Рандеву в Море Дождей - Александр Галин

Римма. Я не могу себя навязывать, я могу себя только рекомендовать.

Богданов. Ты понял? Никто ничего не навязывает. Ты только не торопись, потому что ансамбль…

Римма. Во всем, абсолютно во всем, – желание и воля мужчины.

Богданов. Давайте, давайте, Римма Павловна, берите штурвал на себя, а то он начал тут: домой, домой…

Римма. Почему? Здесь так прекрасно! Когда мне еще удастся побывать на Луне! Я не могу придти в себя! Это так потрясающе, так романтично! Девочки, по-моему, тоже в восторге. Какие вы молодцы, мальчики, что нас сюда привезли!

Богданов. Вы, Римма Павловна, пока поговорите, а я схожу за Инной, – они там уже, наверно, стоят у проходной.

Римма. Умоляю, только не задерживайте ее!

Богданов. Александр, что ты, как колобок, зарумянился? Не бойся, Римма Павловна тебя не съест.

Римма. Как вы обо мне плохо подумали! Разве я могу дать такому «колобку» уйти? Съем, конечно!

Богданов. Какие вы все-таки, люди искусства, непредсказуемые во всем!

Богданов уходит. Молчание.

Римма. Последний раз я была в планетарии в детстве, с бабушкой. Она мне рассказала о Константине Эдуардовиче Циолковском. С тех пор вопросы Вселенной, времени и бесконечности меня постоянно волнуют и не дают покоя.

Трауберг. Вы знаете, меня они тоже волнуют. Завтра мне здесь предстоит об этом читать лекцию студентам, – извините меня за такую подробность, я сегодня собирался прийти домой пораньше.

Римма. Ой! Как скучно! А с виду такие озорные мальчишки!

Трауберг. Ну, чтобы вам было веселее, скажу: «мальчишке» надо как-то добраться до Москвы.

Римма. У вас нет машины?

Трауберг. Представьте себе. Из транспорта предпочитаю велосипед.

Римма. Велосипед? Мило. Мужчина с велосипедом – это что-то из моей озорной комсомольской молодости.

Трауберг. Я могу еще успеть на последний автобус, остановка довольно близко от института. Если быстро бежать – я успею.

Римма. Ах, какой вы мотылек! Как все у вас легко! А мне прикажете с сачком за вами бегать?

Трауберг. Не понял, простите.

Римма. Вот так убежите, оставите женщину одну? Ну, это просто как-то не по-мужски!.. Я так ждала этой встречи! Мне столько о вас рассказывали! А вы пришли, познакомились сквозь зубы, заинтересовали ужасно – и тут же хотите бросить. Ну хоть на какую-то минуту может рассчитывать женщина за часы, дни и, может быть, годы ожидания?

Трауберг. Извините. Просто есть обстоятельства.

Римма. Жена? Главное – ничего не бойтесь. Не думайте о жене: что ей может быть больно. Если вам хорошо – то ей должно быть хорошо вдвойне. Забудьте ее немедленно! Жены – это наша общая беда.

Молчание.

И вот жена уже в прошлом. (Улыбнулась.) Ну вот, теперь вам не надо меня бояться.

Трауберг (растерян). Я вас не боюсь.

Римма. Правда? А я боюсь. Вы такой весь заоблачный!

Молчание.

Вам идет седина. Помните, как пела Клавдия Шульженко: «А? Что?.. Да… Нет! Профессор, ты вовсе не стар!..» И там дальше еще более замечательные слова: «Чем мы не пара?!»

Молчание.

Что вы озираетесь? Я же сказала: не думайте о жене. Вы что, меня плохо слышите? У вас что-то со слухом?

Трауберг. Со слухом все в порядке, не беспокойтесь.

Римма. А со зрением?

Трауберг. Если надену очки – я вижу хорошо.

Римма. Так вы меня еще даже не разглядели как следует?!

Трауберг. В общем, вижу я вас довольно смутно, но слышу прекрасно.

Римма. Так наденьте очки и взгляните, наконец, на меня! Для начала пожмем друг другу руки. Вот вам моя рука. Не удивляйтесь – я левша. Дайте мне вашу левую тоже – она ближе к сердцу. Я вас никуда не отпущу сегодня, велосипедист!

Трауберг. Спасибо, конечно, за такое внимание…

Римма. Боже мой! Какая рука холодная! Видимо, у вас горячее сердце и буйный разум. Как вы так себя сдерживаете? Как вы умеете скрывать свои истинные чувства? Почему я вся на поверхности, вся открыта людям? Вы не чувствуете это?

Звонок телефона.

Римма (доставая трубку). Извините. (В телефон.) Да, Бисер… Ну зачем вы так?.. Не кричите на меня – это, прежде всего! Нельзя в таком тоне говорить с женщиной!.. Во-первых, обратитесь ко мне по-человечески… Не надо «мадам»… Не надо «сударыня». У меня есть имя и отчество. Я старше вас, и мы еще не настолько близки!.. Я тоже надеюсь, что никогда не будем… Инна? А я тут при чем? Она сама решила сюда заехать, при чем здесь я? Сказала – по пути… Я с ней ничего не обсуждала… Где я? Я не могу сказать точно, где это… Да ничего я не скрываю! Я на Луне. Я с вами говорю с Луны… Нет, не ресторан… Луна – это спутник Земли.

Молчание.

Римма (выключила телефон). Извините. Представляете! Как можно работать, если руководство тебе постоянно не верит?! Разве я ему соврала? Разве я не на Луне? Взял, жлоб, выключил телефон! (Пауза.) Сашенька, о чем мы с вами говорили?

Трауберг (напряжен). Говорили? По-моему, о Циолковском.

Римма. Да! Вам не кажется, Александр, что Константин так рвался в космос потому, что на земле его ничего по-настоящему не интересовало? А была бы рядом страстная женщина, она бы его по ночам к телескопу не отпускала.

Молчание.

Подумайте об этом. А вот другой вопрос. Может быть, мы и есть инопланетянки, те, кто вас должен был встретить на Луне много лет назад?.. Вы на Луне – и мы вас встречаем. Мечты сбываются!

Трауберг. И все-таки мне придется попросить у вас прощения и откланяться. Я еще могу успеть на последний автобус.

Римма. О господи, опять автобус! Не знаю!.. Оказаться на Луне, где тебя встречает женщина, способная многое почувствовать, и даже не надеть очки, чтобы ее разглядеть, – я первый раз с таким сталкиваюсь! Не понимаю!

Трауберг. Что же тут непонятного? Я должен как-то попасть домой, хотя бы на последнем автобусе.

Римма. Вы уже мне мозги пропилили этим «автобусом»!

Появляются Богданов, с портфелем, и Инна. Видно, что она сильно

взволнована.

Римма. Инна! Ты еще здесь?!

Богданов. Что, брат, не съела тебя Римма Павловна? Джигит наш заправился, вот твой портфель. (Возвращает Траубергу портфель.)

Римма. Инна, ты меня слышишь?!

Богданов. Внимание! Внимание, товарищи! Говорит и показывает Москва! Работают все радиостанции Советского Союза и Центральное телевидение! (Инне.) Ну вот тебе живой Трауберг. Веришь мне теперь?

Инна. Верю.

Богданов (Траубергу). Александр Борисович, а я не знал, что ты такая знаменитость. Представляешь, не верила, что мы с тобой друзья.

Молчание.

Инна. Здравствуйте… Александр Борисович…

Римма (встревожилась). Вы что, знакомы?

Инна. Александр Борисович приезжал к нам в Новосибирск читать лекции в университете.

Римма (растеряна). Нет, вы представляете, нужно было добраться до Луны, чтобы встретиться с любимым учителем!

Богданов (Инне). Кто мне за это обещал поцелуй?

Пытается ее обнять.

Инна. Уберите руки, пожалуйста!

Богданов. Характер у нее, я тебе скажу, Александр Борисович, у твоей студентки!

Римма. Друзья мои, у Инны есть ровно пять минут. Мне сюда уже звонили. Ее ждут!

Богданов. Идемте со мной, Римма Павловна, кое-что обсудим.

Римма. Нет! Нет! Нет! Расписание нашего сервиса не обсуждается с клиентами.

Богданов. Приказ поступил! Выполнять!

Римма. Вы ведете себя, как танк.

Богданов и Римма уходят. Трауберг и Инна одни.

Инна. Вы не узнаёте меня?

Трауберг (смущен). Не могу поверить, что это вы…

Инна. Да, это я – студентка, которая мешала вам читать лекции… садилась впереди, глаз не сводила… примчалась за вами в аэропорт, писала вам в Москву легкомысленные письма… Правда, ваша жена посчитала их очень серьезными.

Трауберг. Какие письма?

Инна. Я вам писала каждый день по письму.

Трауберг. Мне никто ничего не передавал. Почтой занимается жена…

Инна. Я писала не ей! Не надо было ей читать чужие письма! И тем более на них отвечать.

Трауберг. Моя жена вам писала письма?!

Инна. Одно письмо от нее я получила.

Трауберг. Я этого не знал.

Инна. Я решила, что знали.