Вереница - Элисон Синклер

– Спасибо, – сказала Голубка. – Но я должна заметить, что вы несправедливы к женщинам. Они создавали свои общества на протяжении тысячелетий. Занимались благотворительностью, писали письма, устраивали разные праздники…

Перед глазами Софи неожиданно всплыла яркая картина: длинный стол в летнем доме у озера Листер. Красное дерево, согретое солнцем, блеск натертого столового серебра, хрустальные бокалы, отбрасывающие радужные блики на белоснежные салфетки, последний спокойный момент перед нашествием гостей. Зимой там справляли Рождество, а летом – праздник летнего солнцеворота, как в средние века. Они часто устраивали торжества, потому что жизнь так коротка… В те годы каждый праздник отмечали дважды – дни рождения и полгода со дня рождения, годовщины и полугодовщины… Праздники были волшебными. Последние четыре года она не отмечала свой день рождения. И люди, которые хорошо ее знали, больше не поздравляли ее с тем, что прошел еще год.

– Я старая слепая женщина, – упрямо проговорила Мариан. – Я буду вам обузой.

– Откуда вы знаете? – спросила Ханна. Крупная и слегка стесняющаяся под их взглядами, она пристально смотрела на Мариан. – Никто из нас не ведает, что или кто нам может понадобиться.

Мариан коротко кивнула.

– Я соображаю не хуже вашего. Мариан Уэст. Бывший химик. Давно на пенсии. – Она протянула руку в пустоту.

Ханна осторожно взяла ее руку в свою большую ладонь и пожала. Голубка улыбалась, глядя на них.

– А вы? – спросила Ханна, обращаясь к Софи.

Софи покачала головой. Перед глазами у нее по-прежнему был длинный накрытый стол красного дерева. Она истосковалась по церемониям, отмечающим время. Она истосковалась по обществу.

Но они не были ее обществом. Общество, по которому она тосковала, было соткано из тишины, из инстинктивного ощущения общей судьбы, записанной в генах. Это общество существовало за столом красного дерева. И ради этого общества – которого больше не было – она очутилась здесь.

– Нет, спасибо. Я не для того улетела с Земли.

Они не стали настаивать, лишь сказали любезно вдогонку:

– Если передумаете…

4. Морган

Сент-Джон Эмрис слушал отчет главврача, и между бровями у него пролегла вертикальная складка. Он вынул из походной сумки ручной определитель местонахождения, включил его, посмотрел – и показал старшему сержанту-связисту.

– Какие будут соображения?

– Попробую понять, когда разберу, – пожал плечами Дефорест Пьетт.

Эй Джи посмотрел на потолок.

– Интересно, долго этот свет будет гореть? Или его никогда не гасят?

– Черт! – заметил кто-то из команды. – Мы словно опять на учениях в пустыне.

– Надо глядеть в оба, чтоб какая змеюка не заползла, – сказал Акиле Рахо, искоса глянув на штатского Моргана.

Эй Джи испепелил его взглядом, а затем посмотрел на капитана. Капитан еле заметно улыбнулся. Быть может, он и был наследным принцем, которого при нормальных обстоятельствах через два года ждало продвижение по службе, но делал королей Эй Джи, вечный сержант, на двенадцать лет старше и опытнее своего начальника. Они искусно обходили это несоответствие должности и опыта. Как признавался сам себе в минуты откровенности Эй Джи, капитан был куда более способным учеником, чем остальные.

– Давайте найдем тихое местечко и проверим оборудование, – сказал Эмрис.

Они пошли нестроевым шагом, сохраняя, однако, привычный порядок. Морган шел в середине, Эй Джи и врач Раф Техада – по бокам. “Как желток в скорлупе”, по словам Акиле Рахо. Между Морганом и Рахо, младшим сержантом, отвечавшим за оружие, существовала затаенная естественная неприязнь. Оба выросли в нищих, криминальных и жестоких кварталах. Мексиканской бабушкиной крови было вполне достаточно, чтобы Морган сошел за латиноамериканца. Они могли бы вместе хулиганить, иметь одних и тех же друзей, которые вечно были не в ладах с законом, и одних и тех же заклятых врагов. Но после того, как им исполнилось шестнадцать, их дороги разошлись – и сейчас они были друг другу чужими.

Эй Джи потер подошвой по зеленому покрытию.

– Что вам удалось выяснить?

– У меня есть абсолютно не подтвержденное предположение, что это основа или субстрат для другой растительности, – возможно, аналог земной microtrhyzzia.

Техада только усмехнулся и спросил, обращаясь к Моргану:

– Так эту штуку можно есть?

– А я думал, что вы способны есть что угодно, – мягко ответил тот.

– Это только в кино, – сказал Эй Джи. – Серьезно, проф! Как вы полагаете, здесь вообще есть что-нибудь съедобное?

– Полагаю… – начал Морган и помолчал, собираясь с мыслями. – Полагаю, это целиком и полностью зависит от наших хозяев. От того, насколько благие у них намерения и хотят ли они, чтобы мы не умерли с голоду. От того, достаточно ли они знают нас, чтобы не отравить нас ненароком. От того, для чего предназначена эта растительность – если это действительно растение, а не искусственная субстанция. Если оно предназначено для очистки атмосферы, тогда они должны были сделать его несъедобным – скорее невкусным, чем ядовитым. Это в случае, если они достаточно хорошо знают человеческую натуру и не надеются на то, что мы преисполнены уважения к растительной жизни. А вдруг растения для них священны – и это у них нечто вроде храма?

Эй Джи скептически глянул на него.

– Так вы полагаете, эта штука может быть частью замкнутого цикла?

– Именно частью, – ответил Морган, – основанной на биомассе, разве что эта субстанция гораздо эффективнее земной растительности, на которую она похожа. А может, она здесь лишь для декорации, чтобы мы чувствовали себя как дома. Наверняка инопланетяне предварительно изучили нас и должны знать, что мы едим. Мы все откликнулись на их приглашение, полагая, что оно сделано из добрых побуждений. – Лицо Эй Джи не отразило никаких эмоций, хотя Морган сам на мгновение задумался, а так ли это. Есть очень существенная разница между разведкой и исследованием, и Морган понимал, что на кое-какие совещания его не приглашали. – Во всяком случае, мы все надеялись, что риск себя оправдает. По-моему, остается только ждать. Должны же наши хозяева хоть как-то себя проявить! А может, нас просто держат в карантине?

– Как бешеных собак, – заметил Техада. – Или же они наблюдают за нами, чтобы увидеть, как мы будем осваиваться в новой среде. Как будем вести себя в их мире, совершенно не похожем на наш.

Они подошли к испещренной отверстиями, словно соты, стене и посмотрели вверх, на сводчатый купол и открытые пасти пещер. Откуда-то с высоты тонкими струйками сочилась вода, стекая по светлому камню на пол. Люди уже пили ее; кто-то с торжественным видом поливал приятелю голову, а другие просто со смехом плескали друг другу в лицо. Какой-то мужчина, заметив, что за ним наблюдают, крикнул: