Девять врат. Таинства хасидов - Иржи Лангер

А посему в интересах вечного блага наших ближних нам должно обращаться с ними как можно грубее и ни к кому не проявлять слишком большую нежность и вежливость. Напротив, чем человек грубее, тем большей похвалы он достоин.

Пожалуй, против этой логики ничего нельзя возразить. Даже с точки зрения тонкой этики любавичских хабадников[42], а уж о нас, о белзских хнёках, и говорить не приходится. Но есть тысячи иных причин, которые могут по праву возбуждать всеобщее негодование. Достаточно упомянуть, что в Коцке на Пейсах крошат мацу в кофе или в суп, чего не делают никакие другие хасиды, даже самый последний, никудышный из них. Или, к примеру, милые кнедлички Бааль-Шема из толченой мацы, которые мы, все остальные хасиды, обычно едим только на восьмой, последний, день праздника, коцкие хасиды едят с первого же праздничного вечера. Поэтому белзские хасиды совершенно справедливо сочинили про них фразу, ставшую крылатой: Они думают о кнедличках, а не о свободе и спасении в святой беседе…

Рассказывают, что однажды коцкие хасиды решили, что все три дня не будут надевать молитвенные ремешки. Якобы для того, чтобы видеть, какие последствия может это возыметь на ход мировых событий. Мне не известно, чем кончился этот опыт и какие он имел последствия. Однако сомневаюсь и боюсь, что такое кощунственное искушение Господа Бога вообще допустимо. Но кто знает?! Злые языки даже утверждают, что якобы коцкие хасиды ели мясо гусей, насильно откормленных еловыми шишками или кукурузой. Но это, скорее всего, пустая болтовня! Хороши были бы эти хасиды!

Чтобы хоть немного разобраться в этой толчее коцчан, нужно по-быстрому повторить генеалогию коцких святых. Мы уже знаем, что наш святой ребе реб Шмелке из Микулова имел ученика по имени реб Мойше-Йиде-Лейб из Сасова. Ну а учеником святого рабби Мойше-Лейба был Святой Иудеянин. Святой Иудеянин, который нередко наезжал к святому Провидцу Люблинскому и к святому Проповеднику Козницкому, в свою очередь имел ученика по имени реб Буним. Реб Симха-Буним из Пшисхи. Его учеником был ребе реб Менделе из Томашова, который позже стал коцким рабби, и, наконец, учеником реб Менделе был реб Иче-Майр, известный под именем Рима Мудрого, ставшего славным рабби из Геры. Этого нам пока достаточно.

О святом ребе реб Шмелке я вам в свое время рассказывал. Теперь расскажу вам и о его ученике, святом рабби Мойше-Йиде-Лейбе из Сасова — да хранит нас Свет его заслуг. Напомню вам: это тот самый, который когда-то со святым ребе реб Шмелке в квашне переплывал Дунай. Мойше-Лейб был веселый парень. А веселый парень и товарищей любит веселых. Когда ему не надо было учиться, он играл с ними и проказничал. Отец смотрел на это без восторга, но помалкивал. Однако отцу было уже не до шуток, когда Мойше-Лейбичек заявил однажды, что новый путь к Господу Богу, какой тогда из края в край Польши проповедовали хасиды, ему вполне по душе. А уж когда в один прекрасный день сынок внезапно собрался и ушел из дому, отцу и вовсе стало не по себе. Причем сынок пошел не в какую-нибудь высшую талмудистическую школу или в иешиву в Вильне или во Львове, что в конце концов порадовало бы отца, а в Микулов. Это было ужасно! Именно в Микулов, к святому ребе реб Шмелке. Дома отец бранился на чем свет стоит. Да что толку! Сперва он было решил, что сына уже знать никогда не захочет. Позор-то какой! Сын изрядного талмудиста подался к глупым хасидам! Но потом сказал: «Однако это мой ребенок. Когда возвратится, проучу его как следует!» Сказал и пошел купить розги. На следующий день их выбросил. Почему? Да потому, чтобы купить другие, более колючие. Делал он так изо дня в день, все то время, пока его сын учился в Микулове служить Господу Богу. Маленькие зеленые вербные веточки, листики которых мы сшибаем об пол молельни в праздник Гошана раба, мы не разглядываем с таким наслаждением, с каким дорогой отец каждый день смотрел на новые розги. «Погоди, я задам тебе перцу!» — говорил он про себя, успокаивая душу. Но так и не задал ему ничего. Ибо, когда наконец сын воротился, это был уже не какой-то там Мойше-Лейб! Это был уже святой рабби Мойше-Лейб — и он принадлежал не только ему, отцу, а нам всем, всему Израилю.

И не только Израилю принадлежит святой рабби Мойше-Лейб из Сасова — он принадлежит всему миру. В одну прекрасную ночь сидит Мойше-Лейб дома и изучает Талмуд. Господу Богу служит! А когда святой служит Господу Богу, весь мир смотрит на него и всякая тварь слушает его в немой преданности. Но вдруг покой Мойше-Лейба был нарушен стуком в окно. Да таким сильным, что стекло чудом осталось целым. Конечно, это не иначе как гой. Еврей так бы не грохал. Святой рабби Мойше-Лейб выглянул в окно и — о Боже! — точно, гой, да к тому же пьяный! Вот именно — пьяный мужик! Вы, конечно, знаете, на что такой мужик способен?! А этот пьяный просит о ночлеге! Услышал реб Мойше-Лейб, что пьяный просится переночевать, и испугался. Чуть было не рассердился: какой нахал этот гой, как он смеет мешать ему, Мойше-Лейбу, служить Господу Богу! Но святой рабби Мойше-Лейб вдруг одумался и не рассердился, не позволил вспыхнуть своему праведному гневу! А что сделал святой рабби Мойше-Лейб? Он встал, подошел к двери, открыл, расстелил свою постель и уложил в нее пьяного мужика. Ибо святой рабби Мойше-Лейб так сказал сердцу своему: «Когда даже сам Господь Бог такому пьянице служит, заботится о нем и миру, Им созданному, позволяет удовлетворять его низкие желания, то и ты, Мойше-Лейб из Сасова, смиреннейший служитель Господа своего, не отнесешься к нему иначе, чем Всевышний».

Нет, святой рабби Мойше-Лейб не мог сердиться на них, гоев несчастных. Несчастных, ибо не дано им было вкусить ни благодатного исполнения заветов Божьих, ни радости изучения Талмуда, который утешает душу нашу и после смерти. Нет, не мог он сердиться на них. Разве всяк день мы не молимся за их просвещенность? Разве в колодец, из которого нам однажды довелось напиться, мы посмеем бросить камень и отплатить ему неблагодарностью? Да и всех людей, которые нас чему-либо полезному обучили, мы должны почитать как истинных учителей своих, а то и как самого Всевышнего. А святой рабби Мойше-Лейб учился у гоев вовсе не каким-нибудь пустякам. Разве не они научили его, как исполнять самую главную и самую возвышенную заповедь? Заповедь «Люби ближнего твоего, как самого себя!», о которой Талмуд говорит, что это вообще сущность и основа всего Закона Божьего? Именно такой мужик, как этот, что нарушил его благочестивые молитвы, однажды много лет тому назад указал ему, как надо любить ближнего. А случилось это так: реб Мойше-Лейба по дороге как-то раз застиг проливной дождь. Ливень был таким сильным, что святому рабби Мойше-Лейбу пришлось укрыться в корчме. Но в той милой корчме за столом сидели два мужика. Разумеется, оба были пьяные. Вдруг, ни с того ни с сего, один обвил рукой другого, как водится у выпивох, и воскликнул: «Брат, как я люблю тебя!» Но в ту минуту со вторым приключилась пренеприятная история: играя за столом с ножиком, он нечаянно поранил себе палец. Первый мужик даже не заметил этого.

«Как ты можешь любить меня, — воскликнул раненный мужик, — как ты можешь любить меня, если ты даже не заметил, что я в кровь поранил себе палец?»

И, услыхав это, наш святой рабби Мойше-Лейб поблагодарил Господа, что Он привел его в эту корчму, и сказал: «О, Всевышний, теперь я знаю, как мы должны любить своих ближних: если у них что-нибудь болит, их боль мы должны чувствовать так, будто болит наше собственное тело».

С тех пор святой рабби Мойше-Лейб всегда поступал согласно этому принципу. В любви к ближнему мало кто мог с ним сравниться.

Теперь я хочу вам рассказать одну интересную историю, а вы за это позволите мне немного порассуждать.

Итак, послушайте!

Давайте пользоваться нашим земным уделом в радости и веселье. Этот урок мудрости преподносит нам Талмуд: «Ешь и пей, и поспеши с этим! Ибо мир, с которым мы вскоре простимся, похож на свадебное шествие! Оно так быстро проходит мимо нас. А потому пусть каждый ухватит то, что можно!»

Это вовсе не значит, что мы должны думать только о себе. Это не значит, что мы должны съесть и выпить все, что есть у нас, ничего не предлагая и не оставляя другим. Десятую долю заработка мы обязаны давать на добрые дела. Так нам заповедует Священное Писание. Если ты даешь больше, чем обязан дать, ты заслуживаешь похвалы. Пятую долю твоих доходов твоя благотворительность, однако, не должна превышать. Это уж не благодеяние, а расточительство. И это говорит Талмуд.

Сумма, которую мы можем дать нищим, к сожалению, ограничена. Но не ограничена благотворительность, которую дано нам претворять в делах наших.

«Есть вещи, чья мера безгранична. Есть вещи, которые могут представлять интерес в этом мире, но их вечный капитал лежит в мире будущем: ухаживать за больными, погребать мертвых, утешать скорбящих, улаживать раздоры, поддерживать радости влюбленных, набожно молиться. Но нет ничего выше чтения хорошей книги». Так, почти слово в слово, написано в святом Талмуде.