Последний подарок - Елена Усачева

— Зачем вы это спрашиваете? — Шаль так туго натянулась, что стала давить на плечи.

Она была очаровательна. Хотелось просто закрыть глаза и вдыхать ее обворожительный запах, чувствовать тепло ее испуганно бьющегося сердца. Виктор старался не воздействовать на нее, только убрал тревогу о несвоевременности его визита. Когда-нибудь он все объяснит. Но не сейчас. Ему нравилась Катина растерянность, удивление. Он видел, что в душе у нее зарождается восторг, что она готова отдаться внезапно вспыхнувшему чувству. Только не надо торопиться. Все надо делать постепенно. Катя будет его. Он покажет ей целый новый мир, таинственный, волнующий, бесконечный. Но пускай чувство закрепится, и тогда девушка уже не испугается внезапного признания.

За окном опять завыла собака. Вслед за ней забрехал еще один проснувшийся пес. И, словно разбуженное ими, за горизонтом стало набухать зарево восхода. Его еще не мог видеть глаз простого человека, но вклинившаяся в черноту ночи краснота первых лучей начинала жечь душу Виктора.

— Если позволишь, я приду к тебе завтра. — Вампир быстро поднялся. — Мы поговорим, больше ничего! Уверен, ты перестанешь меня опасаться, когда узнаешь поближе. Для тебя я совершенно безопасен.

Катя кивала, чувствуя, как тяжелеют веки. Близился рассвет. Хотелось спать.

— До встречи, милая Катя! Мы еще увидимся.

Он исчез так же неожиданно, как и появился. Вот он стоял около окна, слабое пламя свечи бросало изломанные тени на его лицо. И вот его нет. Только колеблется неверное пламя, испуганный холодок мечется по комнате.

Катя еще не закрыла глаза, а сон уже уносил ее. Все виделось неверным, выдуманным, призрачным. Когда поздним утром она оторвала голову от подушки, то ночное видение приняла за сон. В комнате было душно, высоко поднявшееся солнце било сквозь пыльные окна. В искрящемся свете на стекле отчетливо проступал отпечаток руки.

Так, значит, не сон?

Катя потянулась, прогоняя из тела истому. Что же это такое было? Ночной гость?

Она посмотрела на плотно закрытую дверь.

Вот ведь напридумывала! И все Лизонька с ее фантазиями и любовью. Конечно, никто не мог сюда войти. Все это ее выдумка, сон…

Катя быстро переоделась в летнее платье, плеснула в лицо воды, подняла глаза к зеркалу. Испуганно ахнула. Ей показалось, что в зеркале она видит своего ночного гостя. Но нет, видимо, солнечный блик пробежал по стене, вот ей и почудилось… Она быстро подошла к столу. Плоская коробочка в шуршащей упаковке и с шелковым бантом все еще лежала около книги. От нее веяло прохладой. Праздничная оберточная бумага отзывалась на каждое прикосновение хрустом. Плюшевый футляр заставил сердце заколотиться. Что там? Цепочка? Браслет? Серьги? Подвески? Кольцо? Фантазия услужливо подбрасывала образы незатейливых деревенских украшений. Поэтому, не готовая увидеть иное, она не сразу поняла, что находится внутри.

В футляре лежали бусы с крупными зелеными камнями, сильно утопленные в ватную подушку. Четыре крупных прозрачных зеленых, граненных в форме бочонка, камня перемежались круглыми темно-красными бусинами, за ними к тонкой застежке шел ряд чередующихся темно-красных и прозрачно-зеленых камней. Насыщенный зеленый цвет, казалось, поглощал солнечные лучи, перемалывал их в себе, и от этого сияние его становилось чище.

За дверью послышались голоса. Прижав к себе драгоценный подарок, Катя ходила по комнате, не зная, куда его спрятать. Под подушку? В шкапчик? В стол? Все места казались ей ненадежными. В карман фартука? Закопать среди белья?

Шаги приближались!

Украшение само скользнуло из футляра ей в руку. Катя почувствовала на ладони благородную тяжесть камней и тут же вспомнила блеск холодных темных глаз, спокойную уверенность ночного гостя. На размышления времени не осталось. Быстрым движением она перекинула косу со спины на плечо, занесла руки назад, защелкнула застежку. Камни неприятно стукнули по груди, спрятались под высоким воротником платья.

— Катя! Ну что же ты? Все уже давно за столом, — звал голос матушки.

Весь день ей казалось, что на нее слишком внимательно смотрят, что каждый в семье уже знает ее тайну, что тяжелые изумруды просвечивают сквозь тонкую ткань платья.

К счастью, она не одна проходила весь день с хмурым, невыспавшимся лицом. Лизонька капризничала, отказывалась есть, так что на Катю, старательно прикрывающую грудь платком, никто и не обратил внимания. Она механически выполняла привычную работу. Что-то шила, куда-то ходила, выслушивала какие-то наставления, но мыслями была не здесь. Она видела себя стоящей перед темным окном. А там, за тонкой, ненадежной перегородкой стекла, — он. Смотрит внимательно, говорит осторожно. Боится совершить неправильное движение.

И сердце вновь начинало бешено стучать, колючие камни впивались в грудь. Ей бы снять неудобный и неуместный сейчас платок, но все что-то отвлекало, все как-то не получалось спрятать дорогой подарок. Так и проходила она весь день, кутаясь в платок, поминутно застывая на одном месте, роняя чашки, путая нитки в вязанье, не слыша слов матушки. И все ждала, ждала. Вот-вот вечер. Она даже на улицу выходила, приглядывалась к проходящим мимо людям, но ни одного незнакомого лица. Все свои, все местные. Хотела было спросить у старосты, не видел ли он приезжего, но вовремя остановилась. Еще начнет выведывать, откуда она знает Виктора, к матушке пойдет.

Закат высветил окна домов напротив пурпуром, мазнул кровавыми красками по покатым крышам, а Виктор все не шел. Стрелки часов бежали вперед, уменьшая и без того короткий промежуток возможной встречи. Свеча набирала силы, поселила черные тени в углах комнаты, высветила острые края, скрыла полутени.

Катю тянуло к себе окно, но при свете дня она все боялась к нему подойти — еще с улицы увидят. А как стало темнеть, Катя и подавно отошла от него подальше — комната освещена, и в окне она будет как маячок. Пометавшись в четырех углах, она опустилась на кровать, сняла бусы, стала рассматривать, да так и уснула. Ее разбудило шуршание в ладони и последовавший за этим стук об пол.

Виктор уже стоял в комнате, улыбался. Очередное неожиданное вторжение родило в душе мгновенную мысль: «Не демон ли?» По всем рассказам выходило, что демон должен непременно начать соблазнять, торговать душу, Виктор же ничего этого не делал. Он по-хозяйски оглядел комнату, недовольно цыкнул, увидев свежий букет роз, и устроился уже на привычном месте, на стуле посреди комнаты.

Катя быстро подняла украшение, заметалась, не зная, куда его пристроить, и в замешательстве засунула под подушку. Виктор с улыбкой наблюдал ее смущение. От него не ускользнула ни радость, мелькнувшая в глазах проснувшейся девушки, ни заколотившееся сердце, ни сочный румянец на щеках. Он сидел, с жадностью вдыхая ее аромат, с видом голодного волка пожирая глазами ее слабо освещенное лицо. Ему хотелось расхохотаться от всего этого великолепия.

А ведь он забыл, что такое счастье. Сейчас перед ним сидело само воплощение всех мыслимых желаний и устремлений.

— Я надеялась вас увидеть днем, — пролепетала вконец смутившаяся Катя.

— Я так ждал нашей встречи.

Виктору очень хотелось, чтобы она почувствовала его настрой, чтобы перестала трепетать и наконец доверилась ему. Ему хотелось вскочить, припасть к ее груди, вблизи почувствовать ее одуряющий запах молодой кожи, сжать ее хрупкие ладони, ощутить дрожащие губы. Но он сдерживал себя. Главное, не напугать. Он все расскажет ей, все объяснит. Она поймет. Чуткая, внимательная, она непременно все поймет.

— Вас не было видно на улице. — Катя с трудом справлялась со своим волнением.

— Днем я обычно бываю занят и только к ночи освобождаюсь. Не ищи меня днем, не надо. Я сам к тебе приду. Понравился ли тебе мой подарок?

— Он слишком дорогой для меня.

— Для тебя никаких богатств не жалко.

Как будто из воздуха у него в руках возник пухлый сверток. Виктор слегка наклонился вперед, чтобы положить его на кровать рядом с Катей. Когда он оказался поблизости, Катя заметила, что платье на нем вчерашнее, что оно как будто бы слегка присыпано дорожной пылью. Виктор поймал ее быстрый взгляд и тут же сел ровно, тряхнул рукавом сюртука. Надо быть внимательней к таким мелочам.

— Что это?

На Катю снова напала робость. Ей хотелось отодвинуться от странного свертка, но она и так сидела на кончике кровати. Ничего не оставалось, как протянуть руку. Завязка словно только того и ждала, чтобы ее коснулись, узел сам собой развязался, оберточная бумага с готовностью распахнулась. Сначала Катя увидела поток шелка, лениво развернулась кисея, брызнули, выпрямляясь, кружева.

— Нет, я, наверное, не должна этого брать!

Катя не выдержала открывшегося перед ней богатства, встала, подошла к рукомойнику, плеснула в лицо воды.