Прокурор по вызову - Фридрих Незнанский

– Представляете, люди, я вот прямо только что стихи сочинил, – сообщил несколько захмелевший Сергей.

Смеясь, встречаем мы рассвет

И новой жизни шлем привет.

Родная школа позади,

И коммунизм впереди.

– Скажем прямо, не Евтушенко, – хмыкнул Володя.

– Кстати, – подхватил Мурад, – есть рифмы для продолжения этого эпического творения: комсомольцы – добровольцы, любовь – кровь, коммунизм – ленинизм, бойцы – леденцы…

– Отцы – огурцы… – поддержал Володя.

– Да идите вы со своей критикой! – отмахнулся Сергей, а потом, вдруг вскочив на ноги, обежал поляну и, вернувшись с жиденьким букетом одуванчиков, упал перед Инарой на колени: – Инара, выходи за меня замуж, будешь моей музой, а я твоей. Ты будешь писать картины, а я стихи о любви. И пусть тогда эти злопыхатели подавятся слюной от черной зависти к нашим творческим успехам.

– Инара Руслановна! – оттолкнул Сергея Мурад, тоже бухнувшись на колени. – Вам не по пути с этим доморощенным лириком, будьте моей женой.

– Да плюнь ты на них! – Володя подсел сзади и жарко зашептал ей на ухо: – Смотри – я! Умный, красивый, перспективный…

– Еще и скромный, – откликнулся Сергей.

– Ага, и еще у него медаль есть, – добавил Мурад, – наступит голод, он ее продаст и накормит тысяч пять народу, а ему за это еще одну медаль дадут, правда поменьше, он и ее потом продаст, если голод наступит. И так до бесконечности.

– Выбирай, Инара. А то мы тут сейчас дуэль устроим…

– Не дуэль, а триэль, вас же трое. – С реки потянуло холодом, и Инара зябко повела плечами. – Холодно, мальчики.

Как по команде три пиджака сорвались с хозяйских плеч. Володя оказался проворнее всех и первым набросил свой пиджак Инаре на плечи, но Сергей с Мурадом, не смущаясь, накинули свои пиджаки сверху его.

– Так будешь выбирать? – не отставал Володя.

– Не буду.

– Может быть, ей всех милей королевич Елисей? – хмыкнул Мурад.

– Какой-такой Елисей?! – возмутился Сергей. – Покажите мне этого Елисея.

– Мальчики, солнце встает. – Инара поднялась, чтобы лучше видеть выползающий из-за верхушек дальних сосен солнечный диск.

– Правда, похоже на медаль? – восхищенно спросил Володя, осторожно обнимая Инару за плечи.

– Нет, – усмехнулась Инара. – Это медаль может быть похожа на солнце, а солнце ни на что не похоже. Солнце – это солнце.

– Первое солнце свободы! – провозгласил Сергей. – Здравствуй.

– А давайте поклянемся, что бы ни случилось, всегда быть вместе, – предложил Володя.

– А чем мы скрепим эту пошлую клятву? – поинтересовался Мурад. – Кровью?

– Нет. – Володя вынул любимый финский нож и ловко вырезал на стволе молоденького еще дуба: В.З. С.Б. М.О. И.Ф. – ВВ.

– И что такое ВВ? – не понял Мурад.

– Всегда вместе.

Турецкий. 5 апреля, понедельник. 20.20

– Кофе будете? – Сегодня Лидочка выглядела вполне спокойной.

– Кофе потом. – Турецкий сейчас с гораздо большим удовольствием выпил бы коньяку. Он был зол на себя и за дурацкую конспирацию, и за то, что не смог справиться с лохматым чучелом. Но злиться по большому счету бесполезно и даже неразумно, потому злость быстро нашла себе более подходящий объект, и им, естественно, оказался Братишко. Если б не этот гаденыш, не было бы ни утреннего клистира от генерального, ни этого пса. А интуиция подсказывала, что сейчас он узнает о нем очередную гадость.

«Важняк» придирчиво оглядел себя в зеркале и, не найдя на одежде вопиющих следов недавней схватки, прошел в комнату.

– Рассказывай.

– Знаете, Александр Борисович, я подумала и решила, что сама со всем справлюсь. Спасибо за вчерашнее…

– Не получится. – Турецкий демонстративно плюхнулся в кресло и сложил на груди руки. – У меня теперь в этом деле личная заинтересованность. Мне благодаря твоему Братишко сегодня клистир вставили…

– Вам?! – вдруг испугалась Лидочка.

– Мне. Пришла пора империи нанести ответный удар, а чтобы он попал в цель, империя желает знать все.

– Хорошо. – Она вздохнула, как показалось Турецкому, с облегчением и уселась на диван, поджав ноги. – Только я начну не с Братишко… Начну с Шестова…

Взглядом испросив разрешения, Турецкий закурил.

– Шестов – это кто?

– Шестов был моим непосредственным начальником…

– Извини, что снова перебиваю, но давай еще более сначала. Я, собственно, вообще о твоей взрослой жизни ничего не знаю. Костя молчит как хомяк, хоть приветы передает?

– Передает, – усмехнулась Лидочка.

– Ну и замечательно. Про то, что ты у нас дипломированный юрист, я знаю, а дальше хотя бы в общих чертах изложи, пожалуйста.

– В общих чертах. Примерно полгода назад я выиграла сумасшедший конкурс на замещение вакантной должности юриста в солидной и уважаемой фирме «Данко». Из тридцати претендентов выбрали меня, естественно, я себя зауважала, возгордилась, собеседования действительно были толковые, думала, сейчас начнется интересная работа. Как бы не так. Было всего одно нетривиальное дело: мы не могли получить экспортную лицензию, но в итоге обошлись без моей помощи. Насколько я понимаю, наш гендиректор отстегнул сколько положено – и сразу все решилось.

Хм, хм, подумал Турецкий. Экспортную лицензию?!

– А так, – продолжала она, – обычная рутина: договоры, договоры, договоры… типовые, как под копирку, пару исков в суд, ничего выдающегося, платят, правда, щедро. Причем откуда берутся средства – мне лично не ясно. Судя по тем документам, с которыми я работала, годовой оборот фирмы сравним с месячной зарплатой всех сотрудников, и при этом еще постоянно идут большие отчисления в общественные фонды, на благотворительность…

– А чем торгуете?

– Нефтью преимущественно.

– Круто.

– Может быть, – пожала плечами Лидочка, – только я этой нефти в глаза не видела, и, по-моему, никто не видел, но это, наверное, не важно. Может, все-таки кофе выпьете?

– Выпью, только про Шестова расскажи, и сразу пойдем пить кофе.

– Шестов погиб. Десять дней назад. И вот после его смерти-то все и началось.

– Стоп. – Турецкий загасил сигарету и достал записную книжку. С этого места очень подробно. Как погиб, что началось? С датами и фамилиями.

– Леонид Макарович… это Шестов, был главным юрисконсультом, начальником юридического отдела, соответственно моим шефом. Двадцать шестого марта, в пятницу, он позвонил на работу, сказал, что болен и не придет. А вечером перезвонил снова и попросил меня привезти ему на дачу некоторые документы…

– Какие?

– Договоры на поставку все той же нефти. Он сказал, что поработает с бумагами в субботу. Естественно, я их привезла. Мы попили чаю, поболтали и расстались около десяти вечера. Дача у Шестова в Веледниково по Рижскому шоссе. Добралась я оттуда домой уже после полуночи, а в субботу позвонила Тая – это секретарша Фурманова, а Фурманов Глеб Евгеньевич – наш гендиректор, и сказала, что на даче у Шестова был пожар и он погиб…

– Так! – прервал Турецкий. – Документы были как-то связаны с той экспортной лицензией? И кому Фурманов давал взятку? Кому-нибудь… кому-нибудь в Минтопэнерго? – осторожно подсказал он.

Лидочка скептически покачала головой:

– Не знаю, не обязательно…

– Хорошо, хорошо, – махнул рукой Турецкий, – я в курсе.

– В курсе чего?

– Того, что кушать хотят не только в Минтопе, а еще и в таможенном комитете и прочих славных организациях. Скажи лучше, когда случился пожар?

– В том-то и дело, что до полуночи.

– И документы сгорели?

– Вы быстро соображаете, – невесело усмехнулась Лидочка.

– Тебя кто-нибудь допрашивал по этому поводу?

– Если вы имеете в виду милицию, то нет. Дело прекратили производством, видимо, сразу же, списав как несчастный случай. Но кое-кто оказался дотошнее милиции…

– Братишко?

– Да, этот домогается каких-то подробностей нашей последней встречи с шефом и, похоже, подозревает меня в краже этих злополучных документов. Но, главное, не он один. Некие темные личности требуют еще раз стащить бумаги…

– Что значит «темные личности»?

– Два мордоворота, один Андрей, другой Леша, фамилии мне не известны, род занятий тоже. Очевидно, чьи-то «шестерки», но я совершенно не представляю чьи. Так вот, они требуют добыть другие бумаги из сейфа Шестова, а заодно выдать им коммерческую информацию, которой я даже не обладаю. Причем ссылаются на то, что Шестову они заплатили, и заплатили много, речь шла о шестидесяти тысячах долларов, а он якобы поделился со мной. И разумеется, все поголовно угрожают повесить на меня смерть шефа.

– И с отцом ты обсуждать это не желаешь?

– Не желаю.

Турецкий поднялся.

– Ладно, пойдем пить кофе.

Пока Лидочка накрывала на стол, Турецкий обдумывал услышанное. Как она, интересно, собиралась сама с этим справляться? Сбежать собиралась, сигануть с балкона или натравить на уродов милицию? Да в гробу они ее видали, милицию.