Наука любви и измены - Робин Данбар

То же самое мы видим на примере позднесредневековой Португалии. Как мы уже говорили в шестой главе, отказ земельной аристократии от дробления наследства и переход к майорату привели к переизбытку обездоленных, но налитых тестостероном младших сыновей, которым не светила женитьба. Они сделались такой помехой для общества, что к решению проблемы пришлось подключиться королю. Результатом, как сегодня доказано, явилась эпоха Великих географических открытий, начало которой положили португальцы. А некоторые историки в развитие этой концепции предположили, что и крестовые походы были не чем иным, как совместным проектом церкви и государства для снятия аналогичной напряженности, возникшей в других частях Европы несколькими веками раньше[25].

То, что женщине, как и всякой самке, насущно необходима «крыша», доказывает ряд современных примеров. Так, у народа аче в восточном Парагвае мужчина, занявший место «супруга» женщины после смерти или исчезновения последнего, часто убивает детей от прежнего союза – на том вполне понятном основании, что не желает обременять себя воспитанием чужого потомства. Дети каждого мужчины находятся в безопасности лишь до тех пор, пока жив отец, способный их защитить. Второй пример почерпнут у этнографов, исследовавших туризм. Оказывается, одиноким молодым туристкам часто выгодно вступить в связь с одним мужчиной из сугубо практичных соображений, то есть предложить секс в обмен на защиту от нежелательных приставаний других мужчин. Одинокие женщины, оказавшиеся вдали от родни и привычного социального круга, становятся легкой добычей насильников – особенно в странах, где секс является малодоступным «товаром» для мающихся переизбытком тестостерона молодых мужчин. Марго Уилсон и Сьюзан Месник проанализировали национальную выборку, охватившую свыше 12 тысяч канадок. Выяснилось, что незамужние или не связанные постоянными отношениями женщины в течение предыдущих 12 месяцев подвергались сексуальным домогательствам в 2,5–5 раз чаще, чем имеющие партнера. Такие цифры были получены с учетом поправок на возраст, уровень доходов, образ жизни и склонность к риску. Наибольший разрыв в показателях наблюдался у женщин в возрастной категории от 35 до 54 лет. Когда венские этологи изучали модели человеческого ухаживания в клубах и танцевальных залах, то исследовательницам приходилось появляться там в сопровождении мужчин-коллег; в противном случае они не могли заниматься сбором данных из-за бесконечных приставаний.

Если примеры, приведенные в предыдущем разделе, служат достаточно убедительными доводами в пользу гипотезы «крыши», то остается вопрос: являются ли брачные отношения равно взаимовыгодными или одна сторона выигрывает больше? Вспомните: в первом разделе этой главы я перечислял четыре возможных основания для брачных отношений и отмечал, что варианты отличаются как раз тем, какой пол больше выигрывает от создания моногамной пары. Охрана партнера предполагает, что больше упреждающей «романтической» активности проявляет самец; гипотеза «крыши» – напротив, что в крепких узах больше заинтересована самка. Что касается защиты от хищников и заботы о потомстве, то тут создание постоянной пары одинаково выгодно обоим полам. К какой же модели относятся парные отношения у человека?

Традиционно брачные связи людей рассматривались как взаимовыгодные: ведь оба партнера участвуют в воспитании детей и испытывают романтические чувства. Однако это вовсе не очевидно. Хотя данной стороне человеческих взаимоотношений посвящено на удивление мало исследований, «народная психология» всегда отмечала, что, во-первых, именно женщины решают, каким отношениям развиваться, а каким – нет, а во-вторых, женщины обычно вкладывают больше усилий, чем мужчины, в завязывание и поддержание этих отношений. Недавние работы в области психологии привязанностей указывают на то, что мужчины – в особенности молодые – более предрасположены к «избегающе-отвергающему» типу привязанности, чем женщины. Такие люди обычно соглашаются с утверждениями типа «Мне хорошо и без близких эмоциональных отношений», «Мне очень важно чувствовать свою независимость и самодостаточность» и «Я предпочитаю не зависеть от других и не люблю, когда другие зависят от меня». Неудивительно, что они меньше ищут прочного союза с партнершей и испытывают меньшую потребность в близких отношениях. Это не является уникальной особенностью европейской культуры: бо́льшую предрасположенность мужчин к «избегающе-отвергающему» типу отношений по сравнению с женщинами отражает обширная выборка по разным странам, охватившая 62 различных культурных региона. Хотя уровень отвержения в разных культурах существенно различается, исследование показало, что культурные особенности (например, наличие равноправия полов или гендерных стереотипов) почти не сказываются на проценте «отвергающего» подхода как внутри одного пола, так и между полами. Напротив, большинство межкультурных различий, похоже, вызвано изменением в уровне женского отвержения, что в свою очередь определяется внешними факторами. В странах с высоким уровнем смертности, рождаемости и заболеваемости СПИДом женщины (и в некоторой степени мужчины) более склонны к «избегающе-отвергающему» типу отношений с противоположным полом, и различие между подходами полов соответственно оказывается меньшим. Складывается впечатление, что женщины проявляют больше разборчивости и корректируют свое поведение в зависимости от обстоятельств: чем равнодушнее мужчина, тем дальше отодвигает женщина свои защитные рубежи.

То, что женщины более разборчивы при установлении близких отношений (см. главу четвертую) и глубже мужчин переживают эмоциональное отторжение (см. главу седьмую), по-видимому, тоже подтверждает: они больше заинтересованы в брачных отношениях. В свете этого напрашивается неизбежный вывод: у людей брачные отношения возникли для того, чтобы решить проблему мужского домогательства и снизить риск детоубийства. Вероятно, это произошло в обстоятельствах повышенной концентрации мужчин на небольшой территории, и женщине поневоле пришлось прибегнуть к конкретному мужчине как к «крыше». Именно так, похоже, все сложилось у горилл: у них образуются однонаправленные отношения (самка прибивается к самцу) и звездообразный тип общественных связей (самки гарема никак или почти никак не взаимодействуют). Однако в результате складывается среда, где самцы при благоприятных обстоятельствах могут проявить себя заботливыми родителями или как-то иначе поспособствовать выращиванию молодняка.

Так, мне удалось доказать, что у мармозеток и тамаринов брачные отношения скорее всего возникли еще до появления отцовской заботы. В данном случае отец стал заботливым, по-видимому, потому, что именно самка подняла ставки в игре, сократив продолжительность репродуктивного цикла (промежуток между родами) и начав приносить сразу двойню. Обычно приматы рожают по одному детенышу в год, что делает беспорядочное спаривание выгодной стратегией для самцов: как мы уже говорили, большинство из них способны защищать территорию, позволяющую прокормиться на ней пяти самкам. Но обретя способность производить сразу по два детеныша и сократив интервал между родами до полугода, самки мармозеток и тамаринов так сильно перетасовали колоду, что самец просто утратил стимул уходить «налево». Он и так может оставить обильное потомство, даже если не будет спариваться ни с кем, кроме своей постоянной подруги.

На самом деле у людей с мармозетками и тамаринами немало общего. Женщинам тоже удалось существенно сократить интервал между возможными родами: в обществах, где нет ограничений рождаемости, этот интервал составляет три с половиной года – по сравнению с пятью-шестью годами у крупных обезьян. Если вдуматься, то с учетом размеров нашего мозга этот интервал у человека должен был бы приближаться к семи-восьми годам: почувствуйте разницу! Иными словами, мы, подобно мармозеткам и тамаринам, вдвое сократили интервал между родами. У людей неочевиден период овуляции, так что у мужчины имеется стимул спариваться в продолжение всего менструального цикла; то же самое наблюдается у мармозеток и тамаринов (в отличие от остальных обезьян). А еще нас с ними объединяет известная гибкость брачной системы: и у людей, и у игрунковых самцы склонны сбегать и заводить новые отношения на стороне, а моногамия в некоторых обстоятельствах способна превращаться в полигамию или даже в полиандрию.

То, что у горилл все сложилось иначе, скорее всего объясняется очень крупным размером самцов. Поскольку самцы внутри популяции значительно различаются между собой физической силой, а силачи особенно ценятся в качестве телохранителей, самки предпочитают скорее прибиться к наиболее крупным самцам, чем распределяться по группе более равномерно (тогда кому-то неизбежно достались бы слабаки, а это проигрыш во всех отношениях). Мы снова наблюдаем один из вариантов порогов полигамии – в данном случае это переломная точка на шкале относительного размера самцов, начиная с которой гораздо выгоднее сделаться второй, третьей или даже четвертой самкой при крупном самце, чем единственной подругой мелкого и щуплого. У наших предков никогда не было столь выраженного полового диморфизма, как у горилл и орангутанов, и, видимо, поэтому преимущества полноценной полигамии так никогда и не реализовались – во всяком случае, до тех пор пока не получило заметного развития сельское хозяйство, когда у мужчин наконец появилось нечто очень привлекательное в глазах женщин, а именно – земля. Похоже, что именно тогда, примерно десять тысяч лет назад, брачные отношения людей стали более односторонними, но мы до сих пор толком не приспособились к подобной структуре. Наверное, по этой причине полигамные домохозяйства в современных обществах обычно представляют собой несколько разных домохозяйств под одной крышей. В классической полигамной системе, преобладающей в Африке, на участке мужа у каждой жены имеется отдельная хижина, где она готовит, ест, спит и воспитывает детей. Муж посещает каждую из жен, ест и спит у нее согласно строгому графику (если бы он вдруг начал выказывать предпочтение одной из жен, у остальных это вызвало бы неосознанную тревогу). Только при сестринской полигинии (то есть когда все жены приходятся друг другу сестрами) гарем живет в буквальном смысле под одной крышей. Совместное проживание практикуется в 81 % обществ, где распространена сестринская полигиния, но лишь в 32 % обществ, в которых жены не связаны родством. Похоже, сестры попросту лучше ладят между собой. И действительно, у мормонов, по сей день практикующих многоженство, сестры, состоящие в браке с одним мужчиной, ссорятся реже, чем жены, не являющиеся родственницами.