Время огня - Пол Андерсон

Думаю, что ко времени смерти Тома Джек обрел некоторое душевное спокойствие. Все сочли его предсказание случайностью.

Элеонор работала в библиотеке и несколько часов в неделю помогала в больнице. Вдовство тяжело сказалось на ней. Внешне она старалась держаться, но долгое время была подавлена и сторонилась людей. Мы с Кейт старались помочь ей, но она чаще отклоняла наши приглашения.

А когда начала покидать свою скорлупу, то скорее в обществе новых знакомых. Я не мог удержаться и сказал ей:

— Знаешь, Элли, я очень рад, что ты возвращаешься к жизни. Но все же — прости меня — твои новые друзья меня удивляют.

Она покраснела и отвела взгляд.

— Это верно, — негромко сказала она.

— Конечно, они прекрасные люди. Но их… не назовешь интеллектуальными.

— H…нет… Ну, хорошо. — Она выпрямилась в кресле. — Боб, будем откровенны. Я не хочу уезжать отсюда, хотя бы из-за тебя и Джека. Но не хочу быть и погребенной заживо, как все эти недели. Я была под влиянием Тома; на самом деле у меня не академический склад ума. И… вы все, с кем мы дружили… вы все женаты.

Я оставил разговор, считая его бесполезным. Нет смысла говорить ей, насколько чужд ее сын этим практичным, громко смеющимся ее новым друзьям, как глубоко он их презирает.

Джеку было двенадцать лет, когда атомные бомбы уничтожили два города, а вместе с ними остатки невинности человечества. Хотя Джек с 1942 года перестал развиваться так стремительно, тем не менее он намного опережал своих сверстников. Это усиливало его вынужденное одиночество. Теперь Пит Даньер и другие соученики были для него лишь случайными знакомыми. Вежливо, но твердо Джек отказывался от всякого общения, выходящего за пределы школы. Он делал уроки, и хорошо делал, но свободное время принадлежало только ему, и никому другому. Он много читал, преимущественно книги по истории; много миль проходил в одиночестве; рисовал или мастерил с помощью инструментов, которые я помог ему собрать.

Не хочу сказать, что он был угрюмым бирюком. Я уверен, что в будущем он стал бы нормальным человеком. Так как он больше не зависел от меня, он хорошо относился ко мне. Разница в возрасте между ним и Биллом сгладилась и в 1948 году они вместе с Джимом и Стюартом совершили путешествие в Среднюю Минессоту.

Вскоре после возвращения оттуда мой второй сын спросил меня:

— Папа, посоветуй мне хорошую книгу по философии.

— Что? — Я отложил газету. — Философия? В тринадцать лет?

— А почему бы и нет? — спросила Кейт, оторвавшись от своей вышивки. — В Афинах он начинал бы еще раньше.

— Что ж, ммм, философия — очень разветвленная наука, Джим, — я попытался выиграть время. — Что именно тебя интересует?

— О, — ответил он, — свободная воля, и время, и все такое. Джек Хейвиг много говорил об этом с Биллом во время путешествия.

Я узнал, что Билл, который уже учился в колледже, начал изображать из себя учителя, но скоро запутался в различных проблемах: написана ли история вселенной до ее возникновения? если это так, то возможен ли свободный выбор? если невозможен, то как мы можем воздействовать на будущее? или на прошлое? Ученик средней школы не должен был интересоваться этими проблемами. Джек интересовался.

Когда я спросил у своего протеже, что тот хотел бы получить на Рождество, Джек ответил:

— Что-нибудь, что помогло бы мне понять теорию относительности.

В 1949 году Элеонор вторично вышла замуж. Ее выбор привел к катастрофе.

У Свена Биркелунда были самые добрые намерения. Родители привезли его из Норвегии в трехлетнем возрасте; сейчас ему было сорок, он владел большой фермой и прекрасным домом в десяти милях за городом; ветеран войны, недавно овдовевший отец двух сыновей: Свена младшего, шестнадцати лет, и Гарольда, девяти. Огромный, рыжеволосый, порывистый, он излучал обаяние мужественности — это сказала мне Кейт, хотя терпеть его не могла, и он отвечал ей тем же. Он выписывал журналы «Ридерс Дайджест», «Нейшионал Джиогрефик», «Деревенский джентльмен», изредка читал книги, любил путешествия и был удачливым и проницательным бизнесменом.

А Элеонор, полная жизни, шесть лет прожила в одиночестве.

Невозможно отговаривать влюбленных. Ни Кейт, ни я и не пытались. Мы были на свадьбе и выразили наши лучшие пожелания. Меня беспокоил Джек. Мальчик стал замкнут. Говорил он и действовал, как робот.

В новом доме у него почти не было возможностей видеться с нами. Впоследствии он не вдавался в подробности относительно этих месяцев. Я тоже. Но подумайте. Элеонор выросла в епископальной церкви, хотя потом отошла от нее; Джек был прирожденным агностиком. А Свен — лютеранин, истово верящий в Библию. Элеонор нравилась изысканная пища, Джеку тоже; Биркелунд и его сыновья предпочитали мясо с картошкой. Том обычно проводил вечера за книгами и разговорами с Элеонор. Если Биркелунд не проверял счета, он сидел у радио, а потом у телевизора. Том сделал из Элеонор либерала в политике. Биркелунд был пылким и активным членом Американского легиона — он никогда не пропускал его собраний, и если вы сделали отсюда неизбежные выводы, то вы правы, — и безусловно поддерживал сенатора Джозефа Маккарти.

И так далее и тому подобное. Я не хочу сказать, что Элеонор сразу разочаровалась. Я уверен, Биркелунд пытался угодить ей и постепенно оставил эти попытки только потому, что они были неудачными. То, что она вскоре забеременела, установило между ними связь, продержавшуюся некоторое время. (Мне как семейному врачу она однако рассказывала, что на последних стадиях беременности ей было трудно переносить его еженощное внимание, однако он не останавливался. Я прочел ему лекцию в стиле дядюшки, и он мрачно согласился пойти на компромисс).

Для Джека жизнь сразу стала адом. Сводные братья, копии отца, недоброжелательно встретили его появление. Свен младший, интересовавшийся исключительно охотой и девушками, называл его неженкой, потому что он не любил убивать, и извращенцем, так как он не ходил на свидания. Гарольд находил бесчисленные способы мучить его, какие может только применить младший к старшему, который не в состоянии пустить в ход кулаки.

Став еще более отчужденным, Джек терпел. Я удивлялся ему.

Осенью 1950 года родилась Ингеборг. Биркелунд назвал ее в честь своей тетки: его мать звали Ольгой. Он выразил разочарование тем, что родилась девочка, но тем не менее устроил большую и шумную пирушку, на которой много раз под всеобщий хохот заявлял, что намерен завести сына, как только позволит доктор.

Доктор и его жена были приглашены, но отказались, сославшись на предварительные договоренности. Поэтому я сам не видел, а только слышал, что Джек сбежал с пирушки и Биркелунд негодовал по этому поводу. Много спустя Джек говорил мне: