«Кантокуэн» — «Барбаросса» по-японски. Почему Япония не напала на СССР - Анатолий Кошкин

В марте 1932 г. на территории оккупированного Северо-Восточного Китая японцы образовали марионеточное государство Маньчжоу-Го и приступили к оборудованию здесь плацдарма для последующих военных действий. Планы дальнейшего продвижения вглубь Китая требовали заботы о тыле. В Токио не могли исключать, что на определенном этапе Советский Союз может воспрепятствовать осуществлению экспансионистской программы японского империализма. В мае 1933 г. военный министр Араки Садао заявил на совещании губернаторов страны: «Япония должна неизбежно столкнуться с Советским Союзом. Поэтому для Японии необходимо обеспечить себе путем военного захвата территории Приморья, Забайкалья и Сибири».

Подобные заявления использовались и для того, чтобы убедить западные державы в целесообразности проводить в отношении Японии политику умиротворения, продолжая снабжать ее стратегическим сырьем и военными материалами. Отстаивая перед Вашингтоном эту линию, посол США в Японии Джозеф Грю, убеждал американскую администрацию, что захват Маньчжурии следует рассматривать как прелюдию японо-советской войны. В одной из своих телеграмм в госдепартамент он доносил: «Помощник военного атташе сказал мне, что он с группой своих иностранных коллег пришел к заключению, что война (Японии) с СССР совершенно неизбежна и что она начнется весной 1935 г., хотя некоторые из его коллег полагают, что эта война может начаться и раньше». В октябре 1933 г. Грю, сообщая в госдепартамент о решимости Японии «устранить в удобный момент препятствие со стороны России в отношении японских честолюбивых планов», отмечал, что «японцев можно легко побудить вторгнуться в Сибирь».

В Советском Союзе расценивали обстановку однозначно. 3 марта 1933 г. заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан писал в ЦК ВКП(б): «Мне кажется, не может быть двух мнений, что наиболее идеальным выходом из кризиса и из создавшегося на Дальнем Востоке положения для САСШ (США) и других европейских держав была бы война между СССР и Японией. Нас будут втягивать и толкать на это…»

Японцы умело использовали заинтересованность западных держав в столкновении Японии и СССР. Еще за несколько месяцев до начала операции по захвату Маньчжурии японское правительство официально запросило английское и французское правительства, может ли оно рассчитывать на их прямую поддержку в случае войны Японии с Советским Союзом. Тем самым давалось понять, что целью оккупации Северо-Восточного Китая является обретение плацдарма для войны с СССР.

Вскоре после овладения Маньчжурией японское правительство

19 ноября 1931 г. с явно провокационными намерениями демонстративно и в жестких выражениях потребовало через своего посла в Москве «прекращения вмешательства во внутренние дела Маньчжурии». Понимая провокационный характер этого «протеста», в ответ 20 ноября нарком по иностранным делам СССР заявил, что «Советское правительство последовательно во всех своих отношениях с другими государствами проводит строгую политику мира и мирных отношений. Оно придает большое значение сохранению и укреплению существующих отношений с Японией. Оно придерживается политики строгого невмешательства в конфликты между разными странами. Оно рассчитывает, что и японское правительство стремится к сохранению существующих отношений между обеими странами и что оно во всех своих действиях и распоряжениях будет учитывать ненарушимость интересов СССР». Делая подобное заявление, советское правительство, по сути дела, объявляло о своем нейтралитете в отношении японо-китайского конфликта в Маньчжурии. Тем самым демонстрировалась решимость СССР не допустить своего вовлечения в этот конфликт, как того хотелось бы западным державам. В Токио с удовлетворением воспринимали позицию Советского Союза и продолжали искусственно нагнетать опасность вооруженного столкновения с Японией, с тем чтобы удерживать Москву от какого-либо вмешательства в маньчжурские события.

Тем временем японские войска заняли позиции по всему периметру новой сухопутной границы с СССР. В первой половине 30-х гг., по мере усиления в Японии влияния милитаристских кругов, вопрос о войне против Советского Союза стал открыто обсуждаться политическими деятелями, в том числе официальными представителями японского правительства, а также печатью. В послании маркиза Кидо Коити комиссии, созданной в январе 1932 г. при кабинете министров Японии для «выработки политики в отношении заморских территорий империи», подчеркивалось, что наличие на территории Маньчжурии императорской армии позволяет проводить плановые меры по подготовке условий для решения «северной проблемы», т. е. вести подготовку к войне против Советского Союза.

Выход японских вооруженных сил к границам СССР потребовал составления нового плана войны на севере. Генеральный штаб армии уже в конце сентября 1931 г. принял документ «Основные положения оперативного плана войны против России». Планом предусматривалось «выдвижение японских войск к востоку от Большого Хингана и быстрый разгром главных сил Красной Армии». Вслед за этим надлежало разгромить войска противника на всех направлениях. При этом имелся в виду весь район Северной Маньчжурии и Приморья.

В конце августа 1932 г. генштабом был разработан план войны против СССР на 1933 г., который учитывал изменившееся после оккупации всей Маньчжурии стратегическое положение сторон. При составлении этого плана командование японской сухопутной армии исходило из того, что Япония уже достигла необходимого стратегического превосходства над советскими вооруженными силами на Дальнем Востоке и в Сибири. При этом особо выделялись следующие факторы: а) в войне против СССР примут участие не только японские, но и маньчжурские войска; б) сражения в районах советско-маньчжурской границы японские войска будут вести по внутренним операционным линиям, а советские — по внешним; в) разгром советских частей будет осуществляться поодиночке в начальный период войны; г) советские базы военно-воздушных сил подлежат быстрой ликвидации, что устранит серьезную опасность с этой стороны; д) в кратчайший срок будет перерезана Транссибирская железнодорожная магистраль, которая проходит в непосредственной близости от Маньчжурии; е) по сравнению с прежним периодом ныне возможно составить конкретные планы операций и проводить детальную подготовку к их осуществлению.

Планом на 1933 г. было определено, что против четырех-пяти дивизий, которые, по расчетам японского генштаба мог выставить Советский Союз в Приморье, японская армия будет иметь три дивизии в Маньчжурии и две в Корее. Кроме того, одна дивизия должна была высадиться с моря в районе Владивостока. Намечалось уже в начальный период войны нанести по советским войскам в Приморье «сокрушительный удар». Считалось, что «к тому времени, когда СССР перебросит из глубины страны две дополнительные дивизии, сражение в Приморье будет завершено, советские ВВС разгромлены и развеяны, Владивосток захвачен».

Для действий на северном, амурском, направлении выделялось три дивизии, а на западном, хинганском — четыре. Предусматривалось иметь десять дивизий резерва ставки. Силами одной дивизии планировалось осуществить захват Северного Сахалина и Камчатки. Две дивизии получали задачу обеспечивать с юга тыл группировки. После разгрома противостоящих сил противника оккупации подлежала обширная часть территории Советского Союза к востоку от озера Байкал.

В конце 1932 г. этот план был одобрен главнокомандующим японскими вооруженными силами императором Хирохито. Содержание его свидетельствовало о том, что военный успех в Маньчжурии опьяняюще подействовал на японские военные круги, и они не желали трезво оценивать возросшую мощь Советского Союза. С целью ускорения начала реализации плана японские военные сознательно нагнетали напряженность на советско-маньчжурской границе — продолжались провокации на КВЖД, организовывались частые «пограничные инциденты», на советскую территорию засылались шпионско-диверсионные группы.

В обстановке обострения советско-японских отношений, возрастания опасности войны на Дальнем Востоке XVII съезд ВКП(б) отмечал: «Отказ Японии от подписания пакта о ненападении… лишний раз подчеркивает, что в области наших отношений не все обстоит благополучно… Одна часть военных людей в Японии открыто проповедует в печати необходимость войны с СССР и захвата Приморья при явном одобрении другой части военных, а правительство Японии, вместо того чтобы призвать к порядку поджигателей войны, делает вид, что его это не касается».

Следует отметить, что авантюризму экстремистов из числа военных в первой половине 30-х гг. в известной степени противостояли влиятельные лидеры буржуазных политических партий и представители крупного бизнеса из числа «старых» концернов, сферой приложения капиталов которых была в основном промышленность собственно Японии. Эти деятели, хотя и не выступали против захватнических планов, направленных против Китая и СССР, тем не менее высказывались за более осторожное развитие материковой политики. Они склонялись к мнению о целесообразности идти по пути «постепенного изживания дефектов в деле обороны, с тем чтобы через десять лет достичь полной готовности». Считалось, что на этот период Японии было бы выгодно пойти на временную нормализацию японо-советских отношений и даже заключить с СССР пакт о ненападении. Член Высшего военного совета Японии адмирал Като Кандзи в беседе с советским послом Трояновским указывал на наличие в японских руководящих кругах двух течений. Он говорил: «Первое — за возможно тесное сближение с Советским Союзом, второе — за разрыв. Первое многочисленнее, второе — очень активно. Идут горячие споры…»