Я, Потрошитель - Стивен Хантер

– Боже милосердный, – потрясенно прошептал я, – это же пистолет!

– Да, это он. И чертовски большой, как мне сказали.

Разглядев изогнутую деревянную рукоятку, я взялся за нее, частично вытащил пистолет из чехла и увидел, что у него два ствола и два курка. В длину он имел всего около фута, поэтому впечатление от него было противоречивое. Та часть, которую я вытащил, напоминала винтовку, точнее, охотничье ружье, поскольку имело петлю и запор, его можно было разломить, чтобы вставить патроны; однако приклад отсутствовал, была только толстая изогнутая деревянная рукоятка. И стволы также были короткими, что еще больше отдаляло это оружие от категории винтовки или ружья.

– Как… поживаете? – весело спросил профессор.

– Э… я не…

– Это «хауда»[53], – объяснил Дэйр. – Как оказалось, у меня был дядюшка, потративший всю свою жизнь и все свое состояние на то, чтобы увешать гостиную своего особняка головами. Если хотите знать мое мнение, совершенно бесполезное занятие, если только речь не идет о человеческих головах, однако таковых, увы, в дядюшкиной коллекции не было ни одной. Он окончил свои дни, возможно, под копытами антилопы-гну, и пистолет перешел к моему отцу, ну а после его смерти достался мне вместе с прочим хламом, имеющим сомнительную ценность. Много лет он валялся у меня на чердаке.

– Это охотничий пистолет?

– В определенном смысле. Вот только пользуются им не тогда, когда охотник охотится на зверя, а тогда, когда зверь охотится на охотника.

Я ничего не сказал, не понимая, что Дэйр имеет в виду.

– В Индии на тигра охотятся из корзины, закрепленной у слона на спине. Сахибу не нужно продираться сквозь густые, опасные джунгли, чтобы приблизиться к добыче. Он путешествует с удобством, как и подобает радже. Но тигр умен. Иногда, понимая, что на него охотятся, он забирается на дерево, прячется среди ветвей и ждет, когда подойдет слон. Тигр совсем не глуп. Он знает, что слон ему не враг. Он знает, кто его враг, поэтому спрыгивает сверху в корзину и готовится приступить к обеду. В такой тесной обстановке управиться с громоздким ружьем неудобно. Сахиб достает из кобуры свой пистолет «хауда», взводит оба курка, и в тот момент, когда тигр бросается на него, выпускает ему в глотку две огромные пули. Сахиб остается в живых и вечером вместе со своей мемсахиб наслаждается мясом под манговым соусом и рассказывает ей о своем подвиге.

– То есть это оружие, к которому прибегает припертый к стенке, – сказал я, наконец разглядев сквозь иронию общую концепцию.

– Совершенно верно. Совсем неплохо иметь при себе такую штуковину, если мы по воле случая наткнемся на Джека, а тот вздумает дать нам отпор. Сомневаюсь, что мы, какими бы блистательными ни были, сможем уговорить его бросить нож, так что останется только взвести курки и стрелять. Калибр – что-то под названием «5-7-7 Кинох», что бы это ни означало, но размеры пистолета определенно отговорят Джека от дальнейшего сопротивления.

– Он заряжен?

– Половина веса приходится на боеприпасы, друг мой.

– Не знаю, смогу ли я выстрелить в человека, – пробормотал я.

– Нож у него в руке и усмешка на лице убедят вас в противном. К тому же гораздо лучше, если пистолет у вас будет и вы им не воспользуетесь, чем наоборот.

Собрав портупею, я определил, что ее нужно надеть на одно плечо, чтобы кобура болталась под другим. Совершив это, предварительно сняв пиджак и макинтош, я обнаружил, что кобура удобно устроилась на мне, хотя вес ее приходился не на какую-либо часть моего тела, а на скамью.

После чего мы стали ждать. Мы устроились в небольшой рощице посреди площади, рядом с памятником какому-то Хокстону, кто бы это ни был, черт возьми; полицейский мог увидеть нас только в том случае, если бы прошел на площадь, но профессор Дэйр заверил меня в том, что такого никогда не случается.

– Богатые, – объяснил он, – не нуждаются в дополнительной охране. Они и так в полной безопасности за несокрушимыми стенами своего морального превосходства.

Мы сидели на скамье, время шло, тучи сгустились, и сквозь них уже не пробивался тусклый свет полумесяца; ветер усилился, хотя, быть может, я просто замерз, сидя без движения на холодном камне скамьи. Время от времени проезжали наемные экипажи, изредка проходила кучка людей, как правило, громкоголосых и шатающихся от выпивки, однако на площадь никто не выходил, и в доме все оставалось тихо.

Наконец, когда мое терпение было уже на исходе, я достал из кармана часы и увидел, что времени уже далеко за час ночи. Мы просидели больше двух часов.

– Мне начинает казаться, что сегодня ничего не произойдет, – сказал я.

– Согласен. Отсюда, по крайней мере, час пешком до чрева Уайтчепела, то есть он начнет действовать не раньше двух. Ему нужно еще будет найти «птичку», взять ее, отвести в укромное место, выпотрошить и вернуться назад. Обширная повестка дня, чтобы успеть управиться до… так, а это еще что?

И действительно, это еще что?

Из дома майора появилась фигура, определенно мужчина, хорошо подготовившийся к холоду и надвигающемуся дождю. Он быстро перешел на противоположную сторону улицы, где газовых фонарей было меньше, и решительно зашагал в направлении Уайтчепела.

– О Боже, сэр, это он! – прошептал профессор. – За прошедшую неделю я уже неоднократно наблюдал издалека за этой походкой. Наш человек ходит быстро, никакого изящества, никакой размеренности, одна только жажда двигаться вперед. Это он, тут нет никаких сомнений.

– Давайте…

– Нет, – остановил меня Дэйр. – Он повернет за угол, но только после того, как оглядится по сторонам. Военная выучка. Мы сидим неподвижно до тех пор, пока он не повернет, и только после этого трогаемся за ним.

Мы следили за удаляющимся человеком, и на углу, как и предсказал профессор, он остановился и внимательно осмотрелся вокруг. Поскольку этот счастливый уголок Лондона был совершенно пустынным, два таких странных типа, как мы с профессором, бросились бы в глаза, если б находились в движении. Но сейчас даже на таком расстоянии было видно, что взгляд майора ничего не заметил в зарослях посреди площади и вообще где бы то ни было, и через мгновение он скрылся из виду. Только тогда мы пришли в движение.

Мы поднялись со скамьи – ух, внезапно приняв на плечо всю тяжесть «хауды», я осознал, какая же тяжелая эта чертова штуковина! – и поспешили следом за лисицей. Торопясь, мы достигли угла, где только что стоял майор, прежде чем он дошел до следующего, и снова его увидели.

Профессор достал театральный бинокль, посмотрел в него и подтвердил, что майор отбросил всякую осторожность и прямо-таки несется вперед. Целью его предположительно была Кингсленд-роуд, которая вела к Коммершл и дальше в самое нутро уайтчепелской торговли плотью.

– Отлично! – сказал Дэйр. – Направляемся прямиком на Кингсленд. Пуллем идет напрямик, чтобы сберечь время. Мы же на Кингсленд поймаем кэб и поедем на Уайтчепел, ища его. Если мы его увидим, то проедем мимо и выйдем впереди него на обе стороны улицы, и тот, кто пойдет по противоположной стороне, будет подавать знаки второму, который не будет оборачиваться.

– Вам уже приходилось проделывать такое раньше?

– Едва ли. Если у вас есть какие-либо другие предложения, я вас слушаю.

– Я в этом деле новичок.

– Тогда в путь!

Мы пошли напрямик и через три квартала вышли на Кингсленд. Проклятое невезение – ни одного кэба, движение по улице редкое, тротуары пустынные, поскольку сюда шлюхи не захаживали. Мы устремились вперед, прекрасно сознавая, что наша вертикаль по сравнению с диагональю майора уже обеспечила нам отставание по меньшей мере в шесть кварталов. Мы последними словами прокляли свое невезение, и наши проклятия возымели свое действие.

Кэб появился из ниоткуда, и извозчик заявил, что работа у него уже закончилась, но я пообещал щедро заплатить, и тогда он согласился. Мы забрались в экипаж, и он помчался вперед. Для меня явилось огромным облегчением снять с плеча вес «хауды», к тому же с силой колотившей меня по бедру, где наверняка уже образовался здоровенный синяк. Также большим облегчением явилась возможность наполнить легкие кислородом, облизать пересохшие губы и втягивать воздух в свое удовольствие, а не судорожными глотками.

Мы погромыхали вперед – цок-цок-цок, – внимательно смотря по сторонам. Предположив, что майор будет идти справа, я уступил это место профессору, а сам занялся изучением прохожих, идущих по левой стороне улицы. После того как Кингсленд, согласно лондонскому обычаю, который выводит из себя и сбивает с толку, перешла в Шордич, прохожих стало заметно больше, а затем еще больше, когда Шордич повернула направо, сливаясь с Коммершл, и превратилась в широкую, хорошо освещенную и довольно оживленную, несмотря на поздний час, улицу. Нашему кэбу приходилось лавировать между подводами, развозящими товары все двадцать четыре часа в сутки, в то время как прохожие петляли среди закрытых по большей части торговых ларьков. Газовое освещение выполняло свою работу, кафе, пивные и редкие магазины также отбрасывали свет, однако в целом складывалось несколько безумное впечатление камеры-обскуры, создающей эмоции, но не конкретные образы. Все это походило на беспорядочное столпотворение, сумасшедший карнавал плоти, усугублявшийся напряжением, которое я испытывал, а также страхом что-нибудь пропустить, вследствие чего на моих руках будет кровь следующей жертвы…