Кристалл памяти (сборник) - Юрий Брайдер

Боря вдруг заворочался, перестал храпеть и внятно сказал:

— Да усни ты, наконец! Ни днем ни ночью покоя нет!

Несколько последующих суток Клещов провел почти без сна, в лихорадочном возбуждении, которое овладевало им всякий раз при начале большого многообещающего дела.

Хронактор оказался цел и невредим, пришлось только очистить его от паутины и мышиных гнезд.

Остаток зимы ушел на прокладку к дому силового кабеля и добывание всякой мелочевки, необходимой для доводки и модернизации аппарата, как то: японской волоконной оптики, шведских композиционных сплавов, турбонасосного агрегата от американской ракеты «Сатурн-5», бразильского натурального латекса, перуанской бальсы, отечественных двутавровых балок. Поскольку трезвому Боре мешали работать муки совести, а пьяному — алкогольные галлюцинации, на весь период монтажа, запуска и испытаний он был ограничен в спиртном и, благодаря заботам Клещова, постоянно пребывал в некоем среднем состоянии.

Программу для поиска сформулировал сам Клещов, ради такого случая записавшийся в читальный зал городской библиотеки. Была она, возможно, и не абсолютно точной, но зато по-римски краткой: «Всеобщий эквивалент обмена, выражающий стоимость всех других товаров!» К словесной формуле прилагались изображения различных образцов платежных средств, начиная от золотого империала и кончая зеленой тысячедолларовой купюрой. Конечно же не были обойдены вниманием родные рублики и чеки «Внешпосылторга».

Первые сеансы поиска не принесли успеха, но Боря всякий раз успокаивал Клещова, поясняя, что хронактор находится в состоянии самонастройки, и, как только указанное состояние закончится, деньги потекут Ниагарой.

Однако время продолжало неумолимо и равномерно двигаться от одного уровня энтропии к другому, а Клещов, возвратившись с работы, каждый вечер заставал одну и ту же картину: пустой лоток приемного устройства и вдребезги пьяного Борю, валявшегося на полу среди каких-то странных банок и флаконов. Едкая химическая вонь, исходившая от этих сосудов, вскоре забила все другие запахи подвала. За неполный месяц хронактор сожрал электричества на пятьсот рублей и не дал ни копейки дохода. Кроме того, создаваемое им поле сверх — энтропии ужасным образом действовало на все находившиеся в доме предметы. Металлы стремительно коррозировали, дерево превращалось в труху, ткани ветшали и рассыпались, стрелки часов крутились, как бешеные. Вылупившиеся ночью клопы, на рассвете уже сами давали потомство, а к вечеру издыхали от старости. На Борином лице появились морщины, а на голове плешь.

Клещов, в волосах которого стала неудержимо пробиваться первая седина, ходил мрачный, как царь Менелай после похищения Елены Прекрасной.

А между тем, хронактор функционировал вполне нормально. Просто Боря, равнодушный к «Всеобщему эквиваленту обмена», незаметно для Клещова заменил программу на «Спирт и спиртосодержащие жидкости».

Искомое поступало довольно регулярно, однако не всегда в удобном для употребления виде. Чаще всего это были лаки, клеи, денатураты, чистящие средства и другие продукты явно технического назначения. Боря мучился поносом, его неудержимо рвало, по телу пошли фиолетовые пятна. Жуткие смеси, пройдя через весь его пищеварительный тракт, выходили наружу почти в первоначальном виде, вызывая ожог анального отверстия. Однажды, после приема вовнутрь изрядной доли жидкости для выведения бородавок, ему привиделась белая крыса с пронзительными ярко-красными глазами, которая, держа наперевес гаечный ключ тринадцатого номера — этот ключ он долго и безуспешно разыскивал накануне — промаршировала на задних лапах из одного угла комнаты в другой.

Был, правда, случай, когда Боре достался благородный напиток — приземистая бутылка темного стекла с тщательно засургученной пробкой, снабженная, помимо того, висячей позолоченной биркой с многочисленными печатями. Слой пыли толщиной с палец покрывал бутылку. Такое вино не зазорно было подать и на королевский стол.

Боря быстренько откупорил бутылку и, ожидая блаженства, хватанул прямо из горлышка. Однако то, что частично проскочило в его желудок, а частично было со стоном извергнуто наружу, вкусом и запахом напоминало уксус самого паршивого качества. Таким образом Боря мог еще раз убедиться, что ничто не вечно в подлунном мире, даже вино. К счастью, подобные коллекционные экземпляры больше ему не попадались.

«Однако трудно у них с этим делом», — подумал Бор» я как-то раз, извлекая из хронактора одеколон «Венерианские зори». Вместе с флаконом из василькового неземного хрусталя в его руке оказался квадратик плотной бумаги, на которой очень красивым шрифтом было отпечатано десять строк на различных языках, включая иероглифы и арабские закорючки. Фраза на русском языке — как, очевидно, и все другие — гласила:

«Объясните, пожалуйста, для каких конкретно целей вам требуются спиртосодержащие жидкости. Заранее благодарю. Аллен Аньцзяо Линьков, инспектор-смотритель 116-й зоны времени».

Боря порадовался за потомков, так быстро вычисливших его, и на той же бумажке написал карандашом: «Чтоб забалдеть». Потом подумал немного и добавил: «Давайте побольше, не жалейте. Заранее благодарю. Борис Борисович Каплун, тунеядец».

Ответ последовал незамедлительно. Это была тоненькая книжка, скорее даже брошюрка, судя по всему факсимильное издание другой, выпущенной намного раньше. В книжке живо и убедительно описывались причины употребления спиртного, пояснялась химия алкогольного опьянения, приводились статистические данные о вреде пьянства по разным регионам планеты, а также подробно излагались все этапы борьбы человечества с зеленым змием, закончившейся полным его поражением. Если верить книжке, последние в мире предприятия, производившие спиртное (в Глазго, Бордо и Бобруйске), были превращены в мемориалы общепланетного значения. Фигура последнего алкоголика Василия Петровича Сучкова была помещена в музее восковых фигур мадам Тюссо (а также во всех его филиалах, включая Московский и Минский) между космонавтом Пилипенко, обнаружившим жизнь в метановых облаках Юпитера и баронетом Джоном Гулдом, добывшим последнего зайца-русака в Евразии. Для вящей убедительности там же экспонировался макет печени Василия Петровича в масштабе один к десяти и изъятый у него самогонный аппарат (нагревательным элементом в нем служил портативный ядерный реактор на быстрых нейтронах, а брожение осуществлялось при помощи специального штамма бактерий, созданных методом генной инженерии).

Едва только Боря закончил чтение, как страницы брошюры пожелтели, свернулись, как опавшие листья, и осыпались прахом, среди которого осталась лежать продолговатая пилюля желтого цвета.

Наверное — колеса, решил несколько ошарашенный Боря. Логика его была нехитра: коль спиртное у потомков отсутствует, значит балдеют они от чего-то другого. Ведь нельзя же без этого!

Наркотиков он никогда раньше не пробовал, однако от товарищей по несчастью в лечебнице слыхал про них много хорошего. Проглотив пилюлю, Боря прилег на койку, ожидая скорого эффекта. Однако ничего особенного не происходило. Чувствовал он себя прекрасно, даже чересчур, дрожь в пальцах прошла, в мыслях установился порядок.

Внезапно Борей овладело страшное подозрение. В его прояснившейся памяти четко всплыла фраза из брошюрки, на которую он вначале не обратил внимания:

«Успеху борьбы с пьянством способствовало широкое применение препарата «Абсистент» (синонимы: «Эталамин», «Тродаксан», «Дебизол»), вызывающего стойкое отвращение ко всем алкогольным напиткам».

Боря пулей выскочил на улицу (что, кстати, строжайше запрещалось ему) и с помощью двух пальцев опростал в серый подтаявший сугроб содержимое желудка. Однако было уже поздно — проклятый «Абсистент», по-видимому, действовал не менее быстро, чем яд кураре. Первая же Борина попытка причаститься экзотическим одеколоном окончилась плачевно… Организм его решительно и бурно отвергал спиртное.

На утро Клещова поразила странная метаморфоза, происшедшая с Борей. Он впервые за две недели побрился, за завтраком не курил, брезгливо отказался от предложенной чарки и окончательно сразил шефа тем, что попросил его купить зубную щетку и пасту.

За работу они засели поздним вечером, после окончания телевизионной программы — хронактор сильно понижал напряжение в электрической сети всего квартала, что могло вызвать весьма нежелательную реакцию соседей. В тайне от Клещова Боря уже успел восстановить прежнюю программу, и успех не заставил себя ждать: в приемное устройство прямо из пустоты посыпались монеты — и позеленевшие от времени, и новенькие, будто только что из-под пресса. Денежный дождь, продолжавшийся почти четверть часа, сделал Клещова обладателем обширнейшей, хоть и небрежно подобранной нумизматической коллекции. Тут были и истертые римские динарии, и арабские дирхемы с приклепанным ушком, и византийские милисарии, и древнерусские серебряные гривны, и юбилейные советские рубли, и загадочные восьмиугольники неизвестного номинала, отчеканенные, судя по легенде, на аверсе Кооперативной Республикой Антарктидой в 2102 году. Коллекция эта, видимо, принадлежавшая в будущем частному лицу или какому-нибудь небогатому провинциальному музею (ни одного золотого, только серебро, медь, алюминий, никель), сама по себе стоила немало, однако Клещов ожидал совсем другого.