Time - Альберт Григорьевич Горошко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внизу афишки было приписано более мелким шрифтом: “Прием ежедневно с 20.00. Ул. 25 Октября, д. 21.” Что она может предсказать? К гадалкам ходят только отчаявшиеся и наивные люди. А я, кажется, попал в их категорию. Я нажал подсветку часов. 22-14. Еще не так поздно. Расположение и название улицы, конечно же, не изменились. Я побежал, хлюпая разбухшими сапогами по снежной каше.
Я долго стучал кулаком в ворота, пока в одном окне не зажегся свет. Я подошел к окошку – на меня смотрел силуэт – маленькая головка на узеньких острых плечиках.
– Вам кого?
– Вы мадам Вересковская?
Силуэт удалился, минут через пять застучали засовы и калитка отворилась. Напротив меня стояла крохотная, прямая, как суслик, старушка в ватной безрукавке и белом пуховом платке, накинутом на голову, опираясь на тоненькую трость и держа в другой руке керосинку.
– Добрый вечер, – выдавил я из себя, не зная с чего начать.
Старушка молча кивнула, развернулась и побрела к сеням, подняв высоко лампу, тростью стуча перед собой. Старуха слепа, подумал я, а лампу зажгла для меня. И не прогнала в такой поздний час!
В передней пахло корицей или гвоздикой, тыквенной кашей и печкой. Я снял разбухшие тяжелые сапоги, промокшее пальто и шапку и пошел на ощупь, задевая по пути ведро, дрова, сундук, ударившись лбом о косяк, пока не оказался в комнатушке, залитой теплым светом нескольких подсвечников. Старушка рукой указала на деревянное кресло, стоявшее спинкой к окну напротив большого круглого стола, непонятно как умещавшегося в этой комнате, с тяжелым бронзовым канделябром в виде трехглавой птицы в центре, вокруг которого были разбросаны потрепанные карты Таро, и удалилась. “Она слепая, зачем же ей карты?” – подумал я, разглядывая обстановку. Стены были убраны темно-бордовыми обоями с золотистыми лилиями, откуда на меня смотрели несколько портретов: бородач с трубкой в руке, светловолосый офицер в белом кителе, девушка в шляпе с перьями и веером в руке.
Старушка вошла и села напротив, я ее не видел за светом канделябра. Я немного сдвинулся в сторону, чтобы разглядеть ее лицо, но оно оказалось закрыто вуалью. Я посмотрел на ее руки – не могут быть такие изящные руки у старухи. Я привстал.
– Сядьте! – услышал я голос молодой женщины.
– А где старушка? – изумленно спросил я.
– Сядьте, сударь, успокойтесь, старушка – это я.
Я не услышал раздражения в ее голосе, несмотря на то, что назвал ее старушкой.
– Извините!
– Не стоит, сударь. Что вас привело во мне в столь поздний час?
– Я хочу узнать свое будущее, я видел вашу афишу вчера, но не смог попасть на сеанс.
– Хорошо, но я вижу, что вы неглупый человек, неужели вы верите в это?
Я был так удивлен услышанным, что не знал, как ответить.
– Н…не верю, но хочу узнать.
– У вас ничего не получится. Ваше будущее не предопределено.
Она поднялась. Я тоже встал и развел руки.
– Как не предопределено? Что это значит?
– Вам может помочь только один человек.
– Кто?
– Найдите доктора Севидова. Все, сеанс закончен. Денег не нужно. Прощайте.
Глава десятая
Доктор Севидов
Неделя прошла как нескончаемый кошмар. В отчаянии я бродил по городу, не зная, что делать. Мое лицо покрыла редкая щетина, деньги почти закончились, я начинал голодать. Живот все чаще болел, было негде помыть руки, поспать удавалось на вокзале, да и то только днем.
В этом существующем в прошлом мире я чувствовал себя как на необитаемом острове. Я никак не мог найти контакт с людьми – я просто не знал, о чем говорить. Мне очень хотелось домой…
Визит к гадалке меня еще больше убедил в том, что произошло что-то ужасное в моей судьбе. Но должен же быть какой-то выход или хотя бы объяснение произошедшему со мной. Загадочный доктор Севидов – кто он? Ученый, а может быть врач? Не хотел бы я попасть в клинику для душевнобольных, хотя дорога туда мне, похоже, открыта, если я еще останусь здесь в таком положении. Почему гадалка ничего не сказала о нем, где он живет, хотя бы?
Я пытался встретить того странного типа, который приглашал меня в клуб на лекцию. Я должен поговорить с ним, расспросить о докторе. Моя машина времени дала сбой, я не мог понять, в чем дело. А выход надо было найти как можно скорее, чтобы не наследить! К тому же жить мне было негде, гостиница для меня закрыта, без паспорта я рисковал попасть в милицию, денег оставалось мало, а главное – я не знал, что случилось с церковью, почему я вошел в одну дверь, но вышел в нее же, пройдя 71 круг без толку!
Наконец, в пятницу мне повезло – возле Дома рабочей молодежи я все же нашел странного молодого человека в круглых очках. Я бросился к нему, как к родному, и он сперва удивился, но тут же узнал меня.
– Вы тогда так быстро исчезли, ха-ха, я что, напугал вас? – спросил он, поправляя съехавшие на кончик носа очки.
– Послушайте, как я могу найти доктора …
– Севидова? – Будем знакомы – студент Виссарион Иванов.
Он выпалил это, тряся головой, как будто работал с отбойным молотком. Он сдувал свои кудрявые пряди, спадающие на глаза. Я пожал его руку.
– Артем , – просто представился я.
– Очень приятно. Что ж, приходите завтра в шесть вечера, адрес помните – Дом рабочей молодежи.
– Дело в том, что я хотел бы лично поговорить с доктором. У меня для него есть кое-что интересное, и я буду признателен, если вы представите меня ему.
Мое красноречие ошеломило очкарика, он внимательно посмотрел на меня, потом опустил взгляд, что-то обдумывая.
– Хорошо, идемте. Вы как-то не хорошо выглядите. Голодны?
Я ничего не сказал в ответ – только кашлянул в кулак. Мы прошли несколько кварталов по главной улице и свернули в арку обшарпанного дома. Здесь была боковая дверь, и студент громко постучал в нее. Нам открыла тучная пожилая женщина с трясущейся головой, в истрепанной многолетней ноской “душегрейке”, накинутой на длинное черное платье в белый горошек, и поздоровалась с Виссарионом.
– А Николая Ивановича нет, – ответила она на его вопрос. – Но вы все равно проходите, он вот-вот будет.
Нас провели на второй этаж по довольно крутой и ветхой лестнице, которая жалобно поскрипывала под шагами хозяйки, и мы очутились в просторной комнате с высоким потолком, сплошь заставленной книжными полками и какими-то приборами.
На огромном письменном столе беспорядочно лежали несколько пожелтевших рукописей, два ящика были открыты, а мусорная корзинка через край набита скомканными черновиками.
Студент, видимо, частый гость в этом доме, непринужденно уселся в кресло у полок и стал разглядывать корешки книг. Мое внимание привлек странный