Аун Сан - Игорь Можейко

Китаец открыл ресторанчик и повесил над входом жареную утку. Из ресторанчика доносятся призывный звон чашек и запах жареного теста.

Утро тем временем кончается. Восемь часов. Сигх — полицейский занял свое место в тени под манговым деревом. Проехал на рикше мистер Стоун — заместитель районного комиссара. Сам комиссар идет пешком — от дома до оффиса сто ярдов. Комиссара обгоняют мальчишки. Они бегут в монастырь, в школу. Учитель вернулся, уже обойдя дома за подаянием. Сейчас кончит трапезу и достанет бамбуковую палку и пачку пальмовых листов. Начнется урок.

Стало жарко. Так всегда — стоит подняться солнцу над вершиной мангового дерева, того самого, под которым сидит полицейский, как становится жарко.

Городок, такой шумный с утра, заметно затихает. Женщины возвращаются с базара и принимаются готовить обед, монахи спрятались в монастыре, под тенью пальм и бамбука, ребята смолкли под строгим взглядом учителя, англичане и клерки в районном комиссариате зашуршали бумагами.

Больше до обеда, будьте уверены, ничего не произойдет.

Если, правда, не прибежит к доктору запыхавшаяся крестьянка с известием, что тигр, который повадился в деревню, задрал ребенка, или не покажется дымок над полем — загорелась рисорушка. Или прискачет посыльный из Магве с важной бумагой, и все в городке будут гадать — то ли прибавят налог, то ли введут новый. Хороших новостей посыльный из Магве не приносит.

Но чаще всего ничего не случается.

Правда, говорят, опять в горах англичане поймали шайку дакойтов (разбойников). Во главе их будто бы встал крестьянин из Пина, соседней деревни. Человек уважаемый и никак не грабитель. Правда, он разорился, попал в кабалу к помещику. А попадешь к такому — не только в разбойники пойдешь, на что угодно решиться можно с горя.

Да вот опять объявился злой дух в покинутом доме на окраине. Хозяина дома англичане повесили вместе с Золотым Яуном, и теперь дух его никак не может успокоиться — стал натом и по ночам покидает дом и бродит по улице, пугая запоздавших прохожих.

В полдень город обедает. В последний раз едят монахи — им больше нельзя будет есть до завтрашнего рассвета. Они сели в кружок вокруг низенького стола и молча помногу едят под взглядами будд — статуи их стоят в рядок у стены общей комнаты. Опустел комиссариат. И англичане и бирманские клерки разошлись по домам. Время ленча и отдыха. Фокусник с астрологом сидят а китайском ресторанчике. Крестьяне едят в тени высоких арб. Ребятишки, прибежав из монастырской школы, тоже подкрепляются рисом и зеленью.

А к вечеру разъезжаются из города крестьяне, на площади у грубо сколоченной сцены зажигаются масляные плошки. Приезжая труппа начинает представление Рамаяны. До глубокой ночи на сцене будут танцевать волшебники, красавицы и царь обезьян. Английские чиновники кончили ежевечерний теннис и теперь, приняв душ, отправляются на ежевечерний бридж к мистеру Стоуну. Полицейский покинул свой пост под деревом.

Ушло солнце. В кустарнике, за полями, затявкали шакалы и цикады гудят так, что перекрывают оркестр на площади.

Идет ночь, с громадными звездами, мельканием крыльев летучих мышей и летучих собак и шепотом привидений в развалинах старого монастыря. А может, это шепот влюбленных…

Таким был городок Натмаук в начале этого века. Самый обыкновенный бирманский городок. Но жители его знали, что он не совсем обыкновенен. Ведь отсюда родом Зологой Яун. И здесь, правда об этом никто еще не знает, здесь родится Аун Сан.

Адвокат У Хпа, племянник Золотого Яуна, был адвокатом только по названию. В самом деле, он не имел клиентов, а проводил время в молитвах и размышлениях. Чаще всего У Хпа можно было отыскать в ближайшем монастыре, где он предавался долгим философским беседам с его преосвященством саядо У Тобита, настоятелем монастыря и учителем натмаукской монастырской школы.

Семья и хозяйство оставались полностью на попечении До Су, его жены. А семья была немалой: четверо сыновей и двое дочерей. Причем старший уже кончал школу, а младший — младший только что родился. Это событие отпраздновали 13 февраля 1915 года. Сына назвали Тейн Лином, что значит пo-бирманскн «яркий». Но случилось так, что имя Тейн Лин придумал отец, посоветовавшись с приезжим астрологом. В сочетании с положением звезд на 13 февраля это имя обещало наибольший успех в жизни самому молодому члену семейства У Хпа.

До Су плохо себя чувствовала после родов и не знала о том, что отец придумал имя, не посоветовавшись с ней. И как только она поднялась, то, пользуясь своей неограниченной властью в доме, немедленно переименовала сына. Назвала его Аун Саном, «получающим миллион» — миллион не в материальном смысле, не миллион рупий, а миллион благодеяний, миллион удач или миллион друзей. До Су двигало не упрямство. Имя она придумала сыну давно, еще полгода назад, и главной причиной, почему она хотела назвать его Аун Сан, было то, что такое имя рифмовалось с именем ее старшего сына — Аун Тана.

Так и получилось, что в первые дни некоторые гости называли ребенка Тейн Лином, а некоторые, которые знали о давнишнем желании До Су, спрашивали с порога:

— Ну, как маленький Аун Сан?

Аун Саном назвала его и бабушка До Тин Шве, вдова Золотого Яуна. Она жила теперь в Натмауке, выдала дочерей замуж и часто гостила у До Су, любила ее, любила ее сыновей. А про младшего сказала: «Вылитый мой муж, вылитый Мин Яун».

Может, она так и не сказала, но люди говорят: было такое. До Су передала ее слова мужу, тот старому монаху. А монах — человек разговорчивый, и скоро весь город знал о словах бабушки До Тин Шве.

Нельзя сказать, что семья У Хпа бедная — нет, голодать никогда не приходилось, и в доме хватало места не только детям, но и гостям. А в каком бирманском доме нет гостей?

Конечно, если бы не До Су, хозяйство давно бы развалилось, но мать находила время и смотреть за детьми и заниматься торговлей.

Впоследствии Аун Сан говорил, что он многое перенял от матери. И ее неуемную энергию и сильный характер. Тем более Аун Сан был последышем, и баловали его больше, чем других сыновей.

Мальчик часто болел, никак не мог вырасти, все казался на год, на два младше своих сверстников. Правда, соседские мальчишки его не обижали — побаивались братьев. Ведь и Аун Тан и Ба Вин говорили, что уши оборвут каждому, кто побьет Аун Сана.

Если и случалось, перепадало Аун Сану, то он, надо сказать, братьям не жаловался — очень ему хотелось попасть в компанию, не бродить за ребятами по улицам.

Когда Аун Сану было шесть лет, ему удалось все-таки доказать свою смелость. Один из ребят сказал:

— Хочешь, чтобы тебя приняли в отряд Золотого Яуна, соверши подвиг.