Загадка Бомарше - Эдвард Радзинский

И, обратившись к Ферзену, Бомарше добавил:

– Так что это я, граф, распределил Семье новые роли. И весь план, который изложил вам тогда Казот и который вы утвердили, – это была всего лишь пьеса, придуманная Бомарше!

– Как же он смел, не посовещавшись со мной… – начал граф.

– Я упросил его не делать этого, – сказал Бомарше. – Объяснил, что у нас с вами непростые отношения. И не стоит гневаться на мертвых… тем более пытавшихся хоть как-то преуменьшить беду от вашей глупости, граф. Кстати, неужели вы тогда поверили, что весьма неискусный сочинитель Казот смог все это придумать? Как же вы не догадались, что сей хитроумный план и все эти переодевания напоминают пьесу, которую не под силу сочинить добрейшему Казоту? Здесь, граф, единственный в мире почерк – почерк Бомарше!

Он наслаждался яростью графа.

– Я ненавижу вас! Мы будем драться – и немедленно!

– Ни за что! Вдруг вы действительно меня убьете, и лучшая пьеса Бомарше не будет доиграна до конца? А ведь вас, граф, ждет удивительный финал. – Бомарше перешел на шепот: – Впрочем, мне кажется, что вы о нем давно знаете. И потому боитесь моего рассказа… Неблагородно, граф!

Ферзен замолчал. Он сидел в некоем оцепенении. А Бомарше продолжил:

– Мы встретились с Казотом через неделю, и он сообщил мне, как начали действовать мои персонажи… Фигаро, текст мсье Казота!

– «Вы гений, мой друг Бомарше. Все идет как по маслу! Ее Величество переехала в новые апартаменты, и через потайной ход к ней уже приходили шевалье де Мустье и два других гвардейца. Они принесли костюм для короля. Его Величество очень ворчал, примеряя ливрею камердинера».

– «Когда намечен побег?»

– «Все произойдет между одиннадцатью часами и полуночью…» «Ремарка: долго кашляет. Бомарше рассмеялся».

– «Не беспокойтесь, дорогой Казот, о числе я вас не спрошу. Теперь – окончательный план. Сначала один из ваших гвардейцев…»

– «Граф де Мальден».

– «Думаю, лучше мой родственник Мустье, ибо здесь понадобится сила… Он проберется в апартаменты королевы, где ему будет вручен ее тяжелейший несессер, отвезет его в особняк графа Ферзена и погрузит в главный экипаж, который последует к заставе Сен-Мартен. В нем шевалье де Валори будет ждать прибытия королевской семьи, а Мустье и Мальден в небольшом фиакре поедут ко дворцу и остановятся на улочке Лешель. После чего оба гвардейца поднимаются в апартаменты Семьи, чтобы сопровождать всех по очереди к фиакру… Да, кстати, кто будет править лошадьми в фиакре?»

– «Нанятый кучер».

– «Какая чепуха! Зачем лишний свидетель? На козлах должен сидеть сам граф Ферзен, переодетый кучером».

Бомарше обратился к Ферзену:

– Так что это я, граф, дал сыграть вам роль кучера… Аплодисменты зала! – И Бомарше галантно раскланялся перед невидимой публикой.

И продолжил играть свою пьесу:

– «Итак, дорогой Казот, граф Ферзен отвезет их к заставе Сен-Мартен, где будут ждать Валори и большой экипаж, груженный всем необходимым». Здесь он прервал мою речь… Фигаро, текст Казота.

– «И здесь, на заставе, граф должен покинуть их».

– «Покинуть? Почему?»

– «Дальше все сравнительно безопасно. По всей дороге уже расставлены отряды, которые будут их встречать и сопровождать. Экипаж будет ехать с опущенными занавесками, а солдаты должны считать, что сопровождают казну с жалованьем – обычно она и перевозится в таких огромных каретах. Отряды будут двигаться метров на двести впереди и позади, а рядом с каретой будут скакать наши три гвардейца в одежде государственных курьеров. Вот и все, что я могу вам пока сказать… о дальнейшем».

– «Вы сказали достаточно… «Отряды будут встречать и сопровождать», «солдаты должны считать» – я уверен, что вы излагаете мне слова графа Ферзена. Но вы не хуже меня понимаете, дорогой Казот, что «будут» и «должны» – весьма опасные слова в дни революции. Дисциплина давно закончилась, и революционные солдаты радостно не слушаются офицеров-аристократов. К тому же разные скорости… карета старой власти, уверяю вас, будет двигаться медленно. А еще жара – все будут много пить, и потребуется часто останавливаться, чтобы путешественники могли справить естественные надобности. Но что самое ужасное – с Семьей в карете будет ехать тысячелетний этикет: все эти несессеры, еда на серебре, госпожа де Турзель и прочие его плоды… А революция – дама весьма быстрая и подвижная. Граф Ферзен – иностранец, он не до конца понимает, что сейчас у нас происходит. Но вы-то понимаете: слишком много винтиков, которые должны дружно сработать в нынешнем хаосе. А это нереально!»

– «Что вы предлагаете?»

– «Нужен один человек, который будет рядом с Семьей на протяжении всего пути. Он должен быть и храбр, и расторопен, и достаточно сообразителен, и предан, и готов рисковать жизнью, пытаясь справиться со всеми неожиданностями, которые, уверяю вас, будут постоянно возникать в пути. Это может быть только граф Ферзен! Зачем же ему покидать их после того, как они пересядут в большую карету, когда все только начнется? Какая глупость!»

– «Он должен их покинуть. Он не может быть рядом с королевой в долгой дороге… и вы отлично знаете почему. Мы должны щадить чувства короля. Ее Величество это тоже хорошо понимает».

– Здесь ремарка, – сказал Бомарше. – «Бомарше надолго задумался. Наконец он сказал: «Хорошо, тогда у меня есть другая кандидатура».

– «Так быстро?»

– «Я предполагал ваш ответ, Казот. Вы правы: честь дороже жизни, и король Франции не может быть смешным. Но чтобы ему не стать персонажем кровавой трагедии… короче, есть некий артиллерийский лейтенант, корсиканец, его полк стоит в Балансе. Он совершенно нищ, живет вместе с младшим братом, которому пытается дать образование, так что сам не всегда ест. Его рекомендовал мне в свое время для одной опасной истории с продажей оружия другой корсиканец – мой друг Саличетти, депутат Конвента. И операцию эту лейтенант провел блестяще… Я хочу, чтобы вы его повидали. Я за него ручаюсь».

– «Но если его полк стоит в Балансе…»

– «Я вызвал его. Он прибудет завтра в город и будет ждать вас рано утром».

– «Во сколько?»

– «В четыре».

– «Не понял…»

– «Я тоже вначале не понимал. Оказалось, он спит по три часа в сутки, так что день у него начинается в это время. С четырех утра он читает, пишет, а уже в семь у него начинаются артиллерийские стрельбы на полигоне. Он их не пропускает – считает, что наступает век пушек…»

– «Я готов с ним встретиться. Но надеюсь…»

– «Конечно, знать он ничего не будет, пока вы не решите окончательно. Только не обращайте внимания на его рост. Он щуплый, но при этом необычайной силы. Саличетти рассказывал, что в военном училище он беспощадно лупил самых сильных сверстников, которые издевались над его смешным корсиканским акцентом».