, а ярко-черные озорные глаза утратили лихой блеск и задор.

– Пошутить хотел, – сказал он глухо. – Да что-то расхотелось. Не знаю я, что там, и знать не хочу. Одного хочу. Скорее дойти до этого самого Замка, заложить бомбы и… гори оно все огнем!

– Эй, брось, разведка, не грусти! – всполошился рыжий Шнайдер. – Что бы там ни было, мы и не такое наверняка видали. Да, Миша?

– Нет, – вздохнул Малышев. – Такого мы не видали. Похожее – да. Но не такое. Ладно, это…как ее… интрига не удалась. Земля там, братцы. Наша с вами Земля. И наше с вами время, как я понял. Ну, то есть, не Анино, а наше. Наша война и даже, по-моему, лето сорок третьего.

Глава двадцать восьмая

Они шагнули за черту одновременно, вдевятером.

И одновременно же остановились, не находя сил оторвать глаза от панорамы, открывшейся перед ними.

Прямо под ногами начинался крутой склон холма, на вершине которого они стояли. Холм этот замыкал гряду холмов более низких, которые по широкой дуге уходили к горизонту. Напротив этой дуги расположилась другая гряда холмов, и получалось, что они смотрят вниз, в широкую и неглубокую долину, по которой протекал то ли широкий ручей, то ли узкая речка («И здесь речка», – бесстрастно отметил про себя Велга). Их лица были обращены к северу. Потому что слева погружалось в черную полосу дыма багровое солнце, и там был запад, а справа, далеко-далеко, горела какая-то деревня, и не страшные отсюда лепестки пламени ярко трепыхалось на фоне подступающей ночной мглы. Следовательно, там был восток. Непосредственно же перед ними, вся долина, склоны, вершины, обратные склоны холмов и все пространство за холмами – все было покрыто мертвыми русскими и немецкими танками и трупами солдат. Опытному (да и неопытному) человеку сразу становилось понятно, что еще несколько часов назад здесь шел страшный по своему накалу и беспощадности встречный бой. Именно встречный, потому что многие машины буквально сошлись лоб в лоб, да так и замерли в смертельных неразрывных объятьях.

И каких только танков здесь не было!

Старые знакомые еще с сорок первого года немецкие средние Pz-IV и Pz-III и легкие советские Т-70, «тридцатьчетверки» с 75-миллиметровыми пушками, КВ… Сорванные гусеницы и башни, искореженные борта, взломанная тяжелыми снарядами лобовая и бортовая броня. А вон и парочка грозных Pz-VI – «тигров» – с бессильно поникшими длинными стволами орудий, и Pz-V – «пантера» – со свороченной набок башней…. Некоторые машины, которым снаряды или противотанковые гранаты попали в двигательные отсеки, еще чадили невыгоревшей до конца соляркой и маслом.

И трупы. Трупы – везде. Танкисты и пехотинцы вперемешку. Мундиры, гимнастерки и комбинезоны. Вповалку друг на друге, ничком на почерневшей от копоти броне, под гусеницами, в ручье-речке и просто на земле-матушке. Еще совсем недавно живые, полные здоровья и бешеной ярости, а ныне – неподвижные и остывшие бывшие вместилища человеческих душ. Здесь никто не отступал и не сдавался. Здесь насмерть схлестнулись две непримиримые и равные силы, погасив друг друга навеки.

Уже почти полностью исчезнувшее за черным жирным дымом солнце, освещало жуткую картину кровавым тусклым светом, но света этого пока еще было достаточно, чтобы рассмотреть все до малейших подробностей.

Запах крови, сгоревшего пороха, бензина, масла и дизельного топлива густо наполнял долину, выплескивался за холмы, достигал ноздрей и, казалось, проникал в самый мозг.

– Ложись! – негромко скомандовал Дитц и первым скользнул на траву. Отряд машинально выполнил команду, и только Аню пришлось дернуть за ногу – девушка как будто одеревенела, подняв к лицу руки.

– Правильно, Хельмут, – одобрил Велга. – Не дай бог, заметят нас – хлопот не оберешься. Хотя, вроде, и замечать некому, а всякое бывает.

Он вытащил «компас» Распорядителя:

– Так. Нам туда, на север, вниз по ручью.

– Похоже, этот ручей течет сквозь все миры, – нервно хохотнул Шнайдер.

– На хрен ручей, – сплюнул в сторону Майер. – Что здесь было?

– По-моему, – внешне спокойно сказал Дитц, опуская бинокль, – здесь было именно то, что ожидало и нас, не выкради всех свароги.

– Ты… ты думаешь, мы в том же месте? – спросил Велга. – Под Курском?

– А ты вон туда погляди, на северо-запад. Видишь колокольню? Да не так, в бинокль.

Задымленная вечерняя даль в цейсовской оптике прыгнула навстречу, и Александр увидел холм и колокольню на холме. Очень знакомый холм и очень знакомую колокольню. Или похожую. Похожую на ту, которую они собирались занять на предмет устройства пункта корректировки артиллерийского огня. Тысячу лет назад.

– Да, ты прав, похоже мы снова в июле сорок третьего. И битва уже случилась.

– Или еще продолжается, – заметил Малышев. – Я слышу, что на юге идет бой.

– Да-а, – протянул Сергей Вешняк, – намолотили…. Я вообще такого никогда не видел. Даже в Сталинграде. Интересно, кто же победил?

– Здесь – никто, – сказал Дитц. – Помните сварогов? Именно этого они боялись. Равенства сил. И правильно делали. Вот и на этом поле, видно, победили и мы, и вы. И одновременно потерпели поражение.

– Это что же, – подала голос Аня, и голос у нее заметно дрожал. – Это такой была ваша война? Такой…такой страшной?

– Да, Анечка, – откликнулся Валерка Стихарь. – Именно такой. И она еще не закончилась. Нам еще долго воевать.

– Нам уже не воевать, – жестко сказал Майер. – Забыл, зачем мы здесь? Я – нет.

– Руди прав, – сказал Велга. – Большой соблазн прямо сейчас разбежаться по своим, да? Но – нельзя. Почему нельзя, рассказать?

– Да что там рассказывать, и так все ясно, – криво ухмыльнулся Валерка. – Во-первых, наши же нас и шлепнут, как только мы их найдем. Где, мол, были, что делали? Не помним, товарищи особый отдел. Контузия вышла. Как, у всех сразу? А это что за девка с вами? Так, так…. Все ясно: дезертиры. К стенке их. По законам военного времени. Взвод, по предателям Родины… Целься… пли! И все. Кончилось наше путешествие. Может, у камрадов не так, а у нас именно так и будет. Но и это не все. Откуда мы знаем, что это именно наша Земля? Насколько я понял, война была везде, на всех Землях. Может, это Анина Земля. Или та, с которой мы идем. Или вообще какая-то другая? А нас на этих Землях вообще в природе не существует. Даже при условии предъявления документов. А когда я говорил, что нам еще долго воевать, – Валерка покосился на Майера, – то имел в виду наши страны. Советский Союз и Германию. А вовсе не нас лично.