Браслет иранской бирюзы - Лариса Захарова

— Я же сказала, дефективная собака! — закричала хозяйка дома.

— Подождите, подождите...— бросился наперерез всем Сиволодский.— Подождите, Джерри, фу! Сережа, да убери ты ее!..

Собака повиновалась, но, сидя у ног милиционера, приглушенно рычала.

— Тебя как зовут? — ласково спросил. Сиволодский, присаживаясь на корточки возле девочки.— Ирочка?

Он нашел взглядом ее мать и бабушку — обе бледные, взъерошенные...

— Это не допрос, я не нарушаю законность,— уверил он их (признаться, Сиволодский побаивался всю эту публику, за малейшую ошибку так толкнут со своих высоких вершин, что и положение о молодых специалистах не поможет).— Я только задам два-три вопроса, если позволите... Вы же сами говорили, что в интересах следствия готовы... Это не допрос. Ирочка, ты не видела браслет и бусы в комнате Александры Эдуардовны?

Ирочка посмотрела на Викешу, смущенно улыбнулась и сказала:

— Мне Викеша давал их померить. Вот сюда,— приложила она ручки к кокетке кружевного платьица, куда только что едва не бросила свои лапы собака. По комнате пошел не то вздох облегчения, не то сдержанный ропот.

— А куда же вы их положили? — тем же ласковым тоном спросил лейтенант.

— В коробочку.

— В какую? Где она лежала?

— У зеркала в комнате тети Саши.

— Да,— мужественно подтвердил слова подружки Викеша.

— Бабушка, извини, пожалуйста, я дал Ире померить. Но мы положили обратно...

— Когда это было, ты помнишь? Ты взял из шкафа?

— Нет,— Викеша отрицательно покачал головой.— Они и лежали у зеркала. Коробочка была закрыта, мы открыли, померили и положили обратно. К синему эти бусы не шли,— заключил Викеша, с гордостью посматривая на бабушку. С неделю назад она проводила с ним «урок хорошего вкуса», нечто новое в его жизни, когда объясняют, что это совсем не просто, какую надеть рубашку к шортикам.

— Когда, когда это было? — повторил вопрос лейтенант.— Взрослые уже сели за стол?

— Нет. Бабушка, им кухню показывала. А потом мы положили на место, честное слово.

Сиволодский даже глаза закрыл, соображая. Гости и хозяева находятся в той, левой половине квартиры. Осматривают кухню и, видимо, столовую. В это время дети вбегают в комнату бабушки, играют украшениями... Почувствовав приближение взрослых, поспешно складывают, а точнее, кидают все обратно в футляр. В это время входит толпа. И кто-то, пока остальные отвлечены осмотром планировки и обстановки, незаметно опускает украшения в карман. Или за вырез платья. Значит, этот кто-то все-таки здесь. Но как проводить обыск без санкции прокурора? Однако делать что-то надо. Сиволодский поднялся и решительно повернулся к человеку с фотоаппаратурой:

— Позвольте осмотреть ваши чехлы и футляры...

Тот отреагировал совершенно спокойно: «Ради бога».

Только Сиволодский принялся методично осматривать замки и застежки, как опять раздался взволнованный голос хозяйки:

— Я не позволю обыскивать моих гостей! Да еще Валю! Он... Он сын нашего торгпреда, нашего покойного торгпреда, это дитя колонии, он не мог!..

— Извините,— сказал Валентин Сиволодскому,— но я в ту комнату вовсе не заходил... Опоздал к торжеству. Прямо к столу попал. Так и не осмотрел квартиру.

— Это точно,— подтвердил оказавшийся рядом Майоров,— Валя пришел позже всех. И с места не двигался. Даже, извините, в туалет.

Кроме фотоаппарата, вспышки и разных оптических приспособлений, в чехлах ничего не было, ничего, ни тайничков, ни мелких карманчиков для мелких вещей... Сиволодский извинился.

— А вообще это правильная мысль, и не нужно возражать. Сана,— с вызовом заявила Петухова,— пусть нас всех обыщут, пусть,— и она пошла грудью на Сиволодского.— Вот я, вся перед вами... Вот, смотрите!

Ее муж, следом за ним Майоров принялись извлекать из карманов мелкие предметы и методично складывать их на стол. С заминкой, но их примеру последовал дедушка Ирочки. Бабушка и мама Ирочки молча положили перед Сиволодским свои дамские сумочки. У Петуховой сумочки при себе не было — осталась в машине, но она не унималась:

— Саша, давай, пойдем в ванную, я при тебе до гола разденусь.

Сиволодскому вдруг стало стыдно.

Адмирал подошел к лейтенанту:

— Я уверен, Александра Эдуардовна, вероятно, просто забыла, куда убрала свои драгоценности. Я попросил надеть их, это верно, но она забыла, наверное, как достала их из шкафа, ее, видимо. Что-то отвлекло, она запамятовала, как оставила футляр у зеркала... Например, собираясь встречать гостей.— Слова «забыла», «отвлекло», «запамятовала», «оставила» адмирал произносил с явным нажимом.

Сиволодский вяло покивал головой:

— Все в один голос показывают, что Александра Эдуардовна больше не возвращалась в свою комнату до того, как была обнаружена пропажа. Я не могу не верить показаниям очевидцев. И до определенного момента не имею права обыскивать их. Однако, собака повела к двери. И, уж извините, она чуть поцарапала дверную обивку, требуя дверь открыть. Вещи унесли, товарищ, адмирал, скорее всего так...

«Я его понял, пусть и он поймет меня...— уныло думал Сиволодский.— Я-то понял его, насколько мой розыскные действия здесь нежелательны. Пусть и он меня поймет, что в этих условиях мне тут делать совершенно нечего. Середины нет».

— Если вещь в доме,— продолжал Сиволодский,— и просто забыта, Александра Эдуардовна сама ее найдет. А если нет... Вещь такая всплывет. Ни через одну таможню не проскочит. Комиссионным магазинам будет дано соответствующее...

Адмирал похлопал Сиволодского по плечу:

— Вы верно рассуждаете. Почти верно. Потому что из квартиры никто не уходил. Вот так-то!

«Дело семейное, пусть сами разбираются...» — заключил про себя лейтенант и поискал глазами фуражку.

— Да, я, видно, могу отбыть. Ну, если что, напишите подробное заявление, мой протокол его подкрепит. Начнем все сначала,— он тяжело вздохнул, кивнул кинологу и шагнул к двери.

Вы уходите? — вскричала Александра Эдуардовна.— Да как вы смеете! Я не отпущу вас до тех пор, пока браслет не будет найден!

— Хорошо,— помолчав, сказал Сиволодский,— отпустите собаку, животное отдыхать должно...

Зазвонил телефон. Соколова схватила трубку: «Да, разумеется, минуту»,— и снова обратилась к лейтенанту, ее тон был многозначителен:

— Я ведь предупреждала, Михаил Игоревич. Могу и до министра дойти. Вот, пожалуйста, звонят... Следователь по особо важным делам полковник Быков. Он просит вас.

Сиволодский поначалу удивился, но если принять названную хозяйкой стоимость похищенного браслета на веру, то... И одновременно обрадовался, что к делу подключился именно Быков, у которого он проходил практику. Плотно закрыв дверь в холл, лейтенант коротко рассказал ему о своих затруднениях.

— Так, так,— повторил Быков в ответ,— и не выпускают... Молодцом, правильно. Пришел — делай дело. Сыщик ты или кто? А может, в окно злоумышленник камушки выкинул? Не строил такой версии? Напрасно. А под окном сообщник золотишко принял. А? Рвалась собачка? Рвалась... Хорошо. Вот и надо было уходить с собачкой, пока рвалась. Ладно, жди. Больно ситуация экстравагантная...

Она и Он.

Вот где, оказывается, нужно отдыхать. В Подмосковье. Денек-то какой! Полное отдохновение... Забыла, что и бывает такое. Вот как жизнь к коновязи поставила — расслабиться как следует не умеешь! Однако все время лезет в голову мысль: когда этот молодой человек начнет приставать к ней. Сейчас или вернувшись из воды? Хотя зачем плохо думать о человеке, которого она, по существу, не знает? Ведь поначалу он ей даже понравился: деловитый, подтянутый. С подчиненными предельно корректен, хотя они у него... гм... так себе народ. Однако он умеет — и свое достоинство не уронить, и быть справедливым с ними. От совсем уже негодных пытается избавиться. И, если говорить честно, те, кого он набрал вместо сброда, что уютно существовал при старом директоре, делают ему честь. Компетентны, умеют работать с людьми. Прекрасно выглядят. Он даже настоял, чтобы всем на заказ была сшита спецодежда с фирменными знаками, и, пожалуй, дело от того только выиграло, хоть ей и пришлось покрутиться, выискивая дополнительные средства. «Мы напрасно мало внимания уделяем внешней стороне. С нее все начинается. И он молодец, что уговорил меня обратить внимание и на людей, и на обстановку, и на оформление. Говорят, подступался с этим и к старому директору, да он работал настолько по старинке, что... Вовремя ушел на пенсию, иначе гореть ему на бюро райкома... Хотя наверняка нечистым ушел. Вот как бы только этот при своей модерновой деловитости и любви к воплощению всех передовых идей... Есть в нем нечто отталкивающее, однако».

То, что в этом красивом молодом человеке была какая-то червоточина, она ощущала чутьем опытной женщины. И как сведущий работник, по долгу прежней службы много проанализировавший и разобравший чужих ошибок и служебных проступков, знала: за блестящим фасадом с легким искривлением что-то должно быть. Вот и в этом парне ее многое настораживало — живет явно не по средствам и в общем-то скрывать этого перед ней не желает. Почему? Собирается втянуть ее в свои дела? А может, ничего за ним нет и она вдруг ослепла и разучилась разбираться в людях? Значит, средства откуда-то сбоку? Его благодарят? Но она так поставила дело, что слева ничего не придет и налево ничего не уйдет. Полмесяца назад он попросил помочь его друзьям. Безвыходное положение. На руках у них ребенок и пожилая мать. Надо помочь, нет у них возможности действовать общим порядком. Вышла она глянуть на этих друзей. Загадала — если из тех, которые... тогда ясно, понятно, откуда у него средства. Однако перед ней стояла скромная молодая пара. Ребенок и пожилая мать у них действительно оказались. Она помогла. Все происходило при ней. Его вообще рядом не было. Да и это такие, видно, ребята, что с них и брать нечего. Грешно даже.