ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ. Том 2 - Владимир Ленин

Такое возражение совершенно неправильно, хотя с первого взгляда оно могло бы ввести в заблуждение. Приводят это возражение только те, кто хочет скрыть от рабочих их подневольное положение. Порядок, действительно, необходим при всякой общей работе. Но разве необходимо, чтобы люди работающие подчинены были произволу фабрикантов, т. е. людей, которые сами не работают и сильны только потому, что забрали в руки все машины, орудия и материалы? Общей работы нельзя вести без порядка, без того, чтобы все подчинялись этому порядку; но общую работу можно вести и без подчинения рабочих фабрикантам и заводчикам. Общая работа требует, действительно, наблюдения за порядком, но она вовсе не требует, чтобы власть наблюдать за другими доставалась всегда тому, кто сам не работает, а живёт чужим трудом. – Отсюда видно, что штрафы берутся не потому, что люди ведут общую работу, а потому, что при теперешних капиталистических порядках весь рабочий люд не имеет никакой собственности: все машины, орудия, сырые материалы, земля, хлеб находятся в руках богачей. Рабочие должны продаваться им, чтобы не умереть с голоду. А продавшись, они, разумеется, уже обязаны подчиняться им и терпеть от них наказания.

Это должен уяснить себе каждый рабочий, который хочет понимать, что такое штрафы. Необходимо знать это, чтобы опровергнуть обыкновенное (и очень ошибочное) рассуждение, будто штрафы необходимы, так как без них невозможна будто бы общая работа. Необходимо знать это, чтобы уметь объяснить каждому рабочему, чем отличается штраф от вознаграждения за убыток и почему штрафы означают подневольное положение рабочих, подчинение их капиталистам.

II. Как прежде налагались штрафы и чем были вызваны новые законы о штрафах?

Законы о штрафах существуют недавно: всего девять лет. До 1886 года не было никаких законов о штрафах. – Фабриканты могли брать штрафы за что хотели и в каком угодно количестве. Фабриканты брали тогда штрафы в безобразных размерах и наживали на штрафах громадные доходы. – Штрафы назначались иногда просто «по усмотрению хозяина», без указания причины штрафа. – Штрафы доходили иногда до половины заработка, так что рабочий из заработанного рубля отдавал хозяину пятьдесят копеек в виде штрафов. – Бывали такие случаи, что сверх штрафов назначалась ещё неустойка; напр., 10 рублей за оставление фабрики. Всякий раз, когда у фабриканта дела шли плохо, – ему ничего не стоило сбавить плату вопреки условию. – Он заставлял мастеров строже брать штрафы и браковать товар: выходило на то же, как если бы рабочему сбавили плату.

Долго терпели рабочие все эти притеснения, но по мере того, как более и более развивались крупные заводы и фабрики, особенно ткацкие, вытесняя мелкие заведения и ручных ткачей, – возмущение рабочих против произвола и притеснений становилось всё сильнее. Лет десять тому назад в делах купцов и фабрикантов наступила заминка, так называемый кризис: товар не шёл с рук; фабриканты несли убытки и стали ещё сильнее налегать на штрафы. Рабочие, заработки которых и без того были плохи, не могли уже снести новых притеснений, и вот в губерниях Московской, Владимирской и Ярославской начались в 1885–1886 годах рабочие бунты. Выведенные из терпения рабочие прекращали работу и страшно мстили притеснителям, разрушая фабричные здания и машины, иногда поджигая их, избивая администрацию и т. п.

Особенно замечательна из всех этих стачек – стачка на известной Никольской мануфактуре Тимофея Саввича Морозова (в местечке Никольском, у станции Орехово, Московско-Нижегородской ж. д.). С 1882 года Морозов стал сбавлять плату, и до 1884 года было пять сбавок. В то же время становились всё строже и строже штрафы: по всей фабрике они составляли почти четверть заработка (24 копейки штрафов на заработанный рубль), а иногда доходили у отдельных рабочих до половины заработка. Чтобы скрыть такие безобразные штрафы, контора в последний год перед погромом поступала так: тех рабочих, у которых штрафы достигали половины заработка, она заставляла брать расчёт, а потом хоть в тот же день рабочие эти могли опять поступать на работы и получать новую книжку. Посредством этого книжки, где были записаны очень уж большие штрафы, уничтожались. – При прогулах вычитали 3 дня за один прогульный день, за курение штрафовали по 3, 4 и 5 руб. за раз. Выведенные из терпения, рабочие 7 января 1885 г. бросили работу, и в течение нескольких дней разгромили фабричную лавку, квартиру мастера Шорина и некоторые другие фабричные здания. Этот страшный бунт десятка тысяч рабочих (число рабочих доходило до 11 000 человек) чрезвычайно напугал правительство: в Орехово-Зуево явились тотчас же войска, губернатор, прокурор из Владимира, прокурор из Москвы. – Во время переговоров со стачечниками из толпы были переданы начальству «условия, составленные самими рабочими»[21], в которых рабочие требовали, чтобы им вернули штрафы с Пасхи 1884 г., чтобы штрафы впредь не превышали 5% заработка, т. е. составляли не более 5 коп. с заработанного рубля, чтобы за прогул одного дня брали не более 1 рубля. Кроме того, рабочие требовали возвращения к заработку 1881–1882 гг., требовали, чтобы хозяин платил за прогульные по его вине дни, чтобы полный расчёт выдавался по предупреждению за 15 дней, чтобы приём товара производился при свидетелях из рабочих и т. д.

Эта громадная стачка произвела очень сильное впечатление на правительство, которое увидало, что рабочие, когда они действуют вместе, представляют опасную силу, особенно когда масса совместно действующих рабочих выставляет прямо свои требования. Фабриканты тоже почуяли силу рабочих и стали поосторожнее. – В газете «Новое Время»[22] сообщали, напр., из Орехово-Зуева:

«Прошлогодний погром (т. е. погром в январе 1885 г. у Морозова) имеет то значение, что сразу изменил старые фабричные порядки как на орехово-зуевских фабриках, так и в окрестности».

Значит, не только хозяева морозовской фабрики должны были изменить безобразные порядки, когда рабочие сообща потребовали их отмены, но даже соседние фабриканты пошли на уступки, боясь и у себя погромов.

«Главное – то, – писали в той же газете, – что теперь установилось более человеческое отношение к рабочим, чем прежде отличались немногие из фабричных администраторов».

Даже «Московские Ведомости»[23] (эта газета всегда защищает фабрикантов и винит во всём самих рабочих) поняли невозможность сохранить старые порядки и должны были признать, что произвольные штрафы – «зло, ведущее к возмутительнейшим злоупотреблениям», что «фабричные лавки – сущий грабёж», что необходимо поэтому установить закон и правила о штрафах.

Громадное впечатление, произведённое этой стачкой, усилилось ещё благодаря суду над рабочими. За буйство во время стачки, за нападение на военный караул (часть рабочих была арестована во время стачки и заперта в одном здании, но рабочие сломали дверь и ушли) 33 рабочих было предано суду. Суд состоялся во Владимире в мае 1886 г. Присяжные оправдали всех подсудимых, так как на суде показания свидетелей, – в том числе хозяина фабрики, Т. С. Морозова, директора Дианова и многих ткачей-рабочих, – выяснили все безобразные притеснения, которым подвергались рабочие. Этот приговор суда явился прямым осуждением не только Морозова и его администрации, но и всех вообще старых фабричных порядков.

Защитники фабрикантов страшно переполошились и озлобились. Те самые «Московские Ведомости», которые после погрома признавали безобразие старых порядков, теперь заговорили совсем другое:

«Никольская мануфактура принадлежит», дескать, «к числу лучших мануфактур. Рабочие не состоят к фабрике ни в каких крепостных или обязательных отношениях, приходят они добровольно и уходят беспрепятственно. Штрафы – но штрафы на фабриках необходимость; без них не было бы никакого сладу с рабочими, и фабрику хоть закрывай».

Вся вина, дескать, самих рабочих, «распущенных, пьяных и небрежных». Приговор суда может только «развращать народные массы»[24].

«Но с народными массами шутить опасно, – восклицали „Московские Ведомости“. – Что должны подумать рабочие ввиду оправдательного приговора Владимирского суда? Весть об этом решении мгновенно облетела весь этот мануфактурный край. Наш корреспондент, выехавший из Владимира тотчас после состоявшегося приговора, уже слышал о нём на всех станциях…»

Таким образом, фабриканты старались запугать правительство: если, дескать, уступить рабочим в одном, то они завтра потребуют другого.

Но погромы рабочих были ещё страшнее, и правительству пришлось уступить.