Кремль 2222. Транспортное кольцо - Владислав Выставной

– А ну тихо там! – прикрикнул дьяк. – Смутьянов прикажу хватать – и в карцер!

Обвинитель взял себя в руки и продолжил:

– Мне не дали сказать о том, кого я считаю «пятой колонной», затаившейся среди нас. Я не буду говорить о том, что девчонка воспользовалась нашей добротой и подло ударила нам в спину. Она еще предстанет перед судом. Но сейчас я прошу признать виновным того, кто замыслил уничтожить всех нас, кто поднял руку на то, что наши отцы и деды сохранили в страшной двухсотлетней бойне. Вы хотите жить дальше? Хотите жизни вашим детям? Хотите свободы и счастья? Тогда осудите изменника по всей строгости наших обычаев и законов!

Опричник ткнул пальцем в Книжника. Толпа угрожающе загудела. Семинарист опустил взгляд, вжал голову в плечи.

– Кто еще поддержит обвинение? – крикнул дьяк.

– Я! – вскинув руку и выдвигаясь из плотно стоящего «боярского» ряда, пробасил тучный боярин. – Все меня знают, я человек уважаемый, по рождению боярин, а по имени Малюта. И вот я что вам скажу, люди добрые! Вы подумайте хорошенько: он же не просто изменник, он к самому князю вхож был, и вообще – в советники пробрался. Заболтал красивыми обещаниями – и ужалил, как пригретая на груди змея! Если хотите знать, я вообще считаю, что не кремлевский он давно! Подменили его муты поганые, пока он по поганым местам без присмотра-то шастал! Все знают, что за Кольцом – нечисть да колдовство лютое! Одно слово – оборотень!

Людская масса беспокойно заколыхалась. Не то, чтобы люди всерьез верили в оборотней. Да только случалось уже такое – когда злобному муту ценой золота и предательства удалось подобраться к самым вершинам кремлевской власти. И не просто муту – вождю сильного, враждебного клана Краггов. И тут уж правда на стороне Малюты: хотел этот злыдень извести всех кремлевских, развалив оборону Кремля изнутри. История известная, и ее повторения никому не хотелось, так что боярин сделал сильную ставку.

Толпа злобно зарычала. Кто-то выкрикнул:

– Повесить мерзавца, да и дело с концом!

Выкрик поддержали одобрительные возгласы.

– И я поддержу обвинение – со стороны духовенства, – решительно заявил подавшийся вперед священнослужитель. Это был давно обозленный на семинариста наставник, отец Никодим. Книжник лишь застонал от досады: этот-то чего лезет?

– Я давно заприметил, – продолжил отец Никодим. – В этого мальца словно бес вселился! До своего ухода из Кремля был он юноша кроткий, хотя и вольнодумствовал, случалось. Теперь же стал дерзок и богопротивен. Не искушайте Господа – примерно накажите изменника!

– Да ты, Никодим, похоже, совсем умом ослаб, – раздался новый голос. – Сдается мне, ты сам искушаешь Бога, раз лезешь в обвинители. Или забыл, что тебе по сану не положено в светском судилище участвовать?

Толпа расступилась, и вперед, опираясь на посох, вышел худощавый седой старик в поблекшей от времени рясе. Это был отец Филарет. Авторитет его был достаточно велик, чтобы толпа притихла, прислушиваясь к словам старца.

– Раз в обвинение подались лица духовного звания, я уравновешу чаши весов правосудия, – ровно проговорил отец Филарет. Сдержанно поклонился князю, повернулся к дьяку Судебного приказа:

– Обвинение, вроде как, высказалось? Не пора ли дать слово защите?

– Да, конечно, – почтительно закивал дьяк и повысил голос: – Слово предоставляется защите!

– Вот и славно, – сказал отец Филарет. Обернулся к толпе. – Люди добрые, не все из вас принадлежат к моей вере, но все знают меня и не могут упрекнуть в неправедности моих суждений…

Старец помолчал, вслушиваясь в одобрительные возгласы. Кивнул и продолжил:

– Я не берусь утверждать, что этот юноша не делал ничего из того, о чем говорил представитель Тайного приказа. Ложь противна мне, и я не хочу строить защиту на лжи. – Филарет указал на насупившегося Книжника. – Он и сам мне признался: да, бежал, да, ранил нескольких служителей Тайного приказа. Возможно, за это и следует наказать. Но где здесь измена? Он бежал потому, что его не хотели слушать! Он бежал от несправедливости. Каково слышать подобные обвинения тому, кто рисковал жизнью ради спасения целого народа? И даже двух разных народов, что теперь пытаются жить и бороться вместе! Почему же его обвиняют во всех смертных грехах? Не потому ли только, что он перешел кому-то дорогу?

Теперь заволновались боярские ряды. Особенно возмущался, фыркая и вскрикивая, Малюта. Князь жестом остановил волнение. Филарет продолжил:

– Вы же видите: он сам пришел на суд, как до этого сам вернулся к нашим стенам, когда Кремлю грозила опасность. Он не скрывался, не бежал – он пришел, чтобы биться с нами!

– Он сам привел дружину к Кремлю! – выкрикнул Данила, стоявший в первом ряду участников Вече. – Он прислал нам послание, без этого мы просто не успели бы!

– Именно он разомкнул Кольцо, снял блокаду и дал нам еще один шанс на выживание, – сказал Филарет. – Не все из вас это знают, как не знают и многого другого. Как же вы можете судить его?

На этот раз в людском гомоне послышалась растерянность.

– Как же ты предлагаешь судить его, отче? – с почтением спросил князь. – Как ни крути – обе стороны в чем-то правы.

– Может быть, «полем»? – насмешливо выкрикнул Малюта. – Ты готов выйти на «Божий суд», отче?!

Бояре расхохотались. Засмеялись и в толпе, представив, как старец выходит биться за интересы изменника. «Божий суд», он же «поле» – вещь страшная, это не языком чесать.

– А что же, – неожиданно серьезно сказал отец Филарет. – «Божий суд»? Пусть будет так. Бог справедливее толпы. Согласен ли ты, княже?

Филарет посмотрел на князя. Тот задумался ненадолго, сказал, чуть прищурившись:

– А пусть решит Вече! Не зря же оно здесь собралось!

– Согласно ли Вече – решить дело «полем»? – крикнул дьяк Судебного приказа.

– Согласно! – заволновалась толпа.

– «Поле!»

– «Божий суд!»

– Это по справедливости!

– Да будет так! – торжественно провозгласил советник.

Старец перевел взгляд на Книжника.

Тот был бледен. Он не мог поверить, что отец Филарет так с ним поступит, подведет его к этой черте. «Поле» – это не словесная перепалка. Это настоящая схватка, к которой обвинение наверняка подготовилось лучше. Он, Книжник, воин никудышный, и коли выставят против него крепкого опричника, привыкшего к хорошей драке да владеющего тайными приемами, – его дело труба. Если, конечно, за него не вступится кто-то. Может, Данила?

– «Поле» так «поле», – усмехнулся опричник. И сделал знак кому-то позади себя.

Это было худшим из того, что предполагал семинарист. Из толпы, через оцепление, вышел здоровенный дружинник. Книжник растерянно перевел взгляд на Данилу, стоявшего поблизости. Увидев растерянное лицо ратника, понял, что проиграл.