Образ зверя - Александр Кондратьев

Оба прыснули и рассмеялись.

– Таша, я серьезно, – по дороге к кухне Таш возобновил разговор. – Всем нужна хорошая встряска. Нам с тобой тоже. Мы и так накопили уже больше, чем сможем потратить. Нам осталось купить только самого бога. А дальше-то что? Надо жить, надо двигаться. Надо собирать мир по кусочкам.

– Давай лучше разорвем на кусочки вот это, – сказала Таш, доставая из холодильника мясной пирог.

– Нынешнюю власть все устраивает, – распалялся Таш. – Им даже удобно такое положение вещей. По факту – это новое Средневековье.

Таша безразлично чавкала в ответ.

– Когда в последний раз кто-нибудь ходил к порталам? Когда вообще кто-нибудь сверху заикался о порталах?

– Да кому нужна эта древняя рухлядь? – вяло возмутилась Таша. – Смирись, братец, это знание утрачено, и нам его никогда не восстановить.

– Если сопротивление…

– Таш, ты такой фантазер, – перебила сестра. – Ну какое сопротивление? Ты где живешь? Сердце можно за три часа обойти по кругу. Тут всюду камеры и экраны. Власть так крепко сидит в своих креслах… или на табуретах… или на облаках! На чем они там сидят?

– Я к тому и веду, – нетерпеливо сказал Таш. – Если подполье есть, то оно скрывается на Полосе. Я бы на их месте прятался именно там.

Таша рассмеялась с куском пирога во рту, подавилась, из глаз брызнули слезы.

– Ох, насмешил, – откашлявшись, сказала Таша. – И как же они там живут?

– В том-то и дело! – Таш многозначительно поднял брови. – Может, они умеют делать то, что мы делать разучились?

– Постой-постой, – сказала сестра. – Я хочу убедиться, правильно ли я тебя поняла. Экран погас, на нем высветились цифры, и ты на основании этого развил целую теорию заговора? Да у тебя паранойя, братец, тебе к доктору надо. Вдруг это заразно?

– Ладно-ладно, – Таш примирительно поднял руку. – Давай хотя бы в библиотеку сходим. О большем не прошу. Есть у меня одна мыслишка. Хочу кое-что проверить.

Сестра пожала плечами, и получилось так, что брат пожал плечами тоже.

II

Урс выдохнул струйку пара и поежился под пальто. Одежда мешала ему, сковывала движения. Куда удобнее было на ринге – на этом крошечном пятачке, по которому он мог скользить разъяренным зверем, рычать, хохотать во всю глотку, прикрытый только куском ткани в промежности. Цивилизация требовала от него каждый раз, когда он выходит из дома, натянуть трусы, майку и носки, засунуть свои ноги-колонны в брючины, сверху набросить рубаху или ввинтиться в колючий свитер, скрыться под курткой или пальто. Несколько слоев ткани не превратят зверя в человека, а Урс все реже чувствовал себя человеком. Без боя, без ринга он, профессиональный боец и костолом, – просто никто.

Урс шел в церковь за утешением и искуплением. Только там он чувствовал: есть еще шанс обойти пропасть, которая пролегла между ним и всем миром. Но стоило вырваться из священной духоты, из благочестивого полумрака, как в каждом шаге он снова слышал звук удара, в щелчках затекших колен – хруст переломанной кости.

Сколько еще он сможет этим заниматься?

В дверях он притормозил, пропуская пару – мужчину и женщину, оба чуть старше Урса. Мужчина опасливо кольнул борца взглядом, наклонился к своей спутнице, что-то прошептал, закончив нервным смешком. Спутница быстро глянула на Урса, тихо рассмеялась. Наверное, насмехаются над моей несуразной фигурой, подумал Урс. Косая сажень в плечах, маленькая голова – очень смешно. Урс не обижался. Одно небольшое усилие, и весельчаки уже никогда не смогут улыбаться. Какое медведю дело до волчонка, тявкающего вслед. Сила – мать терпимости.

Урс ввалился в темный зал, теплый и душный, наполненный запахом ладана. Всюду – парочки, как будто они сюда на свидание ходят. Наверное, так оно и есть. Урс увидел нескольких влиятельных чиновников под руку с молодыми женщинами. Выгуливают своих куколок, выставляют напоказ, как дорогую вещицу.

Свободных мест почти не было. Урс присел на край скамейки у входа. Он пытался сосчитать прихожан, но все время подходили новые люди, и Урс сбился со счета.

Рядом с ним тоже сидела парочка; эти – чуть помоложе. Оба безразлично глянули на Урса и продолжили беседу полушепотом. Урс подумал о Лизе: могли бы они быть вместе, вот так, как все остальные? Ходить в церковь, за покупками, потом – домой, вместе готовить ужин? Идиллия. Вот только что дальше? Смог бы он забыть, чем она занималась? Смог бы завязать с боями? Урс только усмехнулся в полутьме.

Люди вокруг не выглядели встревоженными. Наоборот, казалось, все пребывали в каком-то праздничном, радостном возбуждении. Как будто на днях не погас экран – главная реликвия Сердца и символ их веры.

К кафедре подошел священник – гомон стих. Святой отец поздоровался с паствой и начал проповедь. Снова про последние времена, снова – о гневе Божьем. Погасший экран – знак, что чаша его терпения преисполнена. Когда проповедь закончилась, все начали петь, чтобы вымолить прощение, и Урс пел вместе со всеми. Удивительный миг единения с незнакомыми людьми. Общая вера, искренняя или лицемерно выставленная напоказ, объединила богатых и бедных, старых и молодых. Урс пел, и ему чудилось, что его душа тянется изо рта вслед за звуками песни – вверх, к потолку, к небу, к богу – чтобы соединиться там с душами всех присутствующих и тех, кто был до них.

Молитва закончилась огорчающе быстро. Люди встали, потянулись к выходу. Несколько человек задержались у кафедры, о чем-то тихо заговорили со священником. Наверное, об экране – о чем еще сейчас можно говорить? Урс заметил радостные улыбки на лицах тех, кто задавал вопросы. Видимо, священнику удалось их успокоить.

Урс слышал: когда экран погас, на нем появились какие-то цифры. Он очень этим заинтересовался, но никто толком их не запомнил. Говорят, в интерлинке появились фотографии, но власти сразу же их удалили. Урс предлагал знакомому бармену деньги за информацию – бармены знают все на свете, – но тот только отшутился.

Урс сидел на месте, пока зал не опустел окончательно. Потом грузно поднялся, зашагал к кафедре. Священник перебирал какие-то бумаги, из-под очков поглядывая на Урса.

– Здравствуйте, святой отец! – Урс приветственно кивнул головой.

– Здравствуй, Руслан! – улыбнулся святой отец и наклонил голову, разглядывая борца.

– Урс, – поморщился костолом. – Пожалуйста, святой отец, зовите меня Урс. Я не чувствую себя Русланом.

– А я не чувствую себя святым, – улыбнулся священник.

Урс хмыкнул, священник хохотнул в ответ.

Борец сунул руку в карман и вытащил оттуда увесистую пачку денег, перетянутую резинкой, бахнул рукой по кафедре.

– Пятьдесят тысяч. Как обычно.

– Ну-ка, ну-ка.

Сощурив глаз, священник быстро и тщательно пересчитал деньги.

– Эх, Руслан, Руслан! – протянул святой отец. – Нехорошо обманывать старика! Здесь пятьдесят пять. Или ты считать разучился?

Священник хитро улыбнулся, указательным пальцем поправил очки на переносице и погрозил борцу.

– Это вам, – осклабился Урс. – В благотворительных целях.

– В благотворительных, значит. Это хорошо! Это правильно! – Одно быстрое, едва различимое движение, и пачка денег исчезла в складках одежды. – Ну пошли тогда. Заслужил. – Быстро добавил: – Пальто оставь здесь, пожалуйста.

Боец послушно разоблачился. Священник вышел из-за кафедры и повел Урса к неприметной двери за алтарем. За дверью оказался небольшой коридор с низким потолком. Урсу пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой. Медведь знал путь как свои пять пальцев. С каждым шагом им все сильнее овладевало радостное возбуждение. Двадцать один шаг. Двадцать один – это три. А три – это число бога.

Священник остановился у металлической двери, склонился над ней, протянул к магнитному замку пластиковую карту, свисавшую на шнурке с шеи. Замок издал пронзительную трель, и дверь открылась. Священник отступил в сторону, пропуская Урса.

Крохотное помещение было перевито проводами, будто каким-то экзотическим вьюном. Несколько больших мониторов, поставленные один на другой, мерцали неровным зеленым светом. По ним бежали буквы и символы, казавшиеся Урсу бессмыслицей. Всю стену напротив входа занимал матово-черный экран. Перед ним стоял старый деревянный стул. Урс протиснулся внутрь и уселся на него. Стул отозвался жалобным скрипом. За спиной священник прошептал несколько ритуальных фраз и закрыл дверь.

Когда экран вспыхнул, напряженное выражение на лице Урса сменила теплая улыбка. С экрана на него смотрел бог.

– Отличный бой, Урс! Я твой главный фанат! – сказал бог, кривя тонкие губы.

Урс смущенно дернул щекой вместо ответа.

III

Марк скользит по лесу. Быстрый, тихий, незаметный, как тень. Отец, дед и старики-волхвы где-то рядом, такие же стремительные и неуловимые – несмотря на разницу в возрасте. Жизнь в лесу примиряет человека с природой, учит приспосабливаться, использовать свое тело и смекалку. Лес будит в человеке животное – безразличное в сытости, злое по необходимости, яростное в опасности.