Таран - Леонид Влодавец

Конечно, родители Дашины от этой дружбы были далеко не в восторге. Они являлись людьми интеллигентными и довольно зажиточными. Отец — адвокат, мать — переводчица, работали на какой-то частной фирме, где зарплату в долларах платили. У них и машина была, и много таких вещей, на которые публика, подобная Тарану, могла только ходить и облизываться: японский телевизор, видак, видеокамера, компьютер с принтером. Поэтому визиты представителя дворовой шпаны их попросту морально травмировали. Походит-походит такой гаврик, а потом, глядишь, квартиру обчистят. Брать-то есть что.

Если никаких скандалов не происходило, то лишь потому, что папаша у Даши был трусоват и слабосилен, а мама очень боялась, что этот жуткий Юрка со своими хулиганами, если его выставить из дома, в отместку сделает с Дашенькой что-нибудь ужасное. Поэтому они ограничились тем, что поставили стальную входную дверь с каким-то особо секретным «мультилоком» и провели сигнализацию в ментуру, Кроме того, они повели активную пропаганду в адрес любимой дочери: дескать, постарайся убедить его в том, что вы — не пара. Но Даша объяснила это так: мол, был бы ты, Юра, поинтеллектуальней, с более хорошими манерами, — ничего они против тебя не имели бы.

Другой бы плюнул, наверное, тем более что девок попроще, которых и обнять, и поцеловать, и все остальное, кругом было до фига. А Таран и ростом вышел, и мышцами мог покрасоваться, и на морду, даже при своих боксерских делах, смотрелся неплохо. Липли, глазки строили, на дни рождения приглашали — короче, мог бы уже не одну отдрючить, если б не Даша, которая так накрепко к Тарану в душу залезла, что все его, нормальные в общем, страсти гасила. Только, пожалуй, бокс от нее немного отвлекал.

Самое удивительное, что Таран благодаря Даше вдруг в самом себе таланты начал открывать. Оказалось, что он стихи сочинять умеет. И на гитаре играть научился. Не так чтобы очень здорово, но наиграть романс «Я встретил вас…» мог запросто. А еще он рисовать попробовал. Карандашом. Все школьные альбомы прошлых лет, когда ИЗО на уроках проходили, пересмотрел, потому что уже забывать стал, как и что. А потом стал рисовать Дашу по памяти. Сначала смешно получалось, рвал, бросал, обзывал себя дураком, давал страшные клятвы не переводить время на ерунду… и через день-два снова рисовать начинал. И постепенно, раз за разом, портреты все больше и больше походили на Дашу. Но показать их оригиналу он не решался. Так же и со стихами. Если первое творение вышло из двух строчек: «Нету краше милой Даши!», после чего Таран целую неделю себя уважал, то потом он запросто выкидывал в мусорку целые поэмы, над которыми корпел ночами. И не только не показывал их Даше, но даже заикнуться о том, что их пишет, не смел. Потому что он в это же время брал у Даши книжки настоящих поэтов, читал и, сравнивая со своими виршами, только вздыхал… Куда ему! Опять же, зарекался сочинять навеки — и снова брался за авторучку.

Все парни, конечно, знали, что у Тарана к Даше любовь. Он ее провожал из школы и в школу рядом с ней шел. Это притом что она в одиннадцатом классе училась, а он в девятом. Старшеклассники, конечно, смотрели косо — дескать, куда ты лезешь, молодой?! Но терпели, потому что знали — Таран мальчик суровый. И ему плевать, что кто-то его старше и сильнее, — любого из них мог отделать в лучшем виде один на один. А полезли бы кучей — Таран мог бы таких друзей позвать, что пух и перья полетели бы. Правда, ежели б эти друзья узнали, что Юрка Дашу за долгие месяцы знакомства ни разу не поцеловал — о чем другом и речи не было! — то оборжались бы над ним безжалостно. Сами они вовсю обменивались впечатлениями, как подлинными, так и воображаемыми, а Таран только многозначительно помалкивал.

Но вот учебный год кончился, и Даша уехала в Москву. Таран только вздыхал. Жалел, что ничего Даше не сказал о своей любви, да и вообще о том, что много времени потратил впустую. Конечно, думал, в Москве она уж точно найдет кого-нибудь поумнее, чем Юрка, и замуж выйдет.

Каковы же были его восторг и изумление, когда в один прекрасный осенний день он получил от Даши письмо! Она ему сообщила, что в ГИТИС ей пробиться не удалось, но она поступила в частную театральную студию, вынуждена подрабатывать, сильно устает. Однако самое главное, Даша написала, что очень по нему, Юрке, скучает! И рада будет встретиться, когда приедет. А еще очень просила написать письмо.

Конечно, Таран письмо написал. Длинное, страницах на десяти. Это он-то, которому в школе казалось жутким трудом нашкрябать сочинение на трех страницах! А тут — единым духом, за одну ночь все выложил. Признался в любви по всем правилам. И впервые рискнул послать свой стих, посвященный Даше.

В общем, пошла переписка. Даша слала примерно одно письмо в месяц, а Таран, разохотившись, три-четыре или даже пять. И почти в каждое вкладывал стихотворение или собственноручно нарисованный Дашин портретик. Про себя рассказывал все. Жаловался, что родители пьют, что в школе учителя достали, с радостями об успехах в спорте делился, ну и, конечно, душу изливал насчет того, как ему без Даши скучно.

Летом Даша приехала в родной город. Такая красивая, что Таран, как увидел, аж обалдел. А она его на вокзале еще и поцеловала, жадно так, прямо в губы! И они под ручку прошлись по двору, на виду у ребят. Таран даже рискнул за талию Дашу обнять — и ничего, позволила!

Дома Даша прожила всего недельку. Что-то у нее с родителями не заладилось. И вроде бы на Тарана это как-то распространилось. Встретиться за эту неделю они смогли только раза три. В кино сходили да еще в театр. Правда, все три раза, когда возвращались, целовались в подъезде немного. А потом Даша уехала, и опять пошли письма. Она ему подробно пересказывала, как учится, какие роли играет, еще чего-то, а заодно насчет того, что работать приходится много. Между прочим, конечно, сообщила, что ощущает в себе все большую привязанность к нему, Юрику. Но назвать это «любовью» не торопится, ибо любовь — это чувство настолько великое, настолько всеобъемлющее, настолько всепоглощающее, что бросаться им не следует. И лишь тогда, когда она проверит свои чувства временем и он проверит свои чувства временем, можно будет сказать точно, любят они друг друга или нет.

На следующее лето Таран все ждал, когда Даша приедет. А она не приехала. Прислала письмо, сообщила, что в студии подняли плату за обучение, а потому ей придется все лето работать, чтоб заплатить за последний курс. Так что не дождался он ее в прошлом году и ждал теперь на это лето.

Письма приходили пореже, хотя Юрка писал чаще. Даша извинялась — совсем закрутилась, учеба-работа, вся усталая, иногда, дескать, и минуты свободной не остается. И еще писала, что окончательно убедилась в том, что между ними существует любовь, которую надо непременно сохранить в полной чистоте до венца, ибо только теперь, от соприкосновения с высоким искусством и вечными ценностями, она поняла, насколько правы были предки, заставлявшие молодых блюсти целомудрие до брака. О Боге и заповедях тоже что-то написала. Кажется, процитировала Евангелие, где говорилось, что грешен тот, кто в мыслях грешил с женщиной, или еще как-то в этом роде… У Юрки Евангелия не было, проверить точность цитаты он не мог, но почуял себя грешником, потому что ему довольно часто снилось, как он обнимает Дашу, и даже голую, хотя на самом деле ее не видел даже в купальнике.

Про это дело он Даше писать постеснялся, но зато придумал, будто видел во сне, как они венчаются в церкви. Даша ответила, что вообще-то брак — это не только священное таинство, но и экономический союз двух свободных личностей ради создания семьи и воспитания детей. А потому, прежде чем думать об этом, им надо встать на ноги, приобрести прочные источники дохода. Напомнила и о том, что Юрке надо осенью 1998-го в армию идти. Поэтому она сообщила, что было бы прекрасно, если б они с Юркой поженились в 2000 году, где-нибудь в декабре, после того, как Таран придет из доблестных рядов. Тогда бы их первенец — так и написала! — родился бы уже в ХХI веке.

Обо всем этом Таран вспоминал сейчас, сидя на лавочке напротив Дашиного подъезда. И хотя он знал, что там, наверху, в квартире 34, Даши нет, поскольку она еще не приехала из Москвы, от этих воспоминаний ему было тепло на душе. Тем более что она должна приехать завтра. Уже завтра!

Заботы Самолета

Иван Андреевич Седых, бизнесмен и владелец Центра бодибилдинга и шейпинга «Атлет», с которым час назад познакомился Таран, в это самое время вылезал из принадлежащего ему джипа «Шевроле-Блейзер» во дворе небольшого особнячка дореволюционной постройки, который изначально принадлежал какому-то известному в городе купцу и фабриканту, а при советской власти служил пристанищем для нескольких мелких госучреждений. В рыночную эпоху их упразднили, а особнячок приватизировала торговая фирма «Супермарин». В отреставрированном виде особнячок смотрелся очень неплохо. Наверное, расстрелянный большевиками купец мог бы на том свете порадоваться.