Мертвецы - Чарли Уильямс

– Кого, тебя? Да ты че?! Я знал, что ты знаешь. Просто хотел убедиться.

Мы еще немного посмотрели ящик. Опять военные кадры. Солдаты целятся из окна. Кадр с бомбой в пусковой шахте, парень со шваброй, драящий пол так, будто это и не швабра вовсе, будто это фонарный столб или что-то вроде.

Легз почесал нос и сказал:

– Ну что, расскажешь, чего там у тебя на уме на самом деле?

– А кто сказал, что у меня что-то такое на уме?

– Блэйк. – Он улыбнулся. У него еще все зубы на месте, но один передний был серый и мертвый. – Мы сколько друг друга знаем?

– Давно. Много лет уже. Слишком давно даже.

– Правильно. Охуеть как давно, бля. И мы всегда были друзьями, так?

– Ну, да.

– Так вот, тебе не кажется, что друзья просекают фишку на раз? – Он выпрямился и поставил локти на колени, уперся кулаками в подбородок и посмотрел на меня. – Особенно когда у друга что-то на уме.

Честно говоря, меня этот разговор слегка нервировал. Я уже говорил, что рассказывал Легзи все, про все свои дела в разное время. Но вряд ли захочется рассказать кому-нибудь, что ты зассал. Пацан не может подставляться, иначе его не будут уважать.

– Ладно, есть кое-что. Но это не проблема. То есть смогу разобраться сам. Врубаешься?

– Мантоны на хвосте? Да?

– Как ты…

– Просто слышал, что говорят.

– Кто говорит?

– Не помню точно.

Я почувствовал, что багровею, как свекла. Не годится, чтобы такие вещи знали все подряд.

– Ладно. У меня кое-что назревает с Мантонами. Но я справлюсь. Ясно?

– Ясный пень, справишься.

Легз встал и пошел на кухню. Он вернулся с двумя банками пива и с двумя пирогами с мясом. Отдал мне банку и пирог. Я снял с пирога пластиковую упаковку и начал есть. После этого выпил полбанки пива и закурил, протянул сигарету Легзу. Потом рыгнул, выпустив дым, отрыжка была секунд на пять.

– Ясный пень, справишься, – повторил Легз, закуривая. – Но если тебе понадобится какая-то помощь, приходи ко мне. Лады?

Я почувствовал, что щеки у меня горят еще больше, чем раньше. Я допил пиво, понадеявшись, что оно освежит голову, и снова рыгнул. – Спасибо, друг.

Легзи подмигнул.

– Для этого друзья и нужны, так ведь?

3

Наутро я будто в палатке проснулся. Я не выеживаюсь, ничего такого, но стояк у меня случился основательный, член упирался в одеяло как стойка для палатки. Это все из-за того, что я спал с полным мочевым пузырем. Странно, если подумать – ты наконец встаешь и топаешь к толчку, а поссать все равно не можешь – из-за этого стояка.

Но нет ничего невозможного. Я не оставлял попыток, согнулся впополам, чтобы уменьшить давление. Что-то вышло, но не туда, куда я хотел. Я подумал, что как-то идиотски получилось, я залил кафель и вообще все, что можно, только не унитаз. Тогда я выпрямился, закрыл глаза и подумал о Мантонах. Разумеется, стояк тут же исчез, член обвис, все такое. Я долго с наслаждением ссал, чуть не стонал от радости. С этим ощущением мало что сравнится. Навскидку только два таких же можно придумать. И как только я подумал об одном из них, член тут же встал опять.

Я вернулся в спальню, думая о том, что уже пару дней никому не вставлял. Если я вскорости не спущу, моим яйцам кирдык. Я слышал, такое с монахами случается. У них яйца не востребованы, так что там вообще ничего больше не появляется. Ну, детей я пока не сделал, насколько мне известно. И не собираюсь. Но становиться монахом тоже не собираюсь. Так что выбор у меня есть.

Подрочить.

Или пойти к Салли.

Я сел в машину и погнал по городу. Нравилась мне эта тачка. Я, сколько себя помню, всегда хотел «Форд Капри». Что-то такое есть в этом длинном капоте и низких шасси, от чего в ушах точно ангелы поют. Когда я был еще совсем сопливым, останавливался у каждой «Капри», мимо которой проходил, и начинал ее буквально лапать, а на меня мрачно зыркали проходящие мимо бабульки и орали владельцы этих «Капри». Но я не мог удержаться.

Так что, едва начав заколачивать бабло – в основном с грабежей, я стал копить. Когда мне было восемнадцать или около того, я уже заработал себе на тачку. Проблема была только в том, что общее качество «Капри» на рынке тогда упало. И с тех пор становилось только хуже, как, в общем-то, и качество всего остального. Ты получаешь то, что предлагают, и если предлагают дерьмо, дерьмо и получишь. Но у меня «Капри» была нормальная. Лучшая, наверное, какую можно было найти в Мэнджеле. И пока она была на ходу, я был счастлив.

И был счастлив, когда обогнал автобус и показал ему в окно два пальца[2].

Все неприятности за ночь вроде как испарились. Как будто бы я сутки переживал, а теперь начал с нуля. Или, может, увидел теперь все более четко. Кризис, типа, проходит. Пацаны идут вперед, а все дерьмо оставляют позади. То, что Финни, Легз и еще пара ребят знают о моих проблемах с Мантонами, не значит, что о них знают все. Или, может, я Мантонов не так понял. Может, они просто мозги мне канифолят, а калечить не собираются. Да, так все и есть, верняк.

К тому же задолбался я париться. Жизнь нужна, чтобы жить, а не чтобы париться. Так, нет?

Когда я позвонил, никто не ответил. Но это мало что значило. Сэл любила валяться в койке. Думаю, больше всего она любила валяться там с каким ни то мужиком, но вообще для нее подрушлять – самый шоколад. Особенно если нажрется. Я снова позвонил и держал палец на кнопке добрых полминуты.

Опять ничего.

Тут я вспомнил, как прошлой ночью шел домой с Финни и решил, что видел Сэл с каким-то перцем на заднем сиденье такси. Я посмотрел на часы. Полтретьего. Если у нее кто и был, она его уже выперла. Сэл была не из тех, кто позволяет мужикам ошиваться у нее, когда она уже получила свой кайф. Такая привилегия была только у меня. Но я-то был не просто мужиком. У нас было что-то типа соглашения. Когда ей нужна была защита, она приходила ко мне. А я приходил к ней, когда нужно было… ну, потрахаться.

Я услышал, как за углом завелась машина. Обычно я на такие звуки забиваю, но это был глубокий звук – что-то мощное, тут такое нечасто услышишь. Я обернулся посмотреть. Но в этот момент из интеркома раздался голос Салли.

– Кто там, на хер? – спросила она своим лучшим телефонным голосом.

– Все нормально, киска.

– А, салют.

Дверь щелкнула. Я открыл ее.

Когда я шел по лестнице, мне было легко и хорошо. На полпути я остановился и прикурил. Ну ладно, был у нее мужик прошлой ночью. И что? Я и сам не монах. Да и не женаты мы. Ничего похожего. Она любит перепихнуться, я люблю перепихнуться, и если нам обоим было удобно, мы отлично проводили время. Здоровый мужик и красивая деваха – все зашибись… Но это ведь ни хрена не значит, так, нет?

Она была все еще в халате. Но меня не это напрягло, когда я зашел в квартиру. Меня напряг запах. Знаете, запах, который бывает в комнате, когда ваши бухие друзья дрыхнут на диване. Запах мужика – смесь пива, пота, лосьона после бритья и пердежа. Обычный мужик такого у себя в доме не заметит – это для него нормально. Но если он у бабы в доме, внимание обратит.

– Кто это был? – спросил я, типа, спокойно, типа, меня не гребет.

Салли уселась на диван и закурила. Сделала длинную затяжку и сказала:

– Слышь, не вздумай меня ревновать, ублюдок тупой. Не тебе об этом говорить, прикинь.

– «Об этом…», – сказал я, глядя в пол. – О чем, об этом?

– Сам знаешь… слушай, Блэйк. Я не слежу, че ты там творишь, а ты не следишь за мной. Мы живем так, Блэйк. Я не говорю, что делать тебе, а ты…

– Я спросил только, кто он, – сказал я. Я засунул руки в карманы, они там сжались в кулаки. – Ну, так кто?

– Раньше ты никогда не спрашивал, – сказала она, запахивая халат на груди. Баба не будет трясти сиськами, если она не в настроении. – Ты раньше никогда не спрашивал, потому что тебя это устраивает. Ты ж сам кидаешься на каждую блядь в этом городе.

– Раньше я никогда не спрашивал, потому что мне не приходилось нюхать пердеж другого мужика. А теперь отвечай. Кто это был?

– Отвали. Иногда я тебя ненавижу. – Она взяла сигареты и зажигалку и отъехала в спальню, а я остался стоять как последний идиот.

Не могу сказать, что я был в восторге, что все вышло так, а не иначе. Я знал, что Салли любит поблядовать. Полгорода знало. Салли всегда была такой. Особенно после пары перно[3] на темной основе, «Скрампи»[4] имел такой же эффект, но времени нужно было больше, к тому же от него у Салли живот пучило.

Она и в школе такой была, всегда нравилась пацанам, да и они ей тоже. И когда она бросила школу и пошла работать парикмахершей, все продолжалось в том же духе. Когда целый день стрижешь патлы старушенциям и слушаешь их болтовню, конечно, захочется нормальной мужской компании, ее нельзя за это винить. И уж точно все стало еще круче, когда она начала исполнять стриптиз, тогда каждый мог увидеть, что у нее есть. Такой она была, и когда я встретил ее пару лет назад на бирже труда. Сэл – это Сэл. И как я уже сказал, я не всегда от этого в восторге.