Эволюция войн - Морис Дэйви

Даже дружелюбно настроенные эскимосы «относятся к чужакам с большим или меньшим подозрением, а в древние времена незнакомцы обычно приговаривались к смерти». То же самое наблюдалось у американских индейцев. К примеру, Кремони пишет, что «индейцев апачей с малых лет учат относиться ко всем остальным людям как к естественным врагам». Это в большей или меньшей степени свойственно всем индейским племенам, а в особенности сери. Многие племена, живущие в долине Амазонки, настолько враждебны ко всем чужакам, что о самих этих племенах мало что известно.

Свидетельства враждебности к чужакам могут быть найдены даже в истории цивилизованных античных народов – римлян, греков и других, несмотря на то что в целом такая практика не была широко распространена. Греки гомеровского периода не были настолько дикими, чтобы воспринимать всех чужаков как врагов, но пережитки существовавшего ранее положения дел просматриваются, например, в истории царя Эхета, который убивал всех чужаков, или в мифах о циклопах и лестригонах, которые безжалостно пожирали всех гостей. Похожие случаи из жизни диких племен и цивилизованных народов являются легкодоступными, однако приведенных выше иллюстраций должно быть достаточно.

Такое же чувство враждебности многие испытывают по отношению к европейцам. Австралийцы с тревогой наблюдали за прибытием европейцев и выказывали явное дикое желание «убить всех белых чужаков при первом же появлении среди них». Когда капитан Кук открыл (в 1774 году) остров Дикареи (или Дикарий – Sacage – о. Ниуэ в Полинезии – к востоку от о-вов Тонга и к югу от о-вов Самоа. – Ред.), он посчитал невозможным налаживание отношений с аборигенами, которые выбежали ему навстречу с «напористостью диких кабанов», а когда Тернер посетил этот остров позднее, «вооруженная толпа хлынула, чтобы убить его». Те, кто путешествовал по Африке, говорили о похожем отношении, и лишь позднее стало известно, что подозрительность аборигенов была частично основана на печальном опыте, так как большое число коренных жителей было похищено европейскими работорговцами. Рот собрал большое количество свидетельств того, как уроженцы Африки изначально относились к европейцам, и пришел к следующему выводу: «Все это доказывает, что первобытные народы, как правило, не склонны встречаться с чужестранцами, все равно к какой цивилизации и какому уровню развития они принадлежат, хотя есть несколько примеров, когда чужаков встречали по-настоящему дружелюбно».

Описанное выше положение дел стало причиной изоляции примитивных племен, их неосведомленности о жизни друг друга и значительных различий в обычаях. Так, в Восточной Африке, где аборигены не могут путешествовать без риска быть ограбленными или убитыми, обыватель «ничего не знает о стране, за исключением места его непосредственного проживания... Туземцы, жившие рядом, оставались абсолютно чужими друг другу». Наш эксперт Дандас, колониальный администратор с большим опытом, говорит, что ему известны подобные примеры, даже когда деревни находились в получасе ходьбы друг от друга. Бок упоминает о добровольной изоляции, в состоянии которой живет племя пунан на острове Борнео (Калимантан), тогда как на севере Австралии уединенность племен явилась причиной сохранения их примитивного состояния до нынешнего дня. Туземцы Новой Гвинеи живут настолько обособленно, что «на расстоянии в триста километров от острова Йела (иначе о. Рассел – на востоке архипелага Луизиада. – Ред.) до пролива Чайна (у юго-восточной оконечности о. Новая Гвинея, за ним – архипелаг Луизиада. – Ред.) говорят по меньшей мере на двадцати пяти языках». В качестве иллюстрации того, насколько широко распространена система недопущения чужаков на свою территорию, фон Пфейл говорит: «Та часть полуострова Газель (на острове Новая Ирландия в архипелаге Бисмарка), которая нам известна, заселена очень слабо, но при этом она разделена не менее чем на двадцать районов, в каждом из которых говорят на своем диалекте одного и того же языка, отличающихся настолько, что, хотя жители двух соседствующих районов еще могут понимать друг друга, поселенцы из более отдаленных друг от друга мест вряд ли смогут общаться друг с другом, если им доведется встретиться».

Постоянная враждебность в отношениях с соседями настолько повлияла на условия жизни племен, живущих в лесистых горах (отроги Араканских гор, до 3014 м высоты. – Ред.) в Индии, что достаточно пройти очень небольшое расстояние для того, чтобы найти носителей языка столь измененного, что сельские общины с трудом понимают друг друга. Из-за изоляции в этих племенах также развились четкие материальные различия практически во всех сферах. На Иелебесе (остров Сулавеси) относительно недавно многие дикие племена были настолько изолированы из-за постоянной враждебности по отношению друг к другу, что у каждого из них был свой диалект. Похоже также, что меланезийцы в целом разбиты на враждебные племена, не имеющие друг с другом никаких отношений и говорящие на стольких языках, сколько там всего есть племен. У полинезийцев, которые поддерживали между собой более-менее дружеские отношения, напротив, один язык распространен на всей группе островов. Когда испанцы открыли северо-западные земли Южной Америки, они нашли племена, жившие в абсолютной близости, но при этом говорившие на разных языках.

Позднее мы увидим, как только что описанные условия влияют на взаимоотношения между племенами, сложности ранней торговли и другие важные для уменьшения войн вопросы. Барьер на пути к дружеским отношениям в примитивном обществе был настолько велик, что Ратцель (Фридрих Ратцель, 1844 – 1904, крупный немецкий географ и этнограф, один из основателей антропогеографической научной школы, считающей ведущим фактором развития человеческого общества географическую среду. Теории Ратцеля оказали большое влияние на основателей культурно-исторической научной школы и геополитики как науки. – Ред.) сказал: «Самым важным шагом на пути от дикости к культуре является постепенное освобождение человека от полной или временной сегрегации или изоляции».

Приведенные выше примеры доказывают, что отношения между племенами – это отношения изоляции, подозрительности и враждебности. Однако внутри племени ситуация была совершенно противоположной. Даже если иногда внутри племени случались классовые конфликты, у членов группы существовал общий, разделяемый всеми интерес, заключавшийся в защите от любой другой группы. Это естественный побочный эффект борьбы за жизнь. Каждая группа ведет борьбу за выживание, и все ее участники заинтересованы в этом. Но в этой борьбе интересы группы входят в противоречие с интересами других групп, и отношения между такими группами, как мы видим, – это отношения враждебности и войны. При этом противоречия в интересах групп в процессе борьбы за существование ведут к более тесному сближению внутри каждой группы. Так появляются различия между родным для кого-то племенем и всеми остальными – между понятиями «внутри группы» или «наша группа» и понятиями «не наша группа» или «вне группы». Различные чувства, таким образом, сводятся к двум – у членов «нашей группы» и внутри ее царят мир и взаимопомощь, а все, что находится вне группы, вызывает ненависть и враждебность.

Эти отношения взаимосвязаны. «Необходимость в войнах с соседями является залогом внутреннего мира, а внутренние противоречия неминуемо ослабят группу во время войны. Эта необходимость также формирует систему управления и законы внутри группы, которые призваны предотвращать ссоры и обеспечить дисциплину. Так как война и мир влияют друг на друга, они способствуют взаимному развитию мира внутри группы и состоянию войны в межгрупповых отношениях. Чем ближе соседи и чем они сильнее, тем интенсивнее идет развитие внутренней организации и дисциплины каждой из соседних групп.

Члены каждой группы связаны общностью интересов, родством, общей речью, религией, обычаями и образом жизни. Самым главным видом родственных отношений для примитивного (первобытного) человека было родство крови; в большинстве случаев тот, кто не являлся кровным родственником, автоматически считался чужаком и врагом. На самом деле примитивное общество строилось на двух главных принципах: единственные реальные узы – это узы крови, а цель общества – объединение для ведения наступательной или оборонительной войн. Эти два принципа соединяются в законе кровной вражды в теории, согласно которой все кровные родственники вставали на сторону участника ссоры, если он был их соплеменником. Это называлось племенной ответственностью, характеризующей все примитивные сообщества. То, что Нассау писал о населении Западной Африки, может быть справедливо и в более широком смысле: «Каждая семья была связана племенной ответственностью за преступления своих соплеменников. Каким бы недостойным ни был человек, его «люди» вставали на его сторону, защищали его и даже признавали его действия правыми, какими бы несправедливыми они ни были на самом деле. Как бы ни был виновен человек, он мог потребовать для себя защиты. Даже если преступление было столь серьезным, что и собственные соплеменники признавали его вину, они не могли по этой причине отказаться от ответственности. Даже если такой человек заслуживал смерти и с него требовали выкуп, они должны были уплатить его. Не только его богатые родственники, но и вообще все способные помочь должны были это сделать». О том, как кровная месть вкупе с коллективной ответственностью вела к непрекращающимся войнам, будет рассказано в следующей главе.