Наследник Фархада - Николай Рубан

Но есть среди всех военных праздников еще один — полусекретный, не отмеченный в календарях красным цветом — 5 ноября, День военной разведки. Отмечают его разведчики в своем узком кругу, без шума и понтов, как говорят сами разведчики: «…глубокой ночью, накрывшись с головой одеялом и закусывая вареными огурцами, чтоб хруста слышно не было».

Разумеется, в девятой роте этот праздник был одним из главных и почитаемых. В актовом зале торжественно зачитывались приказы о присвоении очередных званий офицерам и награждении их медалями за выслугу лет, курсантам же доставались ценные подарки, благодарности и снятия ранее наложенных взысканий. Главным же гвоздем программы был концерт художественной самодеятельности курсантов роты, на который старались пролезть всеми правдами и неправдами все, кто только мог, ибо концерт того стоил.

Кто его знает, как так вышло, но по-настоящему талантливых людей в девятой роте всегда хватало. Чего стоил, к примеру, знаменитый дуэт братьев-близнецов Сашки и Сереги Лавровых! Этим орлам ничего не стоило скромно притопать в воскресенье на танцплощадку в городском парке, скромно пристроиться где-нибудь в уголке, у стеночки и начать ВЫДАВАТЬ под израненную во многих драках гитару. И все: через пять минут штатный ансамбль танцплощадки оставался не у дел, а вся аудитория танцплощадки обступала братьев плотным кольцом. И был сей знаменитый дуэт выперт из училища за удалые пьянки и самоволки, и стал на гражданке лауреатом всесоюзного конкурса «Золотой камертон», но это — позже…. А дивный плясун Валерка Доценко с его знаменитой «десантной цыганочкой»! А Вовка Зубков с его бардовским песнями! Да, были люди…

Однако супергвоздем самодеятельности девятой роты были, конечно же, спектакли. Точнее, это не было спектаклями в их привычном понимании, ибо традиционные рамки сего жанра были размыты до полнейшей прозрачности. Объединяла их лишь общая тематика сюжетов: вначале на сцене вдохновенно предавались разврату Враги (белогвардейцы, махновцы, фашисты в оккупированном Париже). По ходу дела Враги обсуждали планы операции по борьбе с Нашими (буденовцами, партизанами, борцами Сопротивления). Один из врагов, естественно, оказывался Нашим Разведчиком и подавал Нашим условный сигнал, когда Враги доходили до необходимой кондиции. Лихим налетом Наши вламывались в сие гнездо разврата и очень красиво задавали Врагам перцу — с тщательно отрепетированными рукопашными схватками, под аккомпанемент пальбы холостыми патронами и поросячий визг девиц легкого поведения, безнравственных подружек подлых Врагов.

Здесь надо признаться: увы, желающих исполнять роли Врагов всегда было больше, чем претендентов на роли Наших. И то сказать — развалиться в кресле на глазах у сидящего в зрительном зале начальника политотдела — да в расстегнутом белогвардейском мундире, да нагло лапая веселенькую приглашенную подружку-статистку, да распевая пьяным голосом: «…Мой отец в Октябре-е-е убежать не успел, но для белых он сделал немала-а…»! Или: скакать в черной эсэсовской форме верхом на стульях, маша пивными кружками, да вокруг стола, на котором задирают ножки в пьяненьком канкане все те же подружки-статистки! Да распевая при этом во всю глотку «Хорст Вессель»! Это ж какой кайф, вы только представьте!

Присутствующее в зале начальство пыхтело от досады, но увы, формально придраться было не к чему: на то они и Враги, чтобы выглядеть столь отвратительно, тем более все равно им сейчас банок накидают.

Подготовка к очередному концерту в честь Дня разведки была в самом разгаре, когда слухи о незаурядных способностях Ауриньша в области хореографии дошли до Вовки Зубкова — в этом году подготовку концерта взвалили на него.

— Марик, — разыскал Зубков его в спортуголке, — Айда сюда, дело есть.

— Говори, что за дело, — отозвался Ауриньш, не отрываясь от зашивания разорванной дермантиновой шкуры борцовского мата.

— Такое дело, Марик. Надо на концерте выступить. Степ долбить умеешь?

— Степ — это что? Шаг?

— Это по-английски «шаг». А вообще, это танец такой, чечетка. Бацаешь?

— Нет. Не бацаю.

— Блин, Марик, надо научиться! Вот такой номер пропадает!

— Что за номер?

— Короче, сюжет такой: идет совещание в генштабе НАТО. Они там все бухают, с бабами обжимаются и все такое. И тут же — висит карта Союза, и они по ходу дела решают, как с нами войну начать. Потом один генерал заявляет: «Господа! Я решил порадовать вас небольшим сюрпризом и пригласил сюда любимца Бродвея, знаменитого Джимми Сноу!». Бабы визжат, мужики аплодируют. И тут появляешься ты — негр! В клетчатых штанах, в белых перчатках, в канотье, при бабочке — ну, все дела. И — фигачишь чечетку, штатники же все от нее торчат! И — втихаря карту переснимаешь с их планами (у тебя, с понтом, фотоаппарат в бабочке). Ну, типа, ты — наш разведчик. Все генералы в атасе, бабы в экстазе и лезут к тебе отдаваться. Тут один поддатый генерал (из южан, видать) начинает возбухать в том смысле, что нефиг всяким грязным ниггерам тут отираться. И пытается въехать тебе в дыню. Ну, ты его так культурно бортанул, сдал с рук на руки и гордо так сваливаешь. А потом встречаешься с нашим резидентом (это я, скорее всего, буду) и он тебе говорит, что за добытые сведения чрезвычайно важности указом Советского правительства ты награжден орденом Ленина. Ну, а ты: «Служу Советскому Союзу!». Ну как?

— Володя, я извиняюсь, конечно, но это же… — Ауриньш на секунду задумался, — А, полная лажа, вот. Так не бывает.

— Ну блин, мне еще критика только не хватало! Да что ты вообще в таких вещах понимаешь!

— Кое-что понимаю.

— Да я не про то! Не про оперативную работу! Это ж, блин — драматургия, ну!

— Драматургию я тоже изучал. Так неправильно. Очень низкий класс.

— Да тебе-то какая разница, если народу нравится!

— А если народу будут, например, наркотики нравиться? На концертах надо будет в зал закись азота выпускать? Или дым от марихуаны?

— Ма-рик! Ну не занудствуй ты, а? Если нормально выступим — всех в увольнение отпустят. Трудно тебе для ребят постараться?

— Ну, если только так… Хорошо, я попробую. Но имей в виду, я остаюсь при своем мнении: это — не искусство.

— Ладно, ладно… Тонкий ценитель.

Как и можно было предположить, спектакль имел сногсшибательный успех у почтенной публики и впоследствии даже занял первое место на окружном смотре художественной самодеятельности! Сплошь и рядом такое бывает, когда вещи имели большой успех при весьма прохладном отношении к ним самих авторов. Взять хотя бы Конан Дойля — ну не любил он своего Шерлока Холмса! Халтурой, видите ли, считал. Или Стругацкие от своего «Трудно быть богом» не в восторге были — и что с того? Ничего, другие оценят.

… Итак, совещание в генштабе НАТО набирало обороты. Стол ломился от полных и опрокинутых бутылок. С закуской в НАТО было послабее: сморщенные соленые огурцы цвета хаки, на скорую руку ободранные луковицы, да кривые жареные рыбки. Понятно, что сии деликатесы были добыты в курсантской столовке. Но почтенная публика вполне понимала право искусства на некоторую условность и великодушно прощала артистам как скудость стола, так и сервировку его гнутой столовской алюминиевой посудой.

Пьяные в хлам «генералы» упоенно горланили «Глори, глори, алиллуйя» и «Йеллоу сабмарин», время от времени лихо опрокидывая все новые и новые стаканы на зависть почтенной публике. После чего размашисто малевали на политической карте СССР толстенные стрелы направлений наступлений и жирные кляксы ракетно-ядерных ударов, сопровождая нанесение оперативной обстановки злорадным гоготом и неприличными телодвижениями.

— Гссспда! — покачиваясь, воздвиглась со стаканом в руке конопатая Милка Савичева (Рязанское культпросветучилище, 2 курс) в форме штаб-сержанта 82 воздушно-десантной дивизии США. Форменная юбка на сержанте была длиной в полторы ладони ниже пояса. Особую порочность образу сержанта придавали черные сетчатые чулки с поросячье-розовыми подвязками.

— Гссспда! — отвязно продолжал развратный сержант, — Кажется, не все здесь пс… пссютстсие верят, что до поступления на службу в армию я имела… этого… А, да! Я имела б-ешшеный успех! Нна самом Бродвее! И даже выступала с гастролями в Париже! В з-знаменитом кабаре «Ммулен руж»!

— Да ясный перец — свистишь, подруга! — провокационно загалдели «генералы».

— Н-нухшо… Я д-докажу! Эй, кто-нибудь — мммузыку! — и сержант Милка полезла на стол, услужливо подсаживаемая ручищами с отлично развитым лапательным рефлексом.

Лязгнула клавиша заезженного магнитофона «Спутник», и в облака табачного дыма, плавающего над сценой (кубинские курсанты оказали интернациональную помощь в размере десятка сигар) плавно вплелись томные извивы призывного голоска Барбары Стрейзанд. Разумеется, знаменитая «Stop» — уж и не сосчитать, сколько стриптизерш прокормила эта дивная песенка о целомудренной любви.