Achtung! Manager in der Luft! (СИ) - Найтов Комбат

— Снимайте вот эту хрень, аккуратненько. И вот эти проводочки высоковольтные. И полетели! — а сам зарисовал со всеми изгибами и кольцами эту разводку.

Полностью все убрать не удалось, но часть проблем ушла, появилась возможность хоть что-то слышать и передать по назначению. На следующий день, когда притащили «Харя», я увидел то, что не смогли увидеть ни радисты, ни наши специалисты: магнето, а их четыре на «Харрикейне» и три на «Ишаке», у «Хари» были закрыты сеткой из проволоки. Поставили аналогичные себе, и связь у меня заработала! Я с ужасом подумал, что бы было, если бы сюда попала «жертва ЕГЭ» или «бакалабр».

Но это было позже. В тот день было еще два вылета, безрезультатных, противник отворачивал, бросал бомбы в поле и уходил. А потом, наверное, писал докладные о том, что 67-й полк и Болградский аэроузел уничтожены. Мы же, по-звенно, патрулировали над аэродромом, причем, днем и ночью. Практически все летчики полка нормально летали в СПУ и ночью. Вечером на аэродром приземлился УТИ-4, сопровождаемый шестеркой истребителей. Прилетел командующий ВВС округа генерал Мичугин, который еще днем отметил боевую работу нашего полка. Всех летчиков, которые имели в тот день сбитые, выстроили перед штабом. Одного из них уже не было: безвозвратную потерю понесла 4-я эскадрилья, лейтенант Мокляк погиб в воздухе при атаке самолета «Савойя». Полк за первый день войны достоверно уничтожил 26 самолетов противника, повредил еще 18-ть. Полная эскадрилья выстроилась перед начальством. Это были те летчики, которые добились успехов в первый день войны. Выстроились все согласно воинским званиям. Возглавлял шеренгу капитан Артамонов, 4-я эскадрилья, затем семь человек первой, девять, должно было быть десять, представители остальных подразделений. Вне строя еще двое: командир и замполит, которые тоже внесли свой вклад в этот результат. Ну, а на шкентеле — я, собственной персоной. Сейчас будет решаться самый главный вопрос: какой воинской части я принадлежу? Орденов и медалей не вручали, этот порядок еще не заведен, и у Мичугина наград с собой не было. Он объявлял благодарности каждому, с занесением в личное дело. А мое личное дело непонятно где находится. Тарутино — аэродром подскока. Щаз на этом провалюсь. Надо следить за языком. Они подошли ко мне минут через пять. Если завалить этот «экзамен», то все насмарку.

— Младший сержант Суворов, пять сбитых лично, один в группе, наш главный специалист по истребителям. Один «Мессершмитт», два «Харрикейна», два «ИАР-80», лично, и еще один «ИАР» со мной и полковым комиссаром Мягковым в группе.

— Ха, и до сих пор младший сержант? Непорядок, товарищ майор! За что понизили?

— Он еще утром был в другом полку, в 146-м РАП, «мессера» он завалил неподалеку от нашего аэродрома подскока, был сбит за Кодрой, вышел на подскок, а мы с комиссаром и старшим летчиком 1-й эскадрильи вылетали на рекогносцировку. У Прута были обстреляны зенитками, Жеглов был ранен. Сели там, Жеглова увезли в госпиталь. Площадка не прикрыта, и постоянно подвергается штурмовым ударам. Попросили Суворова помочь перегнать машину Жеглова сюда. По дороге вступили в бой, вместе с истребителями 20-й САД. Показал себя грамотным воздушным бойцом. Возможности отправить его в тыл не было, я предложил ему занять место и должность Жеглова, и обещал перевести его сюда на постоянной основе. Пять самолетов он сбил уже в составе нашего полка, тащ генерал-майор.

— А, ну тогда я его знаю, сам его из старшин в младшие отправил. Драку устроил и жениться отказался на дочке главы района.

— На блядях не женятся, товарищ генерал-майор.

— Вот! Он опять за старое! Впрочем, какое это сейчас имеет значение: кто с кем спал до войны? Ну, что? Хочешь перейти сюда?

— Там я правым ведомым летаю, а здесь уже звено вожу.

— Ну, хорошо, раз прижился здесь, то и оставайся. Из Теплицы документы заберите.

— А что со званием его делать? Он — старший летчик эскадрильи, очень тактически грамотный боец.

— Ну, заберете документы, подавайте на младшего, подпишу. На сегодняшний день у него лучший результат в округе, а может быть, и во всех ВВС. Так что, в Москву пойдет под новым званием.

Благодарности он мне не объявил, но я не в претензии. Получив в штабе полка направление, подписанное тут же командующим, я забрался во вторую кабину «У-2» и мы вылетели в Теплицу. Летели долго, сели ночью. В штабе был только дежурный, которому, строго по уставу, доложился и передал копию направления на перевод. О своих «заслугах» перед Отечеством предпочел скромно умолчать. Доложил только о результатах утреннего вылета: что все сбиты, двое погибли. Расписался в журнале боевых вылетов, где и напротив моей фамилии стояло три печальных буковки: НБЗ. Кроме того, доложил дежурному, что меня сюда доставил связной самолет командующего ВВС округа и надо срочно его вернуть. Начштаба спал в соседней комнате, его разбудили, тот недоуменно посмотрел на меня, я ведь, по его данным, был уже с утра покойником. Тот прислонил круглую печать в учетном листе, скрепил все своей подписью, и сунул папку в коричневатый пакет, на котором была надпись: «ДСП». Сургучная печать скрепила хвостик обратной стороны конверта. Заходить и забирать «свои» вещи я не стал, сказал, что все они на аэродроме в Тарутино. Буду жив — еще куплю, тем более, что получил отпускные и денежное довольствие за двадцать два дня безупречной службы в июне 1941 года. Садиться в Тарутино я отказался, сказав, что не успеем до восхода вернуться домой. Пока мой «личный пилот» транспортировал мое тело к месту постоянного расположения, я вскрыл пакет и прочел собственноручную автобиографию, заодно рассмотрел дипломы и характеристики из тех мест, которые были перечислены в личном деле. После этого бумаги перекочевали в мой персональный «секретный» портфель, доставшийся мне по наследству от Жеглова, с нашлепками из кожи и зеленой пластилиновой мастикой для опечатывания секретных документов. Послюнявил печатку, найденную в тумбочке Жеглова, за которую уже я несу полную ответственность, такую бумагу я подписал после того, как решился вопрос о переводе, и прислонил ее к двум местам на портфеле. Внешняя часть полного сохранения секретности была соблюдена. По прилету просто передал весь портфель в штаб полка, и пошел спать комнату № 4, разделенную перегородкой между мной и адъютантом эскадрильи. По должности я младше его, но являюсь «секретоносителем». Самое смешное: из-за наставлений по тактике ВВС.

Глава 4. Что день грядущий нам готовит?

Утром обошлось без тревог, поэтому удалось поспать до 7.30, затем была общая зарядка, и завтрак, на котором я узнал много интересного. Свободный от полетов младший командный личный состав, зычным голосом старшины эскадрильи, получил приказание выходить строиться на завтрак. Я, вздохнув, еще раз поправил койку, старшина — довольно строг, и за порядком следит, и выбежал на построение, однако старшина опросил меня покинуть строй и следовать в столовую самостоятельно. У меня глаза широко раскрылись.

— Вот так вот, товарищ младший лейтенант, вы теперь не мой клиент! — улыбнулся Самсоныч. Шлепаю в сторону столовой, козыряя встречным. В столовой мне тут же помахали рукой, подзывая к себе, три «старших летчика», оказывается — это «наш стол». Вчера мы особо познакомиться и не успели, меня всем представили, а вот обратного знакомства не состоялось.

— Иван Ананьев, первое звено.

— Виктор.

— Прохоров, Гриша, второе.

— Тебя еще вчера запомнил. Витя.

— Михаил Буженков, четвертое. Здорово ты нас вчера вывел, мне «Потез» засчитали, уже ночью подтверждение пришло.

— Да чего там, займешь удобную позицию до боя, и атаковать легче. — я пожал руку и ему.

Кастрюлька с геркулесовой кашей, булочки с сосисками и какао уже стояли на столе, но завтракать никто не начинал. Я предложил выпить по глоточку за знакомство, и приступить к завтраку. Церемонно чокнулись большими кружками с горячим какао, и начали завтрак. Михаил, сказал, что не будет кашу, он уже завтракал, заодно сообщил, что несмотря на «тихое утро», в нас еще одна потеря: ранен Коля Ермак, командир 4-го звена.