Вновь обретя веру - Тэмми Фолкнер

— Ты веришь? — спрашивает она.

Я опускаю взгляд на неё.

— Ты имеешь в виду, верю ли я в Бога?

Она качает головой.

— Веришь ли ты в то, что есть нечто большее, чем ты?

Она поднимает палец, чтобы остановить меня, когда я открываю рот. Я не верю ни в Бога, ни в предопределение или ни какую-либо другую фигню. Больше не верю.

— И я не подразумеваю кого-то, кто отвечает за твою жизнь. А говорю о вере… В том смысле, что ты не одинок, даже тогда, когда у тебя никого нет.

— Я не понимаю.

— Представь невидимые нити. Они связывают тебя с людьми. Так, как ты был связан со своими родителями, пока они были живы. Затем, когда потерял с ними связь, ты по-прежнему был связан с другими, например, с парнями из твоего отряда. Твои нити не рвутся, когда ты кого-то теряешь. Ты связан с этим человеком и всегда будешь его помнить. Таким образом, нитей становится всё больше, поскольку к предыдущим добавляются новые, и эти новые связи тоже становятся частью тебя.

Она на секунду замолкает, и я не знаю, что сказать, потому что вижу картинку, которую она нарисовала в моей голове, и она чертовски прекрасна. Но это не реальность. Мои нити были перерезаны, и им некого связывать. Больше нет. А я так чертовски устал быть один.

— Извини, Фейт, но я думаю, это бред.

Она приподнимается и берёт моё лицо в свои ладони.

— Это не бред, — говорит она. — Так что заткнись и создай со мной связь, чёрт возьми.

Я качаю головой и отвожу её руки от своего лица.

— Я не хочу ни с кем связываться.

— Хочешь. Все хотят иметь связь с кем-то. Почему, по-твоему, люди занимаются сексом? Всю ночь напролёт? Потому что это связь. — Она фыркает, и, боже мой, это самый прелестный звук из всех, что я когда-либо слышал. — Не то чтобы я хочу заняться с тобой сексом или что-то в этом роде, — уточняет она с улыбкой.

— Ты хочешь этого, — дразнюсь я, потому что так поступать легче, чем пытаться почувствовать что-то настоящее.

— С тобой я ничего не хочу, пока ты не создашь со мной связь. — Она приподнимается и откидывает плед в сторону. — Ты не сломан, Дэниел. Просто тебе нужно исцелиться. После этого твои нити сами будут искать, с кем бы создать новую связь. — Она встаёт и упирается руками в бёдра. — Все мы жаждем связей, но, отказываясь от них, мы словно умираем.

Внутри я и так мёртв.

— Ты такой грустный, что мне хочется схватить тебя и заставить вернуться к жизни. Но только ты можешь это сделать, Дэниел.

Она проводит рукой по волосам и отходит от меня.

— Куда ты? — спрашиваю я.

Мне хочется взять её за руку, переплести свои пальцы с её пальцами и притянуть Фейт к себе на колени, чтобы иметь возможность держать в своих объятиях. Я хочу дышать ею. Хочу... Но не могу. Я просто не могу.

— Работать над твоими часами, — говорит она с тяжёлым вздохом.

Я приподнимаюсь, чтобы встать, но она кладёт ладонь на моё плечо.

— Посиди, — говорит она. — Отдохни.

Фейт накрывает меня пледом, подтыкая его вокруг меня, и тем самым проявляя ко мне заботы больше, чем кто-либо ещё за очень долгое время.

— Мне нужно лишь, чтобы ты, Фейт, починила мои часы, — говорю я.

Она покусывает губы.

— Это не всё, что тебе нужно, Дэниел, — ласково говорит она.

Девушка прижимается губами к моему лбу, и я чувствую кожей, как она дышит, и ощущаю внутри себя чёртов комок слёз. Но заталкиваю его обратно, пока он не вырвался наружу.

— Мне и этого достаточно, — ворчу я.

— Я знаю, — говорит она. — Спасибо, что рассказал мне свою историю, — произносит она тихо. — Мне очень жаль, что ты выжил.

Я понимаю, что она имеет в виду.

— Как и мне, — отвечаю я.

Фейт

Я наблюдаю за ним, сидя в другом конце комнаты, и понимаю, что он изводит себя мыслями и событиями. Мне хочется утешить его, но вряд ли сейчас я могу для него что-то сделать. Он сидит на диване и выглядит при этом так противоречиво, что мне хочется устроиться у него на коленях и успокоить. Но я не могу. Даже если решусь, он всё равно не примет это от меня.

Я верю. Верю в любовь. Верю в то, что есть что-то больше меня, и что эта вера направляет, решает, с кем мне создавать связь. Она укрепляет нити, что удерживают нас вместе. Я верю в добро, добродетель и свет. И понимаю, что Дэниел уже очень давно не впускал свет в свою жизнь. А там, где нет света, не могут прорасти и чувства.

Но я не могу быть для него светом, если он не готов открыться и впустить меня. Да ему и не обязательно впускать именно меня, но я надеюсь, что он впустит хоть кого-нибудь.

Сейчас Дэниел спит на диване. Он задремал около двух часов ночи. Я подтягиваю плед ему под подбородок, как ребёнку, и он вздрагивает. Я была осторожна, но, похоже, ему снятся не очень приятные сны. И боюсь, что если попытаюсь разбудить его, он может испугаться. Так что я быстро провожу рукой по его шевелюре и оставляю в покое.

Мне нужно принять душ и переодеться. Я всё ещё в пижаме. Поднявшись наверх, просовываю голову в комнату Нэн. Дедушка улегся к ней в постель, и она свернулась возле его груди. Таким образом они проводят большинство ночей. Мгновение я смотрю на них и задаюсь вопросом: что будет, когда её не станет? Как сильно он будет горевать? Сколько времени будет по ней скучать? Закроется ли он, как Дэниел? Или же станет искать утешения в связях с другими людьми?

После душа я надеваю тёплый свитшот и джинсы, а также плотные носки и ботинки. Земля всё ещё покрыта снегом, так что в подвале может быть холодно. Но я хочу закончить с часами Дэниела. Предположив, что он уже проснулся, делаю две чашки кофе. В противном случае мне же больше достанется.

Открываю дверь в подвал, и снизу лестницы до меня доносится тихий храп. Одеяло съехало к груди, и он положил ноги на диван. Ну, одну ногу. Другую он отстегнул, и теперь она лежит на полу. По-видимому, Дэниел решил устроиться поудобнее, когда понял, что я ушла.

Я тружусь над его часами до самого восхода солнца и выпиваю обе чашки кофе. Эти чёртовы часы никак не хотят работать, и неважно, сколько раз я их разбирала и собирала, они сами этого не желают. Не знаю даже, что ещё я могу сделать. По лестнице спускается дедушка и смотрит на меня, нахмурив лоб. В его руке кофейник полный кофе. Я так и не ложилась спать с позавчерашней ночи, но дремала вчера днём, когда Нэн спала. Да уж, у неё и вправду сумасшедший цикл сна.

— Ты всё ещё работаешь над этими часами? — подходя ко мне, спрашивает он.

Поднимаю руки вверх.

— Уже сбилась со счёта, сколько раз разбирала и собирала их, — поясняю я. — Понятия не имею, почему они не работают.

Жестом я зову его подойти поближе, и он наполняет для меня чашку свежесваренным кофе.

Дедушка поправляет на носу очки и опускает взгляд на часы.

— Что-то сломано, но я не уверен, что ты в силах это «что-то» починить, Фейти, — говорит он. Мне нравится, что он добавляет к моему имени букву «и». — Иногда эти вещи нам неподвластны.

— Они не работают со времён взрыва, — поясняю я. — С тех пор, как он потерял ногу и весь свой отряд.

Дедушка переводит взгляд на Дэниела.

— Я и не заметил, что у него что-то не так с ногой, — вздыхая, говорит он и смотрит мне в глаза. — Ты хочешь починить его или его часы? — спрашивает он.

— Ох, стоп, — жалуюсь я. — Это всего лишь часы. Просто я не могу понять, что с ними не так.

— Иногда они просто сдаются, Фейт. — Он начинает возиться с часами. — Помнишь, на что это похоже, не так ли? — Он смотрит мне в глаза, а затем возвращается к часам. — Я бы сказал, что эти сдались какое-то время назад.

Я чувствую, что дедушка говорит о чём-то большем, чем просто о нерабочих часах. Он говорит о мужчине. И боюсь, он прав.

— Что у него осталось в этой жизни? — тихо спрашивает дедушка.

Его слова — не более чем вздох в тихой комнате.

— Сможешь починить их? — спрашиваю я. — Это всё, что у него осталось, — говорю я, глядя на Дэниела.

Он немного повозился на диване.

— Ты же знаешь, что никогда не будешь одна, Фейти.

Дедушка бросает на меня красноречивый взгляд.

— Знаю. Но иногда кажется, что это не так.

Он смотрит на меня поверх очков.

— Ты говоришь о себе? Потому что в таком случае в качестве наказания мне придётся закрыть тебя в дровяном сарае.

Я закатываю глаза.

— У нас нет дровяного сарая, дедушка.

— Но идея неплохая, — ворчит он.

— Я говорила о нём, — признаюсь я. — Но он рассказывал, что собирается завтра присоединиться к своему отряду. Это же хорошо, правда?

Дедушка кивает. Боковым зрением я замечаю, что Дэниел садится. Он проводит рукой по волосам и продирает глаза. Подняв штанину вверх, ставит протез на место. Затем встаёт, осторожно распределяет свой вес между ногами и подходит к нам.

— С добрым утром, — говорит дедушка.

Но всё его внимание сосредоточено на часах.

— С добрым утром, — отвечает Дэниел.

Он смотрит на меня и грустно улыбается. Его улыбка самая что ни на есть привлекательная, и моё сердце начинает биться быстрее, отчего я немного пугаюсь.