Капитальный ремонт - Леонид Соболев

Таким тоном говорят с прислугой, с капельдинером в театре безразличным, сухим и вежливым тоном. Но штабс-капитан этого не замечал. Он пил чай, и его мятый китель собрался на животе в привычные складки. Он отпустил сальную шутку насчет некоторых удобств клапана и сам засмеялся ей довольно и искренне. Юрий Ливитин изобразил улыбку так, как делает это старший офицер "Авроры", старший лейтенант Энгельгардт, для Юрия служит образцом настоящего флотского офицера: он всегда холоден, корректен, презрителен, ослепляюще чист, всегда тщательно выбрит. Юрию брить еще нечего, а пухлые губы никак не идут уголками вниз, презрительный взгляд также не удается: глаза всегда неприлично-мальчишески веселы. Единственно, что выходит похоже, - это холодный, стальной голос и нарочитая сдержанность жестов. Юрию восемнадцать лет, юность бурлит в нем здоровой и сытой жизнью, и в кругу товарищей - там, в корпусе, - Юрий бесится порой, как мальчишка. Но вне корпуса форма обязывает к сдержанности и соблюдению достоинства.

Он вымылся над вделанным в стенку умывальником, вычистил зубы и пожалел, что нельзя сделать прямой пробор (Энгельгардт причесывался именно так), - круглая голова была глупо стрижена под машинку; в плавании гардемаринов стригут, как матросов. Но и это, как и многие неудобства, возводилось традициями в заслугу: в море, в трудном плавании, невозможно иметь безупречный пробор, поэтому лучше его не иметь совсем, - так защищались гардемарины Морского корпуса от насмешливых выпадов барышень.

Проводник пришел на звонок, убрал постель и принес горячий крепкий чай и бисквит. Юрий сел подальше от штабс-капитана и карманной пилочкой подровнял ногти.

Штабс-капитан вновь пустился в дорожные скучные разговоры:

- А скажите, юнкер, долго вам еще в училище трубить?

"Юнкер"! Ливитин посмотрел на него уничтожающе. "Юнкер Ливитин" задавиться надо! "Гардемарин Ливитин" - вот это звучит. Это сочетание слов тем более приятно ласкает самолюбие, что оно еще ново, только вчера прочли на шканцах "Авроры" приказ о производстве кадет 4-й роты в гардемарины 3-й роты, - отсюда и отпуск, и уверенность жестов, и новенький золотой якорек на узких белых погонах. "Юнкер"!..

- Простите, господин штабс-капитан, я не юнкер, я гардемарин Морского корпуса.

- Ну, это все равно!

- Никак нет. У нас юнкеров нет.

- Вы мне очки не втирайте, - обиделся штабс-капитан. - Я сам знаю, что есть! У меня в роте вольноопределяющийся Герлях переведен в армию из юнкеров флота.

Взгляд Юрия снисходителен.

- Гардемарина Морского корпуса могут разжаловать в юнкера флота за неуспешность или дурное поведение - это верно, господин штабс-капитан. Юнкер флота - это вольноопределяющийся флота, и ничего более.

- Ну, ладно. А гардемарином сколько вам лет быть?

- Гардемарин, - Юрий поправил ударение, - оканчивает Морской корпус через три года. В 1917 году я буду иметь честь стать офицером флота его величества.

Флота его величества в России нет. Есть Российский императорский флот. Но это долго и не так звучно; кроме того, англичане говорят: "Хис мэджисти шип, хис мэджисти нэви" - корабль его величества, флот его величества, - а англичане достойны подражания во всем, начиная с дредноутов и кончая трубкой и хладнокровием. Англичане - лучшая морская нация в мире.

- А юнкера флота тоже могут произвести в мичманы*?

______________

* В царском флоте мичман - первый офицерский чин. (Здесь и далее примечания автора.)

- Так точно, в мичмана.

Юрия это забавляет, а штабс-капитан запыхтел: два подряд исправленных ударения его бесят. Но флот во многом отличается от армии: юнкер гардемарин, обыкновенный рапорт - по-флотски рапорт, в армии на север указывает компас, во флоте - компас. Все это мелочи, но они лишь подчеркивают, что штабс-капитану никогда не понять пышной четкости флотской службы. Штабс-капитан раздраженно поставил стакан на столик:

- Ну, раз производят, значит, и разницы нет!

- Кроме одной. Офицер из юнкеров флота вряд ли когда-нибудь получит адмиральские орлы.

- Почему это?

- Так...

Ливитин явно, но корректно насмехается. Штабс-капитан злится:

- Черная кость?

- Н-нет... отсутствие нужных знаний... Морской корпус приравнен к высшим учебным заведениям.

Юрий врет, но врет искренне. Ему этого хочется, как хочется всем воспитывающимся и воспитавшимся в Морском корпусе, единственном во всей России. Он врет также насчет юнкеров и адмиральских орлов: адмирал Макаров никогда не кончал Морского корпуса, а сдал мичманский экзамен, окончив только мореходное училище, что не помешало ему сконструировать первый в мире мощный ледокол "Ермак" и написать первый в России курс морской тактики. Но об этом упоминать не обязательно. Юрию хочется показать штабс-капитану, окончившему какое-нибудь провинциальное пехотное училище, всю огромную разницу между гардемарином и юнкером. Штабс-капитан молча закурил дешевую папиросу. Ливитин вынул трубку.

- Разрешите курить, господин штабс-капитан?

Душистый дым распластался синими облаками и дрожит в воздухе вместе с вагоном. Штабс-капитан прекращает разговор - в нем накипают обида и бессильная злость. Мальчишка, нахал, английский табак курит, одет с иголочки, самоуверен, - таким вся дорога чиста. Она расчищена для них отцами и дедами, мальчишка, наверное, уже сейчас знаком со всем флотом, - и легка ему будет служебная лямка. Штабс-капитан равно не любит офицеров гвардейских полков и офицеров флота. Они одинаково блестящи, самоуверенны и обособленны. Гвардия его величества, флот его величества!.. А армия - не его величества? Армия, безмерная серая армия штабс-капитанов занумерованных полков, армия, принимавшая на себя удары войн и восстаний, разве она - не его величества? Откуда у них, у флотских, эта самоуверенность, с которой они ходят по улицам финских городов, как по дорожкам собственных имений? Они подлинно владеют этой страной, порядок в которой поддерживают те же штабс-капитаны гарнизонов Або, Торнео, Николайштадта и Свеаборга. Штабс-капитан побаивается мичманов и боится лейтенантов, хотя они ниже его чином. Но как утвердишь свой авторитет, если китель всегда висит на брюхе складками и голос в гневе может только срываться на высокий фальцет и неостроумную брань? Нигде не купишь этой золотой брони превосходства и самоуверенности, это - годы воспитания и наследственный капитал предков.

Штабс-капитан взглянул на гардемарина с ненавистью и любопытством.

Гардемарин сидел свободно и непринужденно, но прилично, как сидят в светских гостиных. Он затягивается трубкой долго и глубоко так, что нижняя челюсть опускается и кожа щек натягивается. Потом медленно и спокойно вынимает трубку изо рта, размыкает свежие юношеские губы, и во рту виден клубящийся белый дым. Он вдыхает его в себя, выдвигая нижнюю челюсть вперед, откидывает голову слегка назад и выпускает длинную струю дыма, направляя ее вбок и вверх нижней губой. Штабс-капитан не знает, что красиво курить особое искусство и что эта манера перенята Ливитиным у старшего лейтенанта Вилькена, который, в свою очередь, вывез ее из заграничного похода на крейсере "Россия", заимствовав непосредственно от флаг-офицера английского адмирала. Штабс-капитан этого не знает и с внезапной резкостью, неожиданной в его неряшливом и рыхлом теле, кидает под стол в плевательницу изжеванный и обмусленный окурок. Окурок упал рядом с никелированной плевательницей на синий ковер, и штабс-капитан бессильно и густо покраснел перед мальчишкой младше его чином. Гардемарин не замечает окурка, он даже не смотрит туда, но штабс-капитан чувствует, что это только снисходительная светская учтивость.