Дом на краю - 1Уильям Ходжсон

К числу таких писателей следует отнести и Уильяма Хоупа Ходжсона. По сути дела, он сделал то, что сделала в свое время Анна Радклифф, о которой так писала английская пресса в 1895 г.: «Рассказы о призраках и кровавых убийствах повторялись до тех пор, пока окончательно не приелись. Нужен Гений, подобный Радклифф, чтобы терзать наши души осязаемым ужасом».[29]

Начало романа «Путешествие шлюпок с „Глен Карриг“» стилизовано под старинную хронику: имеется предуведомление автора, сообщающего, что вниманию читателя предложен документальный рассказ о судьбе двух спасательных шлюпок парусника, затонувшего в результате кораблекрушения; кроме того, мы узнаем имя человека, с чьих слов записан этот рассказ, и время, когда произошли описываемые события, — 1757 г.

Существенно, что с самого начала мы знаем, что, сколь бы драматичны ни были испытания, выпавшие на долю героев, многие из них (в том числе и сам рассказчик), останутся в живых и благополучно вернутся домой. Ходжсон использовал здесь тот же прием, что его предшественники — например, Р. Л. Стивенсон, который в начале «Острова сокровищ» устами Джима Хокинса сообщает, что, по сути дела, читателю нет оснований беспокоиться за судьбы основных действующих лиц, поскольку они уцелеют во всех будущих перипетиях. Можно согласиться с М. Урновым, заметившим, что, «предуведомляя читателя о ходе событий, автор усиливает доверительный тон повествования, рассчитывая на эффект достоверности».[30]

Повествование распадается на две части. В первой описано, как шлюпки на шестой день пути достигли земли. По словам Лавкрафта, героям романа явлены «разнообразные зловещие чудеса и неведомые земли».[31] Атмосфера таинственного и загадочного мастерски создается Ходжсоном, начиная с описания «унылой, совершенно плоской и голой равнины, одним своим видом нагонявшей тоску». В одном месте берег был прорезан ручьем, по которому моряки поплыли. Примечательно его описание: «берега по обеим сторонам представляли собой полосы отвратительной полужидкой грязи, к которой не хотелось даже прикасаться, несмотря на то что никто из нас давно не ощущал под ногами твердой почвы». Такое же впечатление производили и деревья, росшие по берегам: «низкорослые, с корявым коротким стволом, они производили впечатление чего-то нездорового, болезненного». Ходжсон мастерски создает у читателя гнетущее чувство, упоминая о нарастающем у героев ощущении чего-то тягостного, добавляя, что не было слышно ни пения птиц, ни вообще каких-либо звуков. Напротив, когда стала сгущаться темнота, воздух наполнился стенаниями, тоскливым, жалобным воем, внушавшим глубокий страх, усиливавшийся, когда к этому хору добавилось мрачное ворчание, переходящее в голодный рык. Потому моряки не причаливали к берегу и всю ночь провели в шлюпках, стоящих на неподвижной воде бортом к борту.

Это описание — пугающее, словно готовящее читателя к тому неизбежно трагическому, что должно случиться, — роднит книгу с готическим романом. Усиливает общее впечатление и описание природного окружения: жуткие звуки, раздающиеся по ночам и днем, отталкивающая флора таинственного острова. Не случайно писатель находит выразительное название для обозначения его: Страна Одиночества.

На следующий день, продвигаясь вверх по ручью, моряки обнаружили брошенный корабль, увязший у берега в иле. Этот корабль — своего рода «цитата» из «Приключений Робинзона Крузо» — так напоминает то судно, на котором плыл герой Дефо и потерпел крушение. С этого корабля Робинзон перевозил на остров припасы, оружие и инструменты, без которых, конечно же, не смог бы выжить на острове. И эпизод перетаскивания продовольствия и оружия с корабля на шлюпки у Ходжсона повторяет аналогичную сцену у Дефо. Конечно же, это сделано не случайно — Ходжсон здесь и далее не раз «цитирует» Дефо, и не только его: например, гигантский краб, который гонится за матросами на острове, «появился», разумеется, из романа Уэллса «Машина времени».

Хотя матросы провели ночь на корабле, двери и окна они закрыли. И не напрасно, потому что ночью были слышны жуткие звуки, а утром обнаружились следы пребывания на корабле какого-то пугающего существа. А на следующую ночь моряки увидели его: «…в окне справа показалась какая-то розоватая масса, которая подобно гигантскому слизню медленно ползла по стеклу вверх (…). Складчатая, бесформенная, она была сделана словно из сырой говядины…» Добавляют таинственности и страха найденные записки, сделанные женским почерком. В них рассказывается о последних днях экипажа корабля на острове, о том, как беспечность несчастных привела к трагическому исходу. Об этом говорят и ужасные находки, сделанные моряками на берегу, — жуткие плотоядные деревья, поглощающие людей, словно обволакивающие, втягивающие их в себя.

В предисловии С. Зенкина к книге «Infernaliana. Французская готическая проза XVIII–XIX веков» есть примечательное рассуждение о присущем готическому роману инопространстве, таинственном и иррациональном порядке. Эта инопространственность, по словам исследователя, есть главный признак готической прозы, отнюдь не сводимый к наличию в произведении здания готической архитектуры. Главное, чтобы пространство действия перестало быть однородным, чтобы в нем «появились противопоставленные друг другу участки, пути, границы, силовые линии, чтобы некоторые перемещения в нем оказывались желанными, или запретными, или вызывающими страх — а порой и теми, и другими, и третьими одновременно».[32]

Думается, это рассуждение справедливо по отношению к роману Ходжсона. Готическое пространство здесь создается иными, чем в классическом готическом романе, средствами. Заброшенный корабль — это новый, иной тип готического замка, который окружает новое готическое пространство, а жуткие плотоядные деревья в таинственном лесу, кошмарные твари, не дававшие спать морякам по ночам, — своего рода злодеи из готического романа.

Когда обе шлюпки спаслись из «царства ужаса» и вышли в открытый океан, то начался шторм. Сюжетно он был необходим для того, чтобы убрать из действия вторую шлюпку — чем меньше людей занято в действии, тем оно более динамично и более увлекательно. Ходжсон делает это очень изящно — он не губит шлюпку во время шторма, но упоминает, что ее экипаж спасся и благополучно добрался до Лондона (тем самым нам вторично говорится, что с героями романа все завершится благополучно).

Если в первой части гораздо больше таинственности и загадочности, то во второй сильнее становится приключенческий элемент. Здесь моряки оказываются на острове в море, где очень много саргассовых водорослей. Но это вовсе не Саргассово море — действие разворачивается, согласно авторскому предуведомлению, где-то в «дальних южных морях». Такое отсутствие указания места действия в сочетании с подчеркнуто будничными обстоятельствами повседневной жизни моряков создает ощущение притчевости повествования. Остров среди саргассовых водорослей — некое загадочное и пугающее место, чем-то напоминающее страну Мепл-Уайта из романа Конан Дойла «Затерянный мир».