Интимная жизнь английских королей и королев - Найджел Которн

Через восемь дней после свадьбы Генрих обратился к своим врачам. Он пожаловался, что хотя и проводит с женой каждую ночь, та «остается невинной, как новорожденный младенец». Свою мужскую силу он не подвергал сомнению, поскольку за этот период он вызывал у себя излияние семени несколько раз. Доктора тактично убеждали Генриха не делать этого, дабы не ухудшить свое состояние.

Между тем Анна Клевская пребывала в блаженном неведении о возникшей проблеме. «Ложась в постель, он целует меня, берет за руку и желает мне спокойной ночи. Разве этого не достаточно?» — спрашивала она у леди Ратленд. Последняя терпеливо объясняла королеве, что для появления в Англии герцога Йоркского требуется нечто большее. Однако любые обсуждения более интимных упражнений, уместных в спальне, пресекались Анной Клевской как непристойные.

Положение стало еще более унизительным, когда Анну и леди Ратленд заставили повторить их разговоры перед собранием священнослужителей, созванным для решения вопроса о действительности брака.

С тех пор как предложение об этом союзе впервые было выдвинуто, ситуация в Европе заметно изменилась. Альянс с германскими княжествами утратил свою актуальность. Будучи лютеранкой, Анна не пользовалась симпатиями англокатоликов Британии. Дело усложнялось еще и тем, что Генриху приглянулась восемнадцатилетняя фрейлина королевы Екатерина Говард, двоюродная сестра Анны Болейн. К этому времени отношение Генриха к жене стало чисто платоническим, он обращался с ней скорее как с сестрой, чем с возлюбленной. Со своей стороны, Анна Клевская нашла утешение в пристрастии к вину.

Трудно себе представить более непохожую на Анну женщину, чем Екатерина. Она не была ни скромной, ни набожной. Яркая и страстная, она, разумеется, уже успела утратить невинность. Потеряв мать в раннем возрасте, девушка воспитывалась бабкой, вдовствующей герцогиней Норфолкской, в Хоршеме, графство Суссекс. Дом был огромен и всегда полон людьми, многочисленные молодые родственники теснились в общих спальнях. То и дело мимолетные романтические свидания и полночные увеселения заканчивались общими любовными играми. Первый любовник появился у Екатерины в четырнадцатилетнем возрасте. Ее соблазнил Генри Мэнокс, учитель музыки, который по иронии судьбы набросился на девушку во время урока игры на верджинеле[7]. Позже Екатерина утверждала, что у них не было полового акта, а «по настоянию Мэнокса и под воздействием его льстивых слов я, совсем еще молодая девушка, позволила ему несколько раз коснуться потайных частей моего тела, что постыдно и для меня — за потворство, и для него — за настойчивость». Мэнокс тоже поклялся, что никогда не вступал с ней в «плотскую связь», хотя и признал, что пытался флиртовать с ней в маленькой ризнице за алтарем часовни в доме герцогини.

Когда семья переехала в Норфолк-Хаус в Лэмете, Екатерина встретилась с новым возлюбленным, Френсисом Дергемом. Вскоре они уже игриво называли друг друга «женушка» и «муженек». Дом, изобиловавший галереями, чуланами и прочими укромными уголками, был идеальным местом для любовных встреч.

— Екатерина с исчерпывающей ясностью описывала происходящее: «Френсис Дергем своей настойчивостью склонил меня к выполнению порочного умысла и сначала лег на мою постель в одежде, затем залез под одеяло и в конце концов лег со мной обнаженный и овладел мной, как мужчина овладевает женой. Он делал это множество раз, но я не могу сказать, сколько именно».

Дергем и его друг Эдвард Уолдгрейв нашли способ тайно проникать в комнату девушек по ночам. Они оставались там до рассвета со своими возлюбленными — Екатериной и Джоан Балмер. Дергем и Екатерина, согласно показаниям, «целовались и терлись животами, как два воробышка». Они обменивались любовными ласками, и в темноте то и дело раздавались «вздохи и сопение». Несмотря на свою молодость, Екатерина была достаточно опытна, чтобы знать, «как женщина может спознаться с мужчиной и не забеременеть, если сама того не захочет».

Эти эротические игры достигли определенного предела. Еще одна обитательница дома, Кэтрин Тилни, призналась впоследствии, что время от времени она присоединялась к Дергему и Екатерине в постели, дабы заниматься любовью втроем.

Хотя поведение Екатерины было широко известно, о нем перестали говорить, как только король обратил на девушку свое внимание. Для Генриха она являлась «стыдливой розой без единого шипа», «безупречным алмазом, воплощающим женственность», и он осыпал Екатерину дорогими подарками. Она легко могла стать просто очередной любовницей короля, но могущественное и честолюбивое семейство Говардов усмотрело в страстной влюбленности Генриха путь к избавлению страны от королевы-протестантки, а также средство для укрепления своего положения.

К этому времени Кромвель уже допускал, что столь тщательно спланированный им брак более не является целесообразным. «Не разорвав эти узы, вы никогда не сможете дать жизнь новым наследникам ради блага страны», — сказал он королю.

После принятия соответствующего решения специальное собрание священнослужителей без промедления огласило то, что требовалось монарху. Было объявлено, что «плотское соитие между Его Величеством и поименованной леди Анной не имело места, да и не могло осуществиться из-за наличествующих препятствий». Далее говорилось, что импотенция короля не являлась постоянно действующим фактором. Причиной его сексуальных проблем была встревоженная совесть. Ведь Анну некогда намеревались выдать за другого, и это обстоятельство отвращало короля от их союза по нравственным и юридическим соображениям.

В результате брак был признан недействительным, хотя Анну вынудили остаться в Англии. По всей вероятности, она стала заводить любовников. Во всяком случае, по слухам, Анна была дважды беременна и родила одного внебрачного ребенка.

И снова, прежде чем Генрих смог жениться на Екатерине, понадобилось выпустить соответствующее церковное разрешение, ибо он ранее вступал в плотскую связь с Анной Болейн, двоюродной сестрой Екатерины Говард. Получив такое разрешение, пятидесятилетний король женился на своей девятнадцатилетней любовнице. Церемония проводилась поспешно, ибо, по словам французского посла, Екатерина уже носила в чреве ребенка. Но чьим был этот ребенок? Король, несмотря на юношескую горячность желаний, был тучен, лыс и нездоров. Окружность монаршьей талии достигала пятидесяти четырех дюймов, а Екатерина явно выказывала предпочтение более молодым и стройным мужчинам.

Вскоре партнеры Екатерины по юношеским играм оказались при дворе, в том числе Джоан Балмер и Кэтрин Тилни. Но одну даму, к несчастью, забыли пригласить. Это была Мэри Ласселс, дама из окружения герцогини Норфолкской. Еще в Ламбете она участвовала в ночных развлечениях вместе с Екатериной. По наущению брата-протестанта, который стремился положить конец влиянию католической семьи Говардов, Мэри рассказала архиепископу Кентерберийскому Кранмеру о проказах юной Екатерины.

Мэнокс и Дергем под пыткой признались в своих любовных встречах с Екатериной, а Дергем к тому же рассказал о том, что «любви королевы удостоился» и Томас Калпеппер, один из служителей внутренних королевских покоев.

В каком-то смысле Калпеппер был королевским любимчиком. Как свидетельствует французский посол, он с детства воспитывался во дворце и «обычно спал в постели короля». Очевидно, Томас пожелал «спать и в постели королевы», добавляет злоязычный француз.

Этот молодой человек не впервые попадал в скверное положение. Ранее он силой овладел женой садовника, затащив ее в укромный уголок парка, причем трое или четверо его слуг держали бедную женщину. Генрих простил ему эту выходку, но на сей раз пощады не было.

Под пыткой Калпеппер заявил, что на связь с королевой его толкала фрейлина Екатерины, леди Джейн Рочфорд — та самая Рочфорд, которая столь красноречиво давала показания о супружеской измене Анны Болейн. Но несмотря на истязания он продолжал отрицать, что между ним и королевой имел место половой акт.

Подвергнутая допросу Екатерина также обвинила леди Рочфорд, которая, по ее словам, побуждала королеву к заигрываниям. Но и она, подобно Томасу, отрицала факт супружеской измены. Что касается леди Рочфорд, то та обвинила обоих в супружеской неверности, одновременно заявив, что сама об этой связи не ведала.

Однако исход дела решили показания Кэтрин Тилни. Она сообщила, что королева часто покидала ночью свою опочивальню, поднималась по черной лестнице в комнату Калпеппера и оставалась там до двух часов утра. Вскоре темницы Тауэра были заполнены до такой степени, что для размещения новых узников понадобилось превратить в камеры королевские покои этой крепости.

Суд, заседавший в Гилдхолле[8], признал Дергема и Калпеппера виновными в государственной измене и приговорил их к повешению, сжиганию внутренностей и четвертованию. Оба воззвали к милости короля. В результате приговор Калпепперу заменили на отсечение головы — его вина в глазах Генриха была не столь велика. Дергем же, опозоривший непорочную невесту Его Величества, был обречен заплатить страшную цену, подвергнувшись варварской казни. Головы казненных выставили на шестах на Лондонском мосту[9], и они оставались там, уже лишенные плоти, целых четыре года.