Любовный узел, или Испытание верностью - Элизабет Чедвик

Глаза Кэтрин внезапно защипало. Как глупо печалиться по Левису, ведь надо радоваться, что у нее есть Оливер!

– Забудем о прошлом, – сказал она, решительно тряхнув головой. – Я не забуду про твой совет и буду очень осторожна.

Молодая женщина украдкой вытерла глаза, однако Этель это заметила.

– Такой человек не стоит слез, – сказала она.

– Я не плачу. Это дым от огня.

– Вот именно, – многозначительно согласилась Этель. Кэтрин поневоле заерзала на своем стуле.

Не дождавшись ответа, старуха прищелкнула языком.

– Ладно, скажи тогда, Оливер принесет свой тюфяк сюда или ты перейдешь к нему?

– Пока рано решать, – вскинулась Кэтрин. Ей не хотелось, чтобы ею руководили или подталкивали. Свободный выбор или ничего! Между ней и Оливером были уважение, взаимная склонность, близость, откровенное влечение, но все это слишком ново, слишком поспешно.

Наверное, на лице молодой женщины отразились эти мысли, поскольку Этель перестала подзуживать и сказала только одно:

– Ты – дочка, которой у меня никогда не было. Мне хочется видеть тебя устроенной и счастливой.

– Я уже устроена и счастлива… мама.

Этельреда устало улыбнулась и потрепала Кэтрин по щеке.

– Пожалуй, я немного отдохну.

С этими словами старуха направилась на свое ложе.

Кэтрин смотрела ей вслед со смешанным чувством некоторого облегчения, любви и заботы. Этель угасает. Они обе знали это, но старая женщина никогда не призналась бы, что каждый день все больше становится похож на борьбу. Она тоже упряма. В этом отношении они действительно словно мать и дочь.

Кэтрин наклонилась вперед, чтобы поправить огонь и подкинуть в него еще два полешка. Вход закрыла чья-то тень. Молодая женщина подняла глаза, готовясь приветствовать Оливера или Годарда, но с некоторым испугом поняла, что в дверном проеме стоит совершенно другой мужчина. Прежде она его не видела, поскольку практически не обращала внимания на наемников графа, разве что старалась держаться от них подальше.

Он был выше Оливера, волосы и борода густые, черные. Борода слегка тронута сединой. Уголки глаз красиво подчеркнуты небольшими морщинками, губы тонкие, жестокие, чувственные. Он был в стеганом гамбезоне, надетом на тунику из очень тонкой синей шерсти. Подол туники обшит красной с золотом лентой. Узор казался знакомым, но в Бристоле – несколько изготовителей тесьмы, у которых личные цвета и орнаменты.

Кэтрин встала и стряхнула с рук кусочки коры.

– Чем я могу помочь вам, сэр?

Обычно к ним с Этель обращались женщины. Солдаты появлялись редко, чему Кэтрин была очень рада. Рост незнакомца и то, что он смотрел на нее, как на кусочек, который надо проглотить, угнетали.

Мужчина показал забинтованную правую руку.

– Меня укусила собака, и рана воспалилась. Я слышал, что ты лучшая знахарка в Бристоле.

– Собака? – Кэтрин показала жестом, что он может войти, хотя сделала это очень неохотно.

– Одна из сук в зале. – Мужчина переступил через порог, огляделся и сел у огня. Медный кончик ножен царапнул устланный камышом пол. Этель на своем ложе не шевельнулась.

– Давно?

– Вчера вечером.

Он посмотрел на нее. Взгляд лип, как масло.

Кэтрин хотелось сказать, что она не может помочь ему и попросить уйти, но она ведь даже еще не видела раны. Это прямая ложь. Кроме того, она чувствовала, что выгнать его окажется гораздо труднее, чем впустить. Оставив свои чувства при себе, молодая женщина попросила показать руку и развернула грубую тряпку. Рукав туники был отделан той же тесьмой, что и подол. Кэтрин снова кольнуло ощущение, что она видит что-то знакомое.

Это была рука наемного солдата: огрубевшая почти до состояния сапожной кожи и с мозолями от рукояти меча. Но сейчас на ней пылал здоровый укус. Зубы вошли глубоко, рана вспухла и покраснела. Укус не был похож на собачий, но Кэтрин предпочла придержать язык.

– Нужно промыть, – сказала она, – а затем смазать бальзамом.

Воин махнул в знак согласия. Молодая женщина повернулась к нему спиной, чтобы взять все необходимое, но она знала, что он следит за ней, словно волк за очередной жертвой.

– Я думал, что все знахарки – старые ведьмы, – сказал солдат, когда она вернулась к нему и раздвинула рваные края раны, чтобы как следует промыть воспаление крепким раствором соли. Мышцы ладони напряглись от боли, но лицо ничего не отразило.

– Теперь вы знаете, что это не так. – Тон Кэтрин был таким же резким, как и ее движения.

– О, да. Теперь знаю.

Плотно сжав губы, Кэтрин втирала бальзам в рану. Она уже была твердо уверена, что никакая собака его не кусала. Отпечатки зубов, форма укуса – совсем не такие. Молодая женщина завязала рану свежей тряпкой и тщательно закрепила концы.

– Постарайтесь держать руку в чистоте, а то загноится. Солдат сжал ладонь.

– Сейчас затишье; мне некоторое время не придется браться за меч… по крайней мере, за железный. – Он поднялся на ноги и буквально навис над Кэтрин. – Ну-с, госпожа знахарка, сколько я тебе должен?

– Полпенни. Это обычная цена. – Кэтрин сглотнула. Ей была ненавистна подобная близость.

– Полпенни, – повторил он и вынул монетку из кошелька. – Только держу пари, что я не обычный покупатель, лапочка. Раз уж сейчас Рождество, полагаю, тебе следует еще и подарочек.

Кэтрин уже догадывалась, что последует дальше, и в тот момент, когда солдат сделал шаг вперед, быстро отступила и схватила железную кочергу, прислоненную к треножнику.

Он изумленно уставился на нее, затем искренне расхохотался:

– К чему столько шума из-за одного маленького поцелуя? Я дам тебе за него еще полпенни.

– Я продаю снадобья, сэр, а не себя, – холодно произнесла Кэтрин.

Наемник фыркнул.

– Каждая женщина имеет свою цену.

– Меня вы купить не сможете. – Молодая женщина покрепче сжала кочергу.

Он снова расхохотался, но на этот раз весьма неприятно.

– И что же, по-твоему, ты сумеешь мне сделать этой палочкой? Учти, я могу сломать тебе запястье в один момент, если только захочу.

В этот момент Кэтрин увидела, что к хижине приближается Оливер, а за ним движется массивная фигура Годарда с топором для колки дров на плече, и даже ослабела от огромного облегчения. Наемник тоже почувствовал, что за его спиной кто-то есть и резко обернулся, однако, к испугу молодой женщины, он не только не выразил никакой тревоги, а раскрыл объятия и сердечно заключил в них Оливера, похлопав напоследок по спине.

– Паскаль, чертов сын! Куда ты запропал?

Кэтрин отметила, что Оливер ответил на приветствие с гораздо меньшей охотой: он весь как-то напрягся, улыбка на его лице застыла. И все же это была улыбка.