Двор чудес - Кестер Грант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее голос холоден, как лед.
– Ты сидишь в этом экипаже, малышка, и думаешь, что в безопасности, потому что я рассказываю тебе всякие истории. Ты думаешь, что можешь доверять мне, потому что я в союзе с Мертвым бароном. Но сейчас я скажу тебе правду, а ты хорошенько запомни ее, потому что она будет твоим спасением: непозволительно быть такой уязвимой. – Она указывает на Этти. – В ней все твое сердце, и всякий, кто покушается на нее, ранит тебя. Ни одно чадо ни одной гильдии не может прожить долго с такой очевидной слабостью, выставленной напоказ. При Дворе чудес не бывает друзей, только союзники. Ты можешь подумать, что сегодня заработала ей свободу, но за ней могут прийти и другие, даже те, кого ты считаешь своими друзьями, те, кому, как тебе кажется, ты можешь доверять.
По спине пробегает холодок, потому что я не могу заплатить им цену хлеба. Как я смогу защитить Этти без этого? Если верить Кордей, любая безопасность, которую я для нее куплю, не продлится долго.
Изо всех сил сжимаю губы, чтобы они не дрожали.
Карета останавливается. Монпарнас выходит первым. Я расталкиваю Этти, и мы тоже вылезаем наружу.
На ночном холоде несколько Убийц собрались вокруг экипажа, следовавшего позади нас. За ним выстроилась вереница еще из дюжины экипажей, и на всех – гербы королевского рода.
– Что происходит? – спрашивает Этти.
Монпарнас жестом велит мне подойти, и я опасливо приближаюсь.
– Принц приказал, чтобы эти экипажи непременно нас сопровождали, – говорит он и указывает на открытую дверцу. Убийцы отступают, пропуская меня, и у меня нет иного выбора, кроме как заглянуть внутрь.
– Ой, Нина! – выдыхает Этти у меня за спиной.
Экипаж с пола до потолка набит хлебом. Смотрю на ряд карет позади нас и бегу к следующей; рывком открываю дверь. Она полна мешков с зерном, их тут десятки, и все туго набиты. В каждой следующей карете – та же картина.
* * *
Через два дня происходит собрание Двора чудес. Воздух разогрет ярким светом тысяч свечей, падающим на баронов за Высоким столом. Входит Кордей в сопровождении Убийц, нагруженных хлебом. Она занимает место среди баронов и приглашает меня выйти вперед. Мои глаза обращены к барону Каплану, который тоже не сводит с меня напряженного, стального взгляда. Я стараюсь не дрожать.
Убийцы кладут хлеб на стол перед баронами; они складывают его в кучу, пока на столе не вырастает гора, которая начинает даже сползать на пол. Двор не видел столько хлеба в одном месте уже много лет, а мешки с зерном гарантируют им, что ни одно чадо не ляжет спать голодным ни сегодня, ни в течение ближайших нескольких месяцев.
– Ну, говори, Кошечка, – произносит Кордей.
Делаю несколько шагов вперед, дрожа от макушки до пяток, и не знаю, на кого смотреть. Томасис, Феми, Орсо, Волк – все глядят на меня.
– Я отдаю этот хлеб за Этти, дочь Мертвого барона, – говорю я. – И уплатила все сполна, как подтверждено моими братьями, – добавляю, глядя на Кордей. – Во время голода не может быть более дорогой платы.
– Не может быть более дорогой платы, – в один голос повторяют бароны.
– Я заплатила такую цену для того, чтобы купить свободу своей сестре. Она – чадо гильдии Попрошаек. По Закону никто не должен ее трогать.
– Никто не должен ее трогать, – повторяют они.
Осмеливаюсь взглянуть на Тигра. До сих пор у Этти была защита только гильдии Попрошаек. Но сейчас все поклялись защищать ее. Вот что я купила благодаря экипажам, полным хлеба и зерна.
Я вижу, как где-то в тени Тенардье разворачивается, чтобы уйти, его лицо исказила гримаса, а изуродованная рука спрятана под пальто. Я лишила его руки и гордости и в очередной раз похитила у него Этти.
Томасис делает мне знак приблизиться, я подхожу к нему и низко кланяюсь.
– Монсеньор, – протягиваю ему небольшую табакерку. – Это принадлежит наследному принцу Франции.
Томасис смеется и обнимает меня за плечи, прижимая к себе так крепко, что становится трудно дышать.
В тепле его объятий я как нигде чувствую себя в безопасности. Даже почти могу забыть о том, что Томасис не решился восстать против Тигра, чтобы спасти Этти. Этот человек сделал для меня больше, чем Тенардье за всю свою жизнь. Он для меня – единственный истинный Отец.
– Даже не знаю, что мне больше по душе – табакерка или жестяная кружка, – говорит он, и его глаза весело сверкают. – Сначала Шатле, теперь дворец? Ты точно станешь одной из Чудесных Двора чудес. О тебе будут слагать песни после смерти. Ты станешь более знаменитой, чем Мэр и Господин!
Он хлопает меня по спине, чуть не вышибив из меня дух.
Я оглядываюсь по сторонам. Феми крутится поблизости. Перехватив мой взгляд, он подмигивает.
Этти полностью занята Гаврошем – кормит его хлебом из рук.
Когда я подхожу к ней, она многозначительно косится на Монпарнаса. Он стоит в тени совсем один. Она отлепляется от Гавроша, берет меня за руку и тянет к этому Убийце.
– Кошка, – говорит он мне. – Призрак, – добавляет он, глядя на Этти.
Этти подталкивает меня.
– Я кое-что добыла для вас во дворце, – говорю я.
– Зачем? – спрашивает он.
Я вспыхиваю.
– Чтобы поблагодарить вас за то, что предупредили нас… на балу…
– Она принесла вам подарок, потому что вы с ней друзья, – прерывает Этти мои неуклюжие объяснения.
Монпарнас смотрит на меня с приятным удивлением. Я роюсь в карманах, достаю кинжал с драгоценными камнями и протягиваю ему. Он смотрит на кинжал так, будто я предлагаю ему змею.
– Ну что же вы? Берите.
Монпарнас осторожно берет его и рассматривает, поворачивая из стороны в сторону, так что свет играет на рукояти.
– У чад Двора чудес нет друзей, – повторяет он слова Кордей. – Есть только союзники или враги. И больше ничего.
Затем он уходит, оставив Этти дуться на такую грубость. Но она не сдается и шепчет мне на ухо, что я все-таки очень ему нравлюсь.
На ходу он прячет кинжал в складках плаща, так что, может быть, в ее словах и есть доля истины.
Потом начинается веселье. Бароны встают. Мастера гильдий распределяют хлеб и отдают его членам Двора. Все едят. Некоторые совсем немного, приберегая остальное для детей или больных, которые остались дома.
Ко
