Гроза панцерваффе - Виктор Прудников

По дороге Михаил Ефимович заехал в управление Юго-Западного фронта, чтобы оформить документы и открытый лист на заправку машины. Путь от Клеванских лесов до Москвы не ближний: Конотоп, Глухов, Севск, Дмитров, Орел, Тула. Отмахать такое расстояние по украинским или российским дорогам — дело непростое. Но Кондратенко был опытным шофером, и на вторые сутки «эмка», миновав Тулу, приближалась к Москве.

Неожиданно Катуков изменил маршрут, приказал шоферу ехать не в столицу, а в село Уварово, что в Подмосковье. Год назад, будучи в Москве, он так и не смог заехать в село, чтобы навестить старика, своего отца.

Почти сутки гостил Михаил Ефимович в родительском доме, обжигаясь сельскими новостями. Ефим Епифанович по случаю приезда сына собрал всех родственников, среди которых были в основном женщины. Мужчины из рода Катуковых находились на фронте. Застолье было скромным: в ту пору не до разносолов. Главный вопрос, который задавали полковнику, был о войне: когда она закончится? Что он мог сказать? С уверенностью говорил только об одном: Москва врагу сдана не будет!

На следующий день рано утром, когда в доме все еще спали, Михаил Ефимович поднялся с постели и отправился в Скребковский лес, где когда-то, будучи пацаном, собирал ягоды и грибы. Давно это было, но в памяти многое сохранилось, словно вчера он покинул родные места. Возвращаясь с прогулки, вздыхал: «Неужели придется воевать в Подмосковье? Нет, этого допустить нельзя!»

По дороге зашел на кладбище, постоял несколько минут у могилы матери, которая умерла два десятка лет назад, положил полевые цветы. И тут было что вспомнить.

Все, что мог себе позволить полковник Катуков, — это несколько часов общения с родственниками. Настали минуты прощания. Они были тягостными и для него, и для близких. Сестры стояли полукругом, смахивая слезы: доведется ли еще встретиться? Обнимая сына, Ефим Епифанович тихо произнес: «Возвращайся живым, Михаил!»

«Эмка», послушная рукам Кондратенко, рванулась с места, разбрызгивая комья грязи…

В Москве Катукова принял генерал Федоренко. Это была уже вторая встреча, первая, как известно, состоялась год назад, когда ему предложили принять 20-ю танковую дивизию. Угощая полковника крепким чаем, Яков Николаевич слушал доклад комдива о боях на Волыни, о героических делах танкистов, о том, что многие из них заслуживают правительственных наград.

Федоренко обещал решить вопрос о правительственных наградах незамедлительно и тут же перешел к вопросу, ради которого Катуков был вызван в Москву. Он с нескрываемым сожалением говорил о том, что механизированные корпуса и дивизии, созданные с таким трудом перед войной, теперь расформировываются из-за нехватки техники и кадров, а вместо них создаются танковые бригады. И тут же привел несколько примеров таких соединений, которые уже успешно воевали на фронте.

Как-то незаметно генерал перешел к танковой бригаде, которая формировалась в Поволжье, и тоном, не терпящим возражений, приказал принять ее и закончить формирование.

Вспоминая эти минуты, Катуков писал: «Вряд ли стоит доказывать, что новое назначение — всегда большое событие. Ехал я в Москву и думал: как сложится дальнейшая судьба, где будет мое место в той огромной, поистине всенародной битве, которая развертывалась от берегов Белого моря до побережья Черного. И вот конец неизвестности. Впереди ясная, четкая цель».

Какое-то время полковник обдумывал свое новое назначение. Федоренко, заметив его озабоченность, тут же спросил: что, может, его не устраивает должность?

Дело, конечно, было не в должности, с какой техникой ему придется воевать. Он уже битый. Его дивизия отступала от самой границы, отступала с тяжелыми боями. Горько было смотреть, как горели наши слабо защищенные броней танки, как гибли экипажи. Против немецких T-III и T-IV нужны «тридцатьчетверки», а в отдельных случаях и тяжелые машины типа КВ. Все это Михаил Ефимович изложил не торопясь, рассудительно, как полагается бывалому воину.

Выслушав суровые, но правдивые признания полковника Катукова, начальник Главного автобронетанкового управления поднялся из-за стола. Он прошелся по кабинету, обдумывая, что ответить своему не совсем обычному собеседнику. Затем, остановившись, с таким же откровением, как и Михаил Ефимович, стал говорить о том, что ему хорошо известна фронтовая обстановка, какие потери понесла Красная Армия. Но войну, говорил он, мы не проиграли. Только теперь разворачивается поистине всенародная битва. Все ресурсы страны — материально-технические и людские — брошены на то, чтобы армия получила первоклассную технику — танки, авиацию, артиллерию, стрелковое вооружение. Можно не сомневаться в том, что в 4-й танковой бригаде, которую предстоит сформировать, будут и Т-34 и КВ. Она не будет уступать по огневой мощи немецкой танковой дивизии.

Услышав это, Катуков приободрился, сказал, что в таком случае бригада еще повоюет. В тот день он уехал в Сталинград.

По Рязанскому шоссе двигались машины, повозки, люди покидали обжитые места и уходили подальше от войны. Гитлеровская авиация уже бомбила Москву и ее пригороды.

Кондратенко вел машину осторожно, объезжая воронки и выбоины, стараясь не разбудить дремавшего полковника. Позади оставались небольшие подмосковные города и поселки. Суровое военное время накладывало свой отпечаток на жизнь людей даже в глубоком тылу, за сотни километров от линии фронта. На улицах стало пустынно, в ночное время действовали законы светомаскировки…

Первую остановку Катуков сделал в Борисоглебске: шофер устал, надо было дать ему отдохнуть хотя бы несколько часов. Заночевали в первом попавшемся доме. По стечению обстоятельств его хозяином оказался работник городского отдела НКВД Михаил Синицын, брат которого Иван был когда-то первым наставником молодого взводного Катукова. Так и просидел Михаил Ефимович с хозяином всю ночь за дружеской беседой.

Утром снова в путь. В Сталинграде дел было много, важно застать на месте партийное и советское руководство города.

Защитим Москву!

Сентябрьское солнце продолжало выжигать последнюю зелень в приволжских степях. С Волги потянуло приятной прохладой — показался Сталинград. «Эмка» зашуршала шинами по набережной. Город жил еще мирной жизнью. На базарах торговали арбузами, дынями и прочей снедью щедрого лета, по широкой речной глади бегали юркие прогулочные катера, проходили, разрезая легкую волну, большие пассажирские суда, оглашая окрестности привычными гудками.

В местных органах власти и областном военкомате Катуков узнал, как идет строительство танков на Сталинградском тракторном заводе. Узнал и адрес поселка, где формируется 4-я танковая бригада, — Прудбой.

Прудбой — поселок и станция одноименного названия. Станция — громко сказано, скорее, железнодорожный переезд в заволжской степи. Здесь никогда не формировались поезда, но с началом войны и эта точка на географической карте стала играть важную роль. Через станцию на фронт проходили эшелоны с военными грузами.

4-я танковая бригада формировалась из остатков 15-й танковой дивизии, разделившей ту же участь, что и 20-я танковая. Танковые экипажи размещались в палаточном городке. До приезда Катукова формированием бригады занималась комиссия из Главного автобронетанкового управления. Уже был подобран командный состав. Временно обязанности комбрига исполнял полковник П. И. Рябов, начальником штаба был подполковник П. В. Кульвинский, начальником оперативного отдела — капитан М. Т. Никитин, комиссаром — полковой комиссар М. В. Бойко, начальником политотдела — старший батальонный комиссар М. Г. Деревянкин, в прошлом работник Горьковского обкома партии. Со своим помощником по технической части П. Г. Дынером Катуков познакомился во время занятий с механиками-водителями прямо в степи. Обступив танк БТ-7, они слушали своего наставника.

До войны Павел Григорьевич Дынер работал инженером на одном из киевских заводов, технику любил и знал ее в совершенстве. Михаил Ефимович был бесконечно благодарен судьбе, пославшей ему такого грамотного и толкового офицера.

Командный и политический состав, как показалось комбригу, вполне соответствовал своему назначению, работа комиссии Главного автобронетанкового управления проведена основательная, дело теперь за учебой и сколачиванием танковых экипажей. Приятно было сознавать и то, что среди командного состава есть фронтовики, понюхавшие пороху во многих боях. Среди них выделялись старшие лейтенанты К. М. Самохин, В. И. Раков, лейтенанты Г. М. Луговой, П. П. Воробьев. Командир роты Евгений Луппов был на финском фронте, получил звание Героя Советского Союза. Столь же успешно сражался с немецкими захватчиками старший лейтенант П. А. Заскалько. В 15-й танковой дивизии он командовал танковым батальоном. Когда в 4-й бригаде ему предложили стать во главе роты, он заявил, что готов командовать даже танком, только скорее бы направили на фронт.