Гуашь с кровью - Олег Овчинников

- Др-р-рянь!

- Да не ферма это. Ферма дальше.

- Какое дальше?

- Да дальше, я тебе говорю. А это - приют для этих… как их…

- Смотри-смотри, опять полыхнуло!

- Ну что, заходим, а то ведь уйдет сейчас.

- Да ладно, на следующей поедем. Давай досмотрим!

- Ага. Сейчас как раз пожарные должны…

Толпу у сетчатого ограждения я заметил, едва ступив на платформу. Десяток мужичков с рюкзаками и удочками, собравшиеся для последней в этом сезоне ночной рыбалки.

- Дайте… - Я прочистил горло. - Пропустите, пожалуйста. Двое мужичков, загородившие спуск с платформы, расступились

передо мной. Только перешепнулись за спиной: «Смотри, этот… » - «Который?» - «Ну…» - «Что ж он тут-то?»

«Что ж я тут-то? - думал я, сбегая по ступенькам. - Что ж я тут-то, Господи!»

Капля скатилась по щеке. Я с надеждой посмотрел на небо, но дождя не было. Да и не помог бы уже дождь.

Пожарная пронеслась мимо, когда я выбежал на перекресток за станцией. Я махнул рукой, но машина, конечно же, не остановилась. «Поскорей, ребята, поскорей!» - подумал я, провожая взглядом беснующуюся мигалку, и потрусил следом.

Обычно путь от станции к Дому я прохожу за восемнадцать минут быстрым шагом. На этот раз уложился, кажется, в семь, но и этих минут мне хватило, чтобы проклясть себя многократно. За то, что уехал.

За то, что оставил детей на Любовь Николаевну и Веронику. То есть, получается, на одну Любовь Николаевну. За то, что так много времени потерял в Институте. А сильней всего - за это грешное кафе. Зачем только поперся туда? Что надеялся найти? Какую правду? Вон она - правда, полыхает на полнеба в вечерних сумерках.

Когда закончились заводские постройки и бетонный забор, Дом стало видно как на ладони. Первый этаж горел весь. На втором - пока только левое крыло. Пламя мелькало в окнах классной комнаты и спальни для девочек. Хуже всего, что именно в этом крыле в конце коридора располагался запасной выход.

Когда я добрался до выбитых машиной ворот, пожарные только закончили разворачивать шланги. Одновременно с первой струей из брандспойта над классной комнатой обрушилась крыша. За разбитыми стеклами было видно, как огненный смерч промчался по коридору второго этажа, выбив боковую оконную раму вместе с куском стены. Пламя гудело. Глаза слезились. Взгляд метался от окна к окну, но находил только языки огня. Не было никого за черными окнами, и во дворе никого не было. Только пожарные.

Я тронул одного за плечо.

- Кто-нибудь… - начал я и не смог договорить. - Где… кто-нибудь? Пожарный странно посмотрел на меня и кивнул куда-то себе за

спину.

- Александр Борисович! - донеслось с той стороны, потом слова перешли в кашель, и я снова побежал.

Они были здесь, за пожарной машиной, сидели кто на чем. Любовь Николаевна с Ксюшей, Вероника, Марина, Антон… Дети галдели, а я выхватывал взглядом то одного, то другого и едва узнавал. Аркадий, Света, Мишка… А где же? Ну да, конечно, и Степка. Неужели все? Двойняшки Леня и Маргарита, Димка, второй Димка и Настенька, Коля, Никитушка, Маша и Игорек. Все!

- Вы успели! - выдохнул я, проглотив комок в горле. - Слава Богу, вы успели выйти!

- Не совсем. - Любовь Николаевна снова закашлялась, и Ксюша погладила ее по руке. - Когда Коля прибежал и сказал: «Любовь Ни-колавна, там что-то горит», по лестнице на первый было уже не спуститься. Потом пока я всех собрала… Эта вот… - она качнула Ксюшу на руках… - негодница… забралась под кровать и надышалась дымом. Разве можно? - Девочка шмыгнула перепачканным сажей носиком. - В общем, к тому времени, как я ее вытащила, пожарная лестница тоже была в огне.

- Как же вы выбрались?

- Нас вывел Андрей.

- Как? Как Андрей мог вас… - Я остановился, так как понял, что иначе начну заикаться.

Любовь Николаевна посмотрела мне в глаза.

- Александр Борисович, я не знаю. Я - педиатр и… я не знаю. Он прижал к лицу свой рисунок, а потом сказал…

- Какой… Какой рисунок?

- Из вашего кабинета. Вы уехали, а Андрюшка очень просил принести рисунок. Еле нашла его в пакете, среди газет. Так вот, прижал к лицу рисунок и сказал: «Идемте за мной». И все пошли - на кухню. Там Андрей сказал: «Откройте окно», и…

- Это я открыл, - влез в разговор Сергей. - Ничего, что без спроса?

И ойкнул, когда я схватил его за худое плечо и притянул к себе. От подростка пахло страхом и табачным дымом. Пальцы правой руки сами сжались в кулак… потом разжались.

Я отпустил его. Сказал только:

- Молчи! - И вновь обратился к Любови Николаевне: - Что было дальше?

- Так вот, Андрей сказал: «Откройте окно», и окно открыли. Апо-том он сказал: «Прыгайте», и все прыгнули. Я тоже прыгнула. Никто не разбился. Там оказалось мягко.

- Матрасы! - Я почувствовал, как от облегчения подгибаются ноги, и прислонился плечом к гладкому боку пожарной машины.

- Да, внизу были матрасы. Только Леня прыгнул слишком далеко и ушиб ногу. Но ничего страшного…

- А где… - Я огляделся. - Где Андрей? Я не вижу его. Андрей! - позвал я в полный голос.

- Я здесь, - раздалось совсем рядом.

Я обернулся. Он сидел под самым бортом на каком-то ящике.

- Я здесь, Александр Борисович, - повторил Андрюшка и запрокинул лицо.

Я сказал: запрокинул лицо? Нет, он поднял на меня глаза. Они были ярко-красными, потому что в них отражалось пламя, а само лицо - голубым. И мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы коснуться его щеки. Мне просто надо было убедиться, что это сажа или, я не знаю, пепел.