Колдовство - Чарльз Уолтер Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Церковь очень рано ощутила внутри себя отголоски магического искусства. В повествовании о Рождестве сказано, что «пришли волхвы с востока в Иерусалим».
Это не были никакие короли; странные путешественники, отыскавшие дом в Вифлееме, были искушены в астрологии; они предсказывали судьбу по звездам; и их путеводная звезда сама была судьбой, предзнаменованием суда или великой радости. «Бог, ангел, дух, звезда, возможно, являются взаимозаменяемыми терминами»[10].В египетском магическом папирусе было написано, что «сияющая звезда должна спуститься и расположиться посреди зала, и когда пред твоими глазами сойдет звезда, ты увидишь ангела, которого ты призвал, и сможешь внимать советам богов». Волхвы, практиковавшие высокое искусство астрологии, в евангельском повествовании узрели путь, проложенный в небесах; подобный же путь они проложили на земле; и хотя из-за ошибки в расчетах немного задержались в Иерусалиме, вышли из города и шли, пока звезда не указала судьбоносное место. Они вошли и узрели Бога-младенца; и тогда они возложили к Его ногам священные и символические подарки. Осознанно или нет, молодая Церковь видела в странниках магов, по сути, отказавшихся от своего искусства. Восточные мудрецы принадлежали к тому типу, который описал Апулей; их мудрость была «верховной жрицей небесных сил». Тем не менее, к добру или к худу, этот астрологический прогноз был принят и на том астрология закончилась навсегда. Больше не будет никаких предсказаний, и тому есть по крайней мере две причины.
Первая заключалась в том, что будущее не может и не должно быть предсказано, так как оно зависит от Божьей воли и от свободного выбора людей. Бог может знать, что произойдет, потому, что это уже было для Него, а также потому что Он это предвидел. Но для смертных будущее неведомо, поскольку человек свободен в принятии решений. Вторая причина состоит в том, что будущее не имеет значения. «Что Бог не делает, все к лучшему». С этой точки зрения знание будущего представляется не столько аморальным, сколько не относящимся к реальности божественной любви, любви в любой момент времени. Это и только это имеет значение.
Волхвы были первым обретением Бога-Младенца. «Они ушли, — писал впоследствии Иустин Мученик, — от той власти, которая восприняла их как добычу»[11]. Можно сказать, это была первая интеллектуальная победа Веры. Однако она еще не предрешала успех нового учения. После этой победы Господь больше не обращал внимания на магов. А вот апостолов, отправлявшихся в греко-восточный мир Империи, маги окружали буквально со всех сторон.
Самой популярной оказалась история с Симоном Волхвом. Этот рассказ известен по разным документам второго и третьего веков; к четвертому веку история обретает свою каноническую форму. В те времена сюжет выглядел весьма романтично, включал кораблекрушения, разлуки с семьей и даже богословские прения.
Литературные традиции, заложенные Апулеем, здесь обогащаются даже более серьезными назиданиями, чем в «Золотом осле». Если роман Апулея содержит множество магических сцен, то история Симона Волхва сфокусирована на одной серьезной фигуре мага. Но это уже более поздняя сюжетная традиция, где божественной воле противостоит одинокая фигура «злодея». В ранних литературных произведениях Исида, например, не могла быть такой универсальной фигурой, какой стал Христос для читателей христианских времен, да, собственно, она и не являлась исторической фигурой. Образ Симона Волхва лишен возвышенности древних магов, он выглядит более приниженным и развращенным. Магов загоняли в оппозицию Искупителю, и непременно снабжали отрицательными чертами, поскольку они дерзали соперничать с Богом.
В начале истории Симон хотел, чтобы его считали надчеловеческой силой, которая даже выше Бога-Творца. «Бог-Творец» здесь — старое гностическое божество, не очень-то разумно создававшее миры. А вот где-то над ним и поодаль от него существовал высокий и бесстрастный Бог истинной природы, к которому Христос должен был привлечь избранных. Именно такой божественной сущностью и стремился выставить себя Симон. Однако начинал он с малого. Симон стал членом небольшой общины учителя Досифея. Община состояла из тридцати адептов внутреннего круга, как бы символизирующих лунный цикл, и одной женщины, которую звали Луной, а по некоторым другим данным просто Еленой. Члены секты, не входившие во внутренний круг, должны были ожидать, пока кто-нибудь из внутреннего круга умрет и освободит место. Именно так Симон и попал в число избранных. Далее он завязал более тесные отношения с Луной, после чего вытеснил из общины Досифея и вскоре удостоился внутри секты звания «Постоянного», блаженного и нетленного, и вообще верховного бога, явленного в прошлом, настоящем и будущем. Что касается Луны или Елены, он учил, что она была низвержена с самых высоких небес, где была творческой мыслью верховного божества, той самой мудростью, матерью всего того, о чем спорят греки и варвары. Впрочем, члены секты в силу собственного невежества не вдавались в философские детали, им было достаточно видеть в Елене женщину, живущую с первым и единственным Богом. Мы, конечно, могли бы многое предъявить Симону, но сейчас это уже не имеет смысла. Как бы там ни было, Симон возглавил общину (Досифей вскоре умер), сформировал школу адептов, провозгласил себя божеством, а Елену — божественной мудростью. Магом он был, судя по всему, умелым — мог становиться невидимым, летать, проходить сквозь стены, способствовать плодородию, а также якобы возводить на троны и свергать правителей. А еще он был знатным некромантом. Однажды он «превратил воздух в воду, воду — в кровь, создал плоть и,