История жизни, история души. Том 1 - Ариадна Эфрон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ваша Аля
' Речь идет об аресте О.В. Ивинской.
2 По всей вероятности, статья Б. Горбатова «О советской сатире и юморе» (Новый мир. 1949. № 10).
Б.Л. Пастернаку
31 января 1950
Дорогой мой Борис, это не письмо, а только записочка, через пень-колоду возникающая в окружающей меня суете и сутолоке. Я получила всё посланное тобой1, и за всё огромное тебе спасибо. Стихи твои опять, в который раз, потрясли всю душу, сломали все её костыли и подпорки, встряхнули её за шиворот, поставили на ноги и велели -живи! Живи во весь рост, во все глаза, во все уши, не щурься, не жмурься, не присаживайся отдохнуть, не отставай от своей судьбы! Безумно, бесконечно, с детских лет люблю и до последнего издыхания любить буду твои стихи, со всей страстью любви первой, со всей страстью любви последней, со всеми страстями всех любвей от и до. Помимо того, что они потрясают, всегда, силой и точностью определения неописуемого и невыразимого, неосязаемого, всего того, что заставляет страдать и радоваться не только из-за и не только хлебу насущному, они являлись, всегда, и всегда являться будут критерием совести поэтической и совести человеческой. Я тебе напишу о них, когда немного приду в себя - от них же.
На твоё письмо я немного рассердилась. Не нужно, дорогой мой Борис, ни обнадеживать, ни хвалить меня, ни, главное, приписывать мне свои же качества и достоинства. Этим же, кстати и некстати, страдала мама, от необычайной одарённости своей одарявшая собой же, своим же талантом, окружающих. Часть её дружб и большинство её романов являлись по сути дела повторением романа Христа со смоковницей (таким чудесным у тебя!). Кончалось это всегда одинаково: «О как ты обидна и недаровита!»2 — восклицала мама по адресу
/v-J
очередной смоковницы и шла дальше, до следующей смоковницы. От них же первый, или первая, есмь аз. Больше же всего я рассердилась на то, что, мол, я могу подумать о начале какого-то романа или о чём-то в этом роде. Господи, роман продолжается уже свыше 25 лет, а ты до сих пор не заметил, да ещё пытаешься о чём-то предупреждать или что-то предупреждать. Я выросла среди твоих стихов и портретов, среди твоих писем, издали похожих на партитуры, среди вашей переписки с мамой, среди вас обоих, вечноблизких и вечно разлучённых, и ты давным-давно вошёл в мою плоть и кровь. Раньше тебя я помню и люблю только маму. Вы оба — самые мои любимые люди и поэты, вы оба — моя честь, со-
s' // JUS'С Jazujt ■
Дарственная надпись Б.Л. Пастернака на его книге «Избранные стихи и поэмы» (М., 1945), посланной им А. Эфрон в Tvdvxohck
весть и гордость. Что касается романа, то он был, есть и будет, со встречами не чаше, чем раз в десять лет, на расстоянии не меньшем, чем в несколько тысяч километров, с письмами не чаше, чем Бог тебе на душу положит. А то, м. б., и без встреч и без писем, с одним только расстоянием.
Дорогой Борис, всё, что ты мог бы рассказать мне о своей печали, я знаю сама, поверь мне. Я её знаю наизусть, пустые ночи, раздражающие дни, все близкие - чужие, страшная боль в сердце от своего и того страдания. И почему-то на лице вся кожа точно стянута, как после ожога. Дни ещё кое-как, а ночью всё та же рука вновь и вновь выдирает все внутренности, все entrailles57, что Прометей с его печенью и что его орёл! А если заснёшь, то просыпаешься с памятью, уже нацеленной на тебя, ещё острее отточенной твоим сном. Как четко и как страшно думается и вспоминается ночью... Мой бесконечно родной, прости мне моё косноязычие, моё ужасное смоковничье неумение выразить то, что чувствую, думаю, знаю. Но ты, который понимаешь язык ветра, дождя, травы, конечно, поймёшь и меня, несложную.
Целую тебя и желаю тебе.
Твоя Аля
1 В письме А.С. от 19.1.50 г. Б. Пастернак писал: «Посылаю тебе немного денег и 2-3 книжки». В собрании Л.М. Турчинского сохранилась посланная Б.Л. в Туруханск книга «Избранные стихи и поэмы» (М., 1945) с его автографом: «Дорогой моей Але, с благословением, с заклятием, как талисман, верю в тебя и целую. Б.П. 16 янв. 1950 г. Москва»
2 Из стих. Б. Пастернака «Чудо».
Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич
7 февраля 1950
Дорогие Лиля и Зина! Спасибо большое, большое за чудесные краски, которые дошли в целости и сохранности. Я получила всего три конверта с красками - 2 пакета красной, 1 зелёной, 1 васильковой, 1 жёлтой. Теперь я смогу хоть какие-то яркие пятна бросить на декорации (попытку декораций!) «Мнимого больного». Потом напишу вам поподробнее, как «оно» будет получаться. Очень хочется сделать эту вещь поярче, понарядней, ибо всю, всю зиму все наши постановки идут в очень безрадостном декоративном и реквизитном окружении. А я без красок почти как без рук, да и собственным глазам надоела эта бесцветность, как иногда надоедает пресная и однообразная пища, и хочется чего-то острого или просто вкусного.
Ещё и ещё раз спасибо за краски!
Лиленька, у нас день понемногу прибавляется, солнышко на несколько часов показывается на небе, а то его вовсе и видно не было. И сразу на душе делается немного легче — как эта долгая, безнадёжная темнота, это существование с утра и до ночи при керосиновой подслеповатой лампе действует на эту самую душу.
А главное - сегодня впервые за все зимние месяцы я услышала, как, радуясь ещё не греющим, но уже ярким солнечным лучам, зачирикала на крыше какая-то пичужка. Ведь зимой тут совсем нет птиц, ни галок, ни ворон, ни единого воробушка. Как-то поздней осенью я, правда, видела стайку воробьёв, совсем непохожих на наших — белых, только крылышки немного рябенькие, а с тех пор ни одной птицы. А сегодня вдруг защебетала какая-то одна, и сразу стало ясно, что весна несомненно будет. Хоть ещё очень, очень нескоро, ведь навигация у нас откроется только в июне!
Сейчас у меня много работы в связи с предвыборной кампанией, всё пишу лозунги, оформляю всякую всячину и очень этой работе рада. Ведь здесь предвыборная кампания совсем не то, что там у вас в Москве! Здешние агитаторы добираются до избирателей района на лыжах, на собаках, на оленях, проделывают походы в несколько сот километров при 45-50° мороза. Избиратели нашего, да и не одного
нашего, а и более отдалённых районов живут не только в домиках и избушках, как здесь, в самом Туруханске. Многие ещё живут в чумах, учатся ходить в баню, печь хлеб, обращаться к врачу и отдавать детей в школу. Представляете себе, насколько интересна и ответственна работа агитатора в этих условиях? Мне только жаль ужасно, что я не имею возможности работать так, как мне хочется и как я могу, - очень ограничено поле моей деятельности! тем не менее, спасибо и за него.
В нашем посёлке есть радио и некоторые учреждения электрифицированы. Когда утром бегу на работу и вечером, слышу по единственному городскому репродуктору обрывки передач из Красноярска и иногда из Москвы.
В 12 ч. дня, когда мы уже порядочно поработали и успели вторично проголодаться, нам передают московский урок гимнастики со всякими прискоками и приседаниями и жутким в нашем климате финальным советом: «Откройте форточку и проветрите комнату!» Сегодня, идя на работу, в течение нескольких минут слышала голос Обуховой, паривший и царивший над всеми нашими снегами и морозами. Правда, мешали какие-то посторонние шипящие звуки, благодаря которым казалось, что певица занимается своими трелями и руладами, поджариваясь в это же самое время на сковородке. Но всё же было хорошо и странно - этот такой московский голос над этим таким туруханским пейзажем! Вообще же здесь кое-что бывает хорошо, а странным кажется всё и всегда.
Ничего нового у меня пока что нет, ни плохого, ни хорошего. По-прежнему устала, и по-прежнему сердце на ниточке, и по-прежнему душа радуется каждому мало-мальскому просвету и проблеску в жизни и в небе.
Крепко, крепко целую вас обеих, желаю вам побольше сил, здоровья и радости в жизни.
Напишите мне про Дм<итрия> Ник<олаевича> - как и над чем он работает, много ли выступает, часто ли бывает у вас? Поцелуйте его от меня.
Ваша Аля
Е.Я. Эфрон
8 февраля 1950
Дорогая Лиленька! Только что отправила письмо Вам и Зине и сейчас же получила Ваши две открытки. Я просто в отчаянье, что Вы так поняли все мои шутки насчёт Вашего новогоднего амура! Меня,
правда, иной раз предупреждают, что мой юмор далеко не всегда доходчив, но я, честное слово, никак не могла предположить, что до Вас-то он не дойдёт! И что Вы всё это примете всерьёз, тем самым приняв меня за дуру и ешё хуже - за неблагодарную, чёрствую дуру и эгоистку!