Кот Барбосный. Весёлые рассказы (сборник) - Ксения Драгунская

И вообще, не надо, чтобы мама Энгельсину увольняла. Надо, чтобы Энгельсина сама от меня отказалась.

Но как?!

Давным-давно, ещё в детском саду, у меня были друзья, двойняшки Паша и Егор. Потом их мама, тётя Рая, увезла их в Америку навсегда-навсегда. Оттуда они присылали мне красивые открытки и с каждым разом всё хуже и хуже писали русскими буквами.

Я решила написать двойняшкам настоящее длинное письмо. Почему-то мне казалось, что Энгельсине это очень не понравится.

– Здравствуйте, тётя Рая, Паша и Егор! – громко говорила я, выводя крупные буквы на клетчатом листке из тетрадки по математике. – Как вы поживаете? Мы живём хорошо. Только у нас совсем нет жвачки и джинсов. Пришлите, пожалуйста, побольше. А если не можете прислать, то мы сами к вам приедем и купим. Очень хочется посмотреть, как там, в Америке…

Сначала Энгельсина просто поджала губы. Потом стала стыдить меня, что я попрошайничаю жвачку и джинсы, пишу письма предателям родины, в ужасную страну, полную капиталистов и врагов. Потом принялась потирать руки и говорить, что вот сейчас придёт моя мама, и тут уж я узнаю, почём фунт лиха.

– Полюбуйтесь-ка, Аллочка, что она тут творит! – едва мама вошла в квартиру, подплыла к ней Энгельсина. – Это ж надо!

Она сложила руки на животе и стала ждать, что мама сейчас разорвёт меня на куски.

Мама взглянула на письмо и сказала:

– Напиши ещё, чтобы передали привет дяде Игорю и Наташе, а то они что-то давно не пишут, я даже волнуюсь… И Соне с Полей и Ниночкой. Да, и Абраму Семёновичу с Марьей Петровной, как они там, интересно?..

Энгельсина быстро и глубоко вздохнула. Или это она просто громко ахнула?

– Что-то многовато у вас друзей в этой Америке, Аллочка, – заметила она.

– Да, Энгельсиночка, – согласилась мама. – Почти все уехали. Просто чаю не с кем попить…

На следующий день Энгельсина позвонила и сказала, что у неё высокое давление.

Надеюсь, что потом оно у неё прошло, но больше она не приходила.

Даже не понадобилось ничего в ботинок или карман подкладывать – ни мокрого, ни противного, ни неприличного.

Испарилась Энгельсина от одного простого листочка в клеточку!

Это потому, что раньше люди жили совсем не так, как сейчас, и очень редко ездили по белу свету. Это всё от этого, точно.

Сейчас-то по-другому. Живи и работай где хочешь, и никто не скажет, что ты предатель родины.

Главное, письма домой пиши…

Но рассказ не про это, а вот про что.

Дружочек!!! Если к тебе тоже приставили какую-нибудь злую и глупую тётю, не грусти. Поговори с родителями. Объясни им, что именно в ней плохого и противного, почему она тебе не подходит. А если это не поможет – просто тихо и спокойно сам сделай так, чтобы она больше к вам никогда не приходила.

Про бывшую жизнь

Когда я была маленькая, я мечтала о собаке, о складном велосипеде на маленьких толстых колёсах, чтобы мама была всё время дома и никогда меня не ругала. И как-то довольно быстро я сообразила, что для исполнения и сбывания всех моих мечтаний надо просто поскорее вырасти, стать взрослой и самой командовать своей жизнью.

Так оно и вышло. Я выросла, завела собаку, красный складной велосипед породы «Кама» мне подарил мой товарищ Миша, а мама ушла на пенсию и всё время была дома. Ругать меня она тоже перестала, очевидно, поняв наконец, что это совершенно бесполезно. К тому же я сама уже могла кого угодно как следует отругать, ха-ха…

Вот взрослые любят повторять, будто детство – самая счастливая пора жизни. Не знаю, не знаю… У кого как.

Лично я с детства, с противного детского сада-пятидневки, знала, что детство надо просто как-то перетерпеть, вырасти, и наступит счастье.

У меня именно так и получилось.

Дорогой друг! Наверное, взрослые часто рассказывают тебе, что раньше, «когда тебя ещё на свете не было» (любимая присказка взрослых), жизнь была гораздо лучше.

Не знаю. Это уж кто что любит.

Конечно, раньше всё стоило гораздо дешевле, это правда, никто не спорит. Мороженое самое дорогое было эскимо по двадцать восемь копеек, по сорок восемь – пломбир, молоко шестнадцать копеек стоило, а некоторые булочки и вовсе были по три копейки.

Арбузы, арбузы по восемь копеек килограмм, до сих пор помню!

Такое не забывается.

Но везде, всегда и за всем были очереди. Очереди! Такая гадость…

Супермаркетов тоже не было, и в маленьких магазинах надо было стоять в очереди два раза – сперва в кассу, а потом уже к продавцу, за продуктами. И вот настоишься ты в очереди, придёшь домой, а тут выясняется, что мама забыла про кефир, и тебя отправляют обратно в магазин, опять в очередь.

А уж продукты-то!.. Два сорта серой какой-то колбасы, два сорта сыра, селёдка, картошка, крупа, кабачковая икра. И никаких там чупа-чупсов, или киндер-сюрпризов, или «Харибо».

В длинных очередях всегда кто-то начинал ругаться, обзываться, вечно кому-то чего-то не хватало… Ужас один, вспоминать неохота…

Даже в Мавзолей обычно стояла длинная очередь. Однажды мы с мамой гуляли в Кремле, смотрим, а очередь совсем маленькая. И мы с мамой пошли в Мавзолей. Я на всю жизнь запомнила, что перед нами стоял дяденька и держал на руках девочку, которая ела сырую толстую сардельку, прямо вот так вот, на улице, в очереди в Мавзолей!

Дома я услышала, что мой брат Денис говорит маме, – ни к чему ребёнка таскать по мавзолеям. А мама ему отвечает: мол, просто очереди почти не было и надо было этим пользоваться.

Вот до чего доводили очереди! Люди даже шли туда, куда им особо не нужно, если перед входом не было обычной толкотни.

В школу надо было ходить в школьной форме. То есть без вариантов! Вообще. И не то что там у каждой школы своя форма, что ты! Форма была одна на всю страну: у мальчиков – синие костюмы, у девочек – коричневые платья с чёрными фартучками, из какой-то специальной противной ткани, в которой в жару было ужасно жарко, а зимой – холодно. И мялась она от малейшего движения, а вот разглаживалась с большим трудом, как назло. Уродство просто уникальное.

Вот скажи, дружок, охота тебе носить чёрный фартучек? То-то!

Без школьной формы прийти в школу нечего даже и думать – сразу скандал, запись в дневнике, родителей к директору и прочие «приятности». Только если что-то случилось необыкновенное, вроде потопа или пожара в квартире, можно было один разочек прийти без формы. Наша главная классная модница и красотка Нинка Акимова жила в старом доме и то и дело привирала, что у них то пожар, то наводнение, и школьная форма пропала навсегда. И приходила нарядная, в джинсах… Хотя нет, погодите, какие джинсы, о чём я? Джинсы! Их почти ни у кого не было, ведь в магазинах они не продавались, их надо было привозить из-за границы или покупать у каких-то специальных людей за кучу денег. Поэтому большинство подростков о джинсах могли только мечтать. И мечтали! Джинсы! Ведь это так важно! Если ты в джинсах, значит, ты крутой, тебя примут в компанию, где все такие крутые, в джинсах, как американцы…

Когда мне подарили джинсы на день рождения, некоторые мои школьные подружки так раззавидовались, что даже на меня обиделись, на несколько часов. А зависть – очень вредное для здоровья чувство. Причём и для завидующего, и для завидуемого.

Да, джинсы – это вам не какие-то там серые штаны фабрики «Красный богатырь».

Кстати, про американцев. В газетах и по телевизору принято было ругать Америку за то, что они с нами не дружат, делают день и ночь ракеты и другое оружие массового уничтожения. Всё американское надо было считать плохим, но дети всё равно тайком обожали джинсы, жвачку и музыку на английском языке… А на уроках дружно, старательно, «с выражением» ругали. Приучались думать одно, а говорить другое. Врать приучались, короче говоря.

Одним словом, конечно, все люди были сыты серой колбасой, одеты во что-то уродское и неудобное, но всё это было как-то противно и занудно.

Ты не поверишь, дружок, но мальчика за длинные волосы могли забрать в милицию. И забирали! А уж если вставить себе в одно ухо сразу две серьги – за это девочку могли просто из школы выгнать. Потому что про то, что мальчики могут носить серьги, даже подумать никто не мог.

Никакой рекламы по телевизору не показывали.

В магазинах и так почти ничего не было, поэтому, как только там что-либо появлялось, люди и так всё скупали мигом, безо всякой рекламы. И не видели мы ни красивых тётенек с низкокалорийным майонезом в руках, ни дяденьку с пеной для бритья на задумчивом лице, ни весёлых малышей в памперсах.

То ли дело сейчас!

Да и телевизоры тогда были чёрно-белые. И по этим чёрно-белым телевизорам показывали программу «Время» или съезды партии – это когда много-много дядек в костюмах и галстуках по очереди о чём-то долго-долго говорят с трибуны. Один говорит долго, а другие слушают и хлопают. Вот уж скучища! Ужас просто.

Потом начиналась программа «Время», и диктор как ни в чём не бывало, просто глазом не моргнув, сообщал, что в Москве начал работать съезд Коммунистической партии Советского Союза, и тут же включался репортаж со съезда, опять те же бубнящие дядьки – часика на два.