Мусье Жордан, ученый ботаник, и дервиш Масталишах, знаменитый колдун - Мирза Ахундов

Шарафниса-ханум. Не говори так, мама! Жалко мусье Жордана. Он такой хороший. Все лето он каждый день присылал мне с Шахбазом букеты цветов и всякие растения и говорил ему: "Отнеси своей невесте, пусть полюбуется; сколько лет она гуляет по этим горным лугам, видела ли она эти цветы и растения?". Еще он подарил мне зеркальце; на его обороте изображены удивительные цветы, привезенные из Нового Света и растущие в парижском диковинном саду. Он любит меня как родную дочь. Скорее я убью себя, чем позволю отрубить голову мусье Жордану. Пусть будет разрушен Париж. Что нам до него? Если бы девушки и женщины не разгуливали там с открытыми лицами, то и Шахбаз никогда бы не вздумал ехать туда. Пусть будет разрушен Париж и погибнут его девушки и женщины.

Шахрабану-ханум. Клянусь аллахом, не знаю, на что согласиться. Но делать нечего. Шарафниса права. Жалко мусье Жордана. Хороший он человек. Он виноват лишь в том, что соблазнил Шахбаза, уговорил его поехать в Париж. Ясно, что в Париже много порочных людей. И сама судьба послала нам дервиша, который разрушит этот город, превратит его в развалины. (Обращаясь к Масталишаху.) Дедушка дервиш! Прикажи дивам и ифритам поднять и опрокинуть Париж.

Масталишах. Слушаюсь ханум. (Обращаясь к Ханпери.) Ханпери, выйди и скажи моему ученику Гуламали, чтобы снял с лошади мой хурджин и принес сюда.

Ханпери быстро поднимается и выходит.

Ханум, где сейчас находятся Гатамхан-ага и Шахбаз-бек?

Шахрабану-ханум. Они объезжали табун, а теперь вернулись и спят в другой комнате.

Масталишах. Ханум, об этой тайне не должны знать ни они, ни кто-либо другой, ни теперь, ни после, иначе чары не будут иметь никакого действия.

Шахрабану-ханум. На этот счет будь покоен, дедушка дервиш!

В это время открывается дверь, и входят Гуламали с хурджином в руках и Ханпери.

Гуламали. Салам-алейкум!

Масталишах. Алейкум-салам! Положи хурджин, развяжи его и достань дощечки с картинками.

Гуламали (говорит по-персидски, чтобы женщины не поняли его). Что ты собираешься делать?

Масталишах. Я сложу из дощечек "город Париж", а потом прикажу дивам и ифритам в мгновение ока перевернуть настоящий Париж вверх тормашками, точно так, как на глазах этой госпожи (взглядом указывает на Шахрабану-ханум) я разрушу это подобие.

Гуламали (улыбнувшись). Ради чего это?

Масталишах. Ради сотни новеньких золотых, которые я получу от этой госпожи за свои труды.

Гуламали (улыбнувшись). Хорошо, но откуда у этой госпожи вражда к французской столице и ее населению?

Масталишах. Длинная история, сейчас некогда рассказывать. Доставай дощечки из хурджина!

Гуламали. Сейчас! Но я никак не могу поверить, чтобы эта трудная затея удалась. Не понимаю, шутишь ты, что ли? Как это можно в мгновение ока разрушить Париж?..

Масталишах. Чего же ты не понимаешь? Сейчас эта почтенная госпожа отсчитает мне за такое дело сто новеньких золотых, а для действия моего колдовства имеется десять дней срока. Ни один человек не знает и не будет знать об этой тайне. Как только получу золотые, я отправлюсь отсюда; неужели же за десять дней я не успею переправиться на другой берег Аракса? А там кто меня найдет? Тогда будь что будет. Если за десять дней Париж будет разрушен, то золотые останутся при мне без всяких разговоров. Откуда нам знать, может быть, за это время Париж действительно будет разрушен по какой-нибудь причине. Разве мало бывает таких необыкновенных совпадений?

Гуламали (вынимая дощечки из хурджина, улыбается). Что-то трудно в это поверить. Выдумки какие-то.

Масталишах. Хорошо, а насчет денег? В это ты можешь поверить? Или это тоже выдумки?

Гуламали. Э нет, на этот счет не может быть сомнений.

Масталишах. Ну и хорошо. Не утруждай меня праздными вопросами. Ступай к лошадям. За час я закончу тут свое дело и выйду к тебе. Сядем на лошадей и уедем.

Гуламали выходит.

Тетушка Ханпери! Запри-ка дверь, чтобы никто сюда не вошел. Ханпери встает, запирает дверь и садится на свое место. (Про себя, по-персидски.) На редкость наивны и простодушны эти женщины. Не задумываясь и не рассуждая, они верят тому, что я, сидя в Карабахе, могу в одно мгновение разрушить Париж, или что в назначенное мною время Меррих может снести голову мусье Жордану на том берегу Аракса.

Шахрабану-ханум. Что говоришь, дедушка дервиш?

Масталишах. Читаю заговор, ханум, чтобы наше дело увенчалось успехом, посвящаю дивов и ифритов в свои замыслы. (Поднимает палас и чертит на полу круг.) Это границы Парижа. (Он складывает в кругу с десяток больших и маленьких домиков из дощечек.) А это парижские дома и здания. (Обращается к Шахрабану-ханум). Итак ханум, вы приказываете, чтобы я уничтожил Париж, превратил его в развалины?

Шахрабану-ханум. Что же делать?.. Да накажет аллах виновника. Вместе с сухими ветками сгорают и сырые. Бедные парижане! Они не сделали нам ничего плохого. Пусть грех этот падет на головы их девушек и женщин, которые с открытыми лицами сидят в обществе мужчин, болтают с ними, развращают добрых людей, сводят их с верного пути. Дедушка дервиш, принимайся за дело.

Масталишах. Ханум, пожалуйте награду дивам за их труды.

Шахрабану-ханум. На что дивам награда, дедушка дервиш?

Масталишах. О ханум, разве мои дивы-иранские сарбазы, чтобы служить даром, и разве я — иранский везир Хаджи Мирза-Агаси, чтобы ничего им не платить, а только бранить и стращать?

Мы рабы этого Али-шахаЗнаем все его секретыНе хотим ни платы, ни еды,Служим только для сближения с богом.

Шахрабану-ханум. Дедушка дервиш, разве Хаджи Мирза-Агаси не платил своим сарбазам? Он только их ругал и пугал?

Масталишах. Ханум, ей богу, однажды в Тегеране я собственными глазами видел, как Мирза-Агаси на Площади пушек рассматривал пушку под названием Изумруд. Вдруг семьсот сарбазов, окружив его, стали требовать свое жалованье. Хаджи Мирза-Агаси, нагнувшись, снял с ноги башмак, и, бранясь, бросился на них. Сарбазы в миг разбежались как стая вспугнутых куропаток. Не поймав ни одного сарбаза, он вернулся к пушке и, обращаясь к ханам из своей свиты, сказал: "Господа, вы видели? Не знаю как я с такой трусливой армией захвачу Герат! Хорошо, что я еще не бросился на них с мечом. Тогда я не знаю, где бы они остановились. Однако этого нельзя объяснить только трусостью сарбазов. Их напугала моя рустемовская смелость, я напал на них неожиданно и поэтому они позорно бежали. В смелости полководца есть множество секретов". Не думайте ханум, что я кормлю моих дивов пустыми разговорами. Наоборот, мне приходится угощать их, ласкать и ублажать, пока не упадут и не истребят их шигаби-сакибы.

Шахрабану-ханум. Как это пока не упадут и не истребят их шигаби-сакибы? Что ты говоришь, дедушка дервиш? Неужели потом шигаби-сакибы упадут и истребят их?

Масталишах (смеясь). А как вы думали? Если дивы и ифриты погубят столько невинного народа и ни за что ни про что разрушат прекрасный город, так неужели же в наказание за такой великий грех их не постигнет божья кара?

Шахрабану-ханум. Хорошо, дедушка дервиш, но почему в таком случае они не дорожат своей жизнью и решаются на такое дело?

Масталишах. Во-первых, потому что я им приказываю это. А во-вторых, потому что они глупы и такова их природа: они теряют покой, если не творят зла. Не будь дьяволов, не было бы на свете никакого зла и никто бы не соблазнял потомков Адама на дурные дела.

Шахрабану-ханум. Ты прав, дедушка дервиш. Сколько же надо дать дивам в награду?

Масталишах. Я не хочу больше того, что вы обещали: сто золотых.

Шахрабану-ханум. Не много ли будет, дедушка дервиш?

Масталишах. Помилуйте, ханум, вы заставляете разрушить город, который стоит тысячи тысяч туманов; разве много будет, если вы заплатите за это сто золотых?

Шахрабану-ханум (обращаясь к дочери). Шарафниса, принеси-ка сундучок с деньгами.

Шарафниса-ханум проворно поднимается; достает из-под постели сундучок с деньгами и ставит его перед матерью.

(Открывает сундучок и вынимает из него сто новеньких золотых.) Смотри, дочка, на свадебные расходы совсем не остается денег.

Шарафниса-ханум. Ничего, мамочка, продадим сотню-две баранов, и опять будут деньги.