Дети света - Владимир Колотенко

- Послушай, - сказал я, - ты только послушай!..

И стал рассказывать ему сон, как я заказывал билеты, как ждал в аэропорту, как мы приземлились в Тегеране, была ясная ночь, и потом я добирался до Багдада на каком-то очень грозном военном грузовике. Всему этому можно не верить, можно над этим смеяться, но все было как наяву... Особенно ночное небо с огромными желтыми смеющимися глазами звезд. Таких звезд я давно не видел! Глаза Тины, подумалось мне! Я воочию видел вспышки разрывов, слышал вой снарядов и гул самолетов над головой, мне было жаль погибших детей, и меня возмущала надуманная история с оружием массового поражения Хусейна. Меня потрясла трагедия этой страны, трагедия Месопотамии и Вавилона, этой святой и священной земли...

Жора снова взял книгу и открыл на нужной странице.

- Здесь человек впервые, заложив основание Вавилонской башни, - не унимался я, - попытался приблизиться к Богу. И совершенно неважно, что Бог, передернув что-то там с языками, разделил людей. Это не имеет никакого значение, что бы теперь об этом не говорили, как бы не интерпретировали Его деяния. Важно другое: люди здесь приблизились к Богу.

Жора слушал, не отрывая глаз от Дюрренматта.

- И я отказался от поисков, - сказал я. - Мне стало ясно, что Тина не может быть ни в Багдаде, ни а Афганистане, ни в Чечне, ни в Украине... Её не может быть там, где гибнут сотни людей... Хотя, знаешь, если подумать, то как раз Тина...

- Да, дурацкая это затея, - сказал Жора, - нам следовало бы рассчитывать на собственные силы и не надеяться на каких-то там Ань, Юр или Тин, а обходиться теми, кто всегда под рукой. Ты, кстати, читал «Как грек ищет гречанку», - Жора поднял раскрытый томик Дюрренматта, - забавная штука, правда?

Жору очень забавляло и то, что я стал втолковывать ему идею о бессмысленности войны в Ираке.

- Нам в этом не разобраться, - сказал он.

- Варвары, дикари, - возмущался я, - мы ведь не только разрушаем святыни лона древней цивилизации, мы надругались над духом природы человека.

Жора только хмыкал и не говорил ни слова. Он по-прежнему делал вид, что читает. Я продолжал возмущаться, хотя по всему было видно, что он не поддержит вдруг возникший во мне порыв пацифизма. Он ждал, когда я вернусь в настоящее, его волновали другие события.

- Ты прав, - наконец произнес он, - мы разрушаем святыни, поэтому мы и должны завтра же ...

Теперь я не слышал его. Этот сон о чужой, казалось, далекой войне взволновал меня больше, чем поиски Тины. Я поражен был ночным, разорванным в клочья, небом Багдада, гулом и грохотом, трескотней пулеметов... И этой красной, огненно-красной, льющейся рекой, живой красной кровью... Я никогда не был в Багдаде, я никогда не видел так близко войны.

- Ты согласен? - спросил Жора.

Я кивнул: да.

- Что «да»?

- Нечего нам там делать.

- Ты не понял, - сказал он, ты меня не расслышал...

Жора подошёл ко мне вплотную, бережно взял своими большим крепкими руками моё лицо (как в тиски), и глядя мне в глаза, произнёс:

- Завтра же отправляйся в Багдад. Тебе ясно?

Я мигнул ресницами.

- Тем более, сказал Жора, - что ты только что оттуда... И почти прывык. Ты согласен?

Я мигнул ресницами ещё раз.

- Молодец, - заключил Жора, - и тиски его рук высвободили мое лицо.

- Стоп, - сказала Лена, - хватит нам войн. Ты Тину нашёл?

- А как же, - воскликнул я, - а тоооооо!..

- В Багдаде?

- Да, много раз, - говорю я, - нашёл... Таки Тину нашёл!.. Ты не поверишь!.. Много, много раз!..

Ведь она - как россыпи звёзд...

Глава 25

Я до сих пор не знаю, как расценивать факт клонирования Жорой Христа. Что это - вызов, отчаяние или твердая уверенность в себе? Жора, при его напускной вялости и нарочитом равнодушии ко всему, что вокруг него происходило, нередко готов был на поступок, поражающий своей новизной и значимостью. И его решительно невозможно остановить, если он вбил себе в голову достичь цели. Чем больше я размышляю о его поведении в тот решительный час, тем больше убеждаюсь в его правоте. Клонирование Христа - цель достойная, архиважная цель. Эта идея многие годы таилась в наших умах. Ведь из всех великих Он один Великий, единственно Великий. Он недоступно и непостижимо Велик! Поэтому-то Жора и взял в осаду эту идею. Она томила наши души, но никто из нас не осмеливался что-либо предложить по части ее осуществления. Клонировать Самого Иисуса? Но как?! Разве мы вправе, разве нам дозволено? Жора осмелился.

- Мы должны протиснуться через это Иисусово игольное ушко, - заявил он, - Ad augusta per angusta! (К высокому через узкое! лат).

Он отчаянно жаждал стать архитектором новой жизни.

- Обустроить жизнь, изменив мироустройство - вот достойная цель! Мы живем по законам плоти, страсти и, по сути, - по законам греха. А ведь время от времени законы нужно менять, не правда ли? И теперь сущность любого, так сказать, «человеческого» закона должна составлять никакая не политическая целесообразность, но би-о-ло-ги-чес-кая. То есть природная, если хочешь - божественная. Мы, как Буриданов осел, мечемся между двумя вопросами - «иметь» или «быть». А ведь главный вопрос жизни давно уже сформулирован: «To be or not to be?» («Быть или не быть?», - англ.). Сейчас крайне важно воцарить в миру справедливость! Еще в четвертом, кажется, веке твой любимый Блаженный Августин сказал, что государство без справедливости - это банда разбойников. А сейчас какой век на дворе?

Жора кивнул, мол, отвечай: какой? Я тоже кивнул, мол, знаю.

- То-то, - сказал он и продолжал, - и вот что я еще заметил: сейчас в мире какая-то дурная мода на посредственность! Чем ты дурнее, серее, площе, чем ты богаче и жирнее, тем больше ты привлекаешь к себе внимание. Так, правда, было всегда, но сегодня посредственность прям аж так и прёт, так и прёт... Как... Как ... Запрудила жизнь, заполонила... И не понимать этого, медлить...

Он воистину понимал: промедление сейчас смерти подобно! Он не терял ни желания, ни надежды и был твердо уверен в правоте своих действий! Это казалось ему достойным высшей славы. Каждый из нас мог бы это сделать, ведь в наших клеточных культурах поддерживалась культура клеток с геномом Иисуса. Когда мы с Юрой были в Иерусалиме, Жора, вероятно, уже принял решение.

- Мы не должны, - сказал Жора, - бинтовать себя различными предрассудками и условностями. Мы должны либо изменить себя, либо исчезнуть. История онемеет, если мы не наберемся мужества.

Мне вдруг показалось, что сама судьба в долгу перед Жорой. А иначе, зачем же она одарила его этой тягой к Небу? Он верил в судьбу и теперь ждал от нее преображения. А как же можно изменить себя, как не через Иисуса? Почему без согласия с нами? Мы бы его отговорили? Или препятствовали? Мы бы просто-напросто мешали. Думаю, что к этому выводу пришел и Жора.

- Знаешь, - как-то признался он мне, - я не знаю человека, которому от меня ничего бы не было нужно.

Я не помню, к чему он это сказал, но меня это возмутило.

- А я?!

Жора скупо улыбнулся, обнял меня, прижимая к груди, а затем, выпустив из объятий, сказал:

- Тебе же я нужен весь, целиком. Как наживка тунцу.

Он продолжал улыбаться, но глаза его были грустными. Это была не добрая, но и не злая улыбка, мне приходилось видеть ее, когда ему нездоровилось, или не все шло по намеченному плану, или просто рушилось... Втайне я полагал, что интуиция его не подведет, и мы достигнем-таки своей цели.

- Понимаешь, - сказал Жора, - пока что Иисус, увы - Единственно Совершенный Человек. Определенно: Единственный!.. Ecce Homo! (Вот Человек! - лат.).

- Не могут же все стать богами!

- Но каждый может встать и идти по Его Пути. Разве сегодня не ясно, что среда, то, что нас окружает убивает каждый геном, каждый ген. Начиная от какой-то там бледной спирохеты и заканчивая нами с тобой. Нас жгут, травят, топят в таком дерьме повседневности, что удивительно, как мы до сих пор еще живы. Люди сегодня живут так недолго, потому что мир, в котором они живут, агрессивен. Это враг всякой жизни. Жить просто вредно! Вот, где работает обратная связь! Чем агрессивнее окружающая среда, тем меньше у жизни шансов реализовать свой геном. Она, эта безжалостная среда, как корова языком, просто слизывает, точнее сжирает всю добродетельную феноменологию, оставляя в геноме только пороки, способные ей противиться, выживать - алчность, гнев, корысть...

Жора на секунду задумался, затем:

- И вот что еще важно понять: Земля - живая!.. Она как может, всеми своими силами противится деяниям этого ненасытного чудища - Человека производящего - Homo faber... И потребляющего... Жрущего-жрущего...

Ему совсем не нравился ни портрет этого человечества, ни его проект.

- И ведь нет выбора: ее единственные рычаги самооздоровления - молнии, пожары, землетрясения, вулканы, цунами, смерчи... Это нам только кажется, что все эти смертоносные вздохи бесчисленными жертвами устилают землю... Нет! Это так живая Земля сбрасывает со своих плеч непосильную ношу человеческих нагромождений, созданных для услады своей сытой и стареющей плоти, да! Жить надо проще, проще: «Naturae convenienter vive» (Живи согласно с природой, - лат.). И даже еще проще... А мы, жадные, все силы свои тратим на загребание... Поэтому и живем по короткому циклу: 60 - 70 лет. А могли бы...