Пирамидальное путешествие - Михаил Задорнов

— А какого времени жучок? — спросил я, потому что надо было что-то спрашивать.

Но он моей иронии не понял и ответил серьезно:

— Очень древний. Вы всю жизнь будете гордиться тем, что его видели.

— Ой, ну слава Богу, — ответил я. — Я вам этого никогда не забуду.

Мой гид не понял иронии, сделал серьезное лицо государственного работника и постарался объяснить мне, что за такую экскурсию надо платить не меньше пятидесяти долларов, потому что эти раскопки сторожат пятьдесят охранников. Все-таки то, где мы находимся, египетская государственная тайна. А египетская тайна в Египте меньше, чем за пятьдесят долларов, не продается. Причем платить надо именно здесь и сейчас. Иначе, судя по его тону, я рисковал навсегда остаться здесь и сам превратиться в мумию, покрытую исторической плесенью. И самое страшное — я никому не могу рассказать, что я видел этого жучка.

Журналисты меня часто спрашивают: «Над вами смеялся кто-нибудь когда-нибудь так, как вы смеетесь над другими?» Теперь я знаю, что я буду отвечать им на вопрос. Смеялся! Секьюрити арабский. Он до сих пор, наверное, смеется! Во всяком случае, когда мы вышли из катакомб, у него улыбались не только глаза, но уши. Он тут же побежал от меня восвояси, естественно, отдавать пятьдесят долларов друзьям Лукумбы. А я грустно пошелестел по барханам обратно, переживая не столько за пятьдесят долларов, сколько за испачканные навсегда пылью вечности шорты Ферре… А еще за то, что не успел сфотографироваться с этим жучком на слайд!

Я тогда впервые для себя сделал вывод, по дороге от этих катакомб, что всегда в дурацкую историю попадаю, когда начинаю «звездить».

Лет восемь назад приехал Аксенов, он вернулся из Америки. Он меня не знал. Он знал моего отца-писателя. А его тоже уже никто не знал, потому что он долго жил в Америке в эмиграции. Мы ехали по подмосковному шоссе. И нас останавливает гаишник. Подходит. «Вот сейчас, — подумал я, — сейчас Василий увидит, как я с ним поговорю». Ну, то есть «звездить» решил. Я даю права и говорю: «Ну что?» Тот говорит: «Будем штрафовать». Я ему лицо и так, и так показываю. Гаишник никакого внимания. Так неудобно, я в такой дурацкой ситуации. Я ему так намекаю, может быть, вам билеты на концерт? И он громко отвечает, так, чтобы Аксенов слышал: «Вы думаете, я вас не узнал? Узнал. Я вас терпеть не могу!»

Разгадка

Дня три я переживал из-за того, что мое свидание с пирамидами оказалось неудачным. Правда, нет худа без добра. Я невольно стал скромнее. Очки Гуччи разбились, шорты Ферре истрепались. Поэтому я купил на арабских рыночных развалах самую дешевую туристическую дерюгу, на которую местные египетские кутюрье специально для наших туристов из глубинки пришили этикетку с надписью русскими буквами «Адидас».

Зато теперь, когда я выходил из гостиницы, местные бомжи не только не приставали ко мне, но и смотрели на меня с жалостью.

Правильно сказал кто-то из моих коллег: «Будь скромнее, и люди к тебе потянутся. Причем, правильные люди!» Действительно, уже на следующий день после покупки дерюги мне повезло с правильным гидом. Нет, не повезло… Я не прав. Скорее всего, бог Ра мне сделал подарок за мои переживания.

Новый гид абсолютно был не похож на предыдущих. Молодой, неживотастый, веселый, его глаза не играли в прятки, пытаясь меня одурачить. Он даже не чесал рукой под брюками в области паха, как это постоянно делают арабы прямо на улице. Вообще, было похоже, что он спрыгнул с какого-то фрагмента древней фрески. Действительно, оказался не арабом, а коптом. Потомком тех древних, настоящих египтян, которые еще сохранились в Египте и основное занятие которых с утра до вечера делать вид, что они уживаются с арабами. С ними, с арабами, его роднило только то, что его мама тоже училась в Москве и до сих пор, как он сказал, тащится от русской литературы и сейчас читает Пелевина.

Он очень неплохо говорил по-русски, хотя в России ни разу не был. Но уже знал такие слова, как «разборка», «новый русский», «развести», «лох». Видимо, мама зачитывала ему вслух страницы из Пелевина. Он даже знал, что такое мухомор и как его нюхать. Правда, выражение «в натуре» он знал, но пристраивал его в своей речи совершенно некстати. Например, спрашивал меня: «Как вас, в натуре, звать?». И я ему, в натуре, отвечал, как, в натуре, мое имя.

Он сказал мне, что русские туристы ему нравятся, они веселые, общительные, но вот в последнее время он иногда чувствует себя лохом, потому что не знает, чего от них, в натуре, ожидать. Например, один из его клиентов выпил в баре, после чего сказал поздно вечером: «Что бы такого веселого придумать? Пойти, что ли, соседу по номеру морду набить?» А на вопрос — зачем? — ответил: «Хочется сделать что-то полезное для человечества». И моему гиду было непонятно, что в этом полезного для человечества.

Другой наш турист, напившись, ночью после бара прыгнул в одежде в бассейн. Ну, просто разбежался и прыгнул. От радости. И начал в бассейне кричать, бить руками по воде, булькать под водой, забрызгал все вокруг бассейна. Проходящие мимо немцы за него испугались, думали, человек тонет. Начали вытаскивать. Он их от радости, мокрый, принялся всех обнимать. Они думали, что он их благодарит за спасение. И наутро устроили скандал администрации гостиницы, что вокруг бассейна ночью не вытирают, скользко, и русский турист, поскользнулся и свалился в воду. Им же на ум не могло прийти, что он сам прыгнул туда в одежде. В результате перед нашим извинились, принесли ему в номер бесплатно фрукты и шампанское! И носили каждый день, и каждый день он прыгал в бассейн. И они думали: «Вот дурной русский, в одном месте все время падает в бассейн».

Мы совершили с моим новым знакомым этакий бартер. Под строжайшим секретом я ему поведал, что у нас, у русских, вообще в истории мощнейшая энергия. Но она без вектора. Тем не менее, мы научились кое-чему у Запада. И у наших новых русских уже появились в речи первые векторные словосочетания. Например, неопределенные и определенные артикли: неопределенный — «типа», а определенный — «конкретно»! Объяснил также, что означают новые, внушающие уважение любому русскому словосочетания, типа «дуть в уши», «колбасить в кислоте».

За это копт поведал мне тайные слова, после которых даже арабы с бусами должны были меня уважать настолько, чтобы бежать от меня восвояси. Я не знаю, что означали эти слова. Их было трудно перевести на русский так же, как объяснить арабам, что означают наши выражения «колотить понты», «навинтить гайку» или «серпом по рейтингу», не говоря уже о «лохматить бабушку». Похвастаюсь лишь тем, что уже через три дня я научился эти арабские слова произносить почти без акцента. Арабы застывали вместе со своими ювелирными изделиями в руках, превращаясь в монументы самим себе. Провожали меня взглядом, в котором сквозь ненависть, как сквозь два ситечка, просачивались уважение и непонимание, как это, я, иностранец, а не лох. Я считаю, израильтянам эти слова надо преподавать в начальной школе.

Забегая вперед, скажу, что мой новый молодой друг вскоре похвалил меня. Он отметил мое хорошее чувство юмора и даже сказал, что мне надо быть когда-нибудь юмористом. Еще сказал, что я не похож, в натуре, на нового русского туриста, потому что в историческом музее к нему ни разу не обратился с вопросом, с кем можно поговорить, чтобы купить что-то из сокровищницы Тутанхамона? И еще не пытался, как один из его клиентов, сесть на трон Эхнатона, а на замечание администрации, мол, кресло самого Эхнатона, тот ответил: «Не волнуйтесь, он придет — я встану».

— Нет, вы не новый русский, — закончил он мне свое признание. — Не надо мне колбасить в кислоте!

И я во второй раз в своей жизни, уже с ним, отправился к пирамидам!

Вечерело, солнце уже нехотя обогревало пустыню. Нехотя вез нас таксист. «Уже поздно, — объяснил он. — Вас не пустят».

— Куда не пустят? — спросил я. — В пустыню?

— Да, — ответил он, — ворота в нее закрываются в пять.

Действительно, когда мы подъехали к пустыне, я увидел ворота. Хотя забора не было. Просто посреди пустыни стояли ворота. Этакий натюрморт для Сальвадора Дали.

В этот вечер бог Ра сделал мне второй, самый чудесный подарок. Он испортил погоду! Причем, настолько испортил, что отсек пирамиду на весь вечер от мировой толпы. Вдруг подул ветер, который в литературе обозначается обычно словом «нехороший». Еще с дороги видно было, как ветер поднимает в пустыне первые угрожающие вихри и выдувает ими из пустыни последних туристов. Эти вихри взвивались от пирамид вверх, словно пытались сорвать с неба раскрасневшееся солнце, которое начинало остывать быстро, как электрическая плитка, которую выключили из розетки.

Зато пирамиды оживали на глазах! Их рабочий день закончился досрочно! Они не были больше фотоателье и первым чудом света. Они радовались этой гудящей непогоде и как будто хороводили вместе с песочными вихрями, которые срывались с барханов, точно брызги с морских бурунов в бурю.