Николай II - Элизабет Хереш

В августе 1887 года, девятнадцати лет от роду, Николай начал проходить практику в войсках. Он переселился из Аничкова дворца, где жила семья с тех пор, как Александр III вступил на престол (Зимний дворец служил преимущественно для проведения официальных церемоний), в казарму учебного батальона близ Красного Села и зажил жизнью офицера.

По настоянию отца Николай не просто изучал на практике военное дело, но должен был близко ознакомиться с различными родами войск и их задачами. Первый год Николай прослужил в унтер-офицерской должности, затем два года командовал 1-м и 2-м взводами 1-й батареи гвардейской конной артиллерии, после чего возглавил эскадрон лейб-гвардейского гусарского Его Императорского Величества полка. Наконец, он в чине полковника стал командиром роты гвардейского Преображенского полка — это элита русской армии. В форме этого полка Николай затем появлялся в особых случаях, например, во время своей коронации и на важнейших государственных праздниках. На бумаге он получил чин на год раньше, в шестнадцать лет: австрийский император Франц-Иосиф в 1885 году присвоил ему звание полковника, шефа 5-го австрийского уланского полка. Всю жизнь Николай оставался в чине полковника, присвоенном ему отцом[5].

Николай очень любил атмосферу военного порядка и товарищества. Рано укоренившийся в нем российский патриотизм сделался еще глубже в результате службы в русской армии — опоре империи. Армия была гордостью России и отличалась глубочайшей преданностью стране и ее правителю.

Русская армия выглядела весьма внушительно и потому служила символом необъятной, могучей и богатой царской империи. Гвардия представляла собой армию внутри армии. Патриотизм и верность Отечеству в ней были непоколебимы.

О том, с каким восторгом служили в гвардии, можно судить по воспоминаниям офицера Павловского полка[6], затем генерала и начальника дворцовой полиции Александра Спиридовича:

«Еще во время учебы в училище мне представился случай видеть царя Александра III. Это было зимой 1891 года во время парада перед Зимним дворцом. Мы начали экзерциции с раннего утра, чтобы подготовиться к параду, сохранить ноги в тепле, начистить сапоги и надраить пуговицы и кокарды.

Мы выстроились на Дворцовой площади. Наше училище расположилось на правом фланге построения, лицом к правому крылу дворца. Музыканты возвестили прибытие самодержца. Видно, как приближается блестящая кавалькада. Впереди импозантная фигура императора. Бросается в глаза его великолепный мундир. Вот оно, могущество России! В нем воплощается великая, могучая Русь!

Вот царь уже в нескольких шагах от нас. Он смотрит прямо на нас своими светлыми, ясными очами, его улыбка — ни с чем не сравнимая милость для нас. Мы ошеломлены и счастливы. Слышны его слова: «Здравствуйте, павловцы!».

Мы отвечаем на приветствие восторженным «Ура!», идущим из самой глубины груди. Звучит гимн «Боже, царя храни», и мы вопим во всю глотку, заходясь до экстаза. Наши крики «ура» подхватывают другие полки, и волна приветственного шторма прокатывается по всей площади.

Со всех сторон доносятся звуки гимна, наполненные силой и вдохновением… Неописуемый порыв охватывает всех, в эти мгновения мы готовы на что угодно; государь может потребовать от нас любого безумства — и если он прикажет нам прыгнуть в Неву, мы повинуемся без колебаний, не задумываясь ни на мгновение…».

В другой сцене ощущается такое же настроение: «Это было на плацу в Красном Селе. Государь прибыл во время экзерциций нашего батальона. Вскоре он подъехал к нам, гордо сидя в седле, в каскетке, с Георгиевским крестом на груди. Батальон выстроился шеренгами, застыв как мертвый.

После приветствия он наблюдал за нашими упражнениями. Затем поблагодарил батальон и обратился к нашей роте с вопросом: «А где командир?».

Командир роты мгновенно возник перед государем и застыл, как статуя. Государь отдал ему честь, поинтересовался, где живут его родители, в какой полк он намерен поступить, и пожелал успехов в службе.

Все это происходило в нескольких шагах от меня. Я ел глазами государя. До сих пор четко помню все детали его мундира; он стоит передо мной, как живой. Какое он производил впечатление! Какая мощь!

Наконец, государь пожелал посмотреть, как мы ходим скорым шагом. Земля сотрясалась под поступью батальонов, маршировавших перед самодержцем.

«Молодцы, павловцы!» — услышали мы, и над всем полем разнеслось ответное: «Рады стараться, Ваше Императорское Величество!».

Возгласы перешли в песню, столь же восторженную и счастливую. Полагаю, в тот день в Красном Селе не было людей счастливее нас…».

Указ императора Франца-Иосифа от 1885 г., которым 17-летний Николай назначается шефом 5-го австрийского уланского полка.

Это типичные примеры из бесчисленного множества подобных воспоминаний, которыми много лет спустя, в эмиграции, с неувядающим восторгом делились бывшие военнослужащие русской армии, особенно гвардейских полков.

Императорская гвардия состояла из бригад всех трех родов войск — пехоты, кавалерии и артиллерии. Все офицеры происходили из знатных дворянских родов. Кроме того, их подбирали и распределяли по полкам и батальонам в соответствии с внешним видом.

Служба в гвардии обходилась очень дорого, поскольку офицеры приобретали роскошную форму (несколько упрощенную при Александре III) и содержали себя за собственный счет. Только в Конногвардейском полку каждому офицеру полагалось иметь пять различных мундиров. Дороже всего стоили лошади, отбиравшиеся по строжайшим критериям.

Гвардейцы отличались особой корпоративностью, духом товарищества и честолюбием. Честь полка ценилась выше личных интересов. За поведение отдельных лиц отвечал полк в целом. Пропьянствовав, к примеру, ночь напролет, офицер обязан был с утра присутствовать на плацу или в манеже, ибо так требовала честь сословия. Служба царю и военная карьера почитались выше всех удовольствий. Родители молодых офицеров из кожи вон лезли, чтобы содержать своих отпрысков, обеспечивая им рост по службе.

Как правило, их продвижение предопределялось происхождением и принадлежностью к тому или иному полку. Предпочтение отдавалось тем, чьи отцы, деды или близкие родственники уже служили в данном полку. Происхождение из той или иной губернии, национальность также играли роль при распределении по частям. Так, в кавалергарды брали офицеров русского происхождения, тогда как в уланах служили преимущественно прибалтийские немцы. Солдат, набираемых в гвардию, тщательно «сортировали» по внешнему виду: блондинов направляли в Семеновский полк, высоких и стройных — в кавалергарды, а маленьких темноволосых — в гусары.