Черта оседлости - Дмитрий Ланев

– Забавно, – размышлял Старцев, – мы смотрим на небо, на солнце, на деревья, и думаем: «как похоже на картины такого-то и такого-то». А когда не было всей этой живописи, или если кто о ней ничего не знает, с чем такой человек сравнивает то, что видит? С прошлой весной, с позапрошлой? Что важнее, что дает больше возможностей человеку – жить в культурной среде или жить в своем личном времени?

– А, впрочем, надо ли сравнивать? Ясно, что все взаимосвязано, одно в другом, как вода в песке, – подвел итог Старцев, совершая обгон и поглядывая в зеркало заднего вида на автомобиль, оставшийся позади.

– Кого-то обгоняешь ты, – продолжил он разговаривать сам с собой.

– А кто-то обгоняет тебя, – Старцеву пришлось включить дворники, чтобы смыть с лобового стекла грязную воду, плеснувшую из-под колес умчавшегося вперед по встречной полосе черного джипа.

Черный джип с «красивыми номерами» заставил Старцева усмехнуться. Прошло 32 года с того дня, как он вышел на сцену с мятой газетой и прочитал: " Я не знаю, зачем и кому это нужно…". Тогда шел 1979 год2. Старцеву исполнилось двадцать три. Университетские преподаватели видели в нем потенциал хорошего ученого и достойного коллеги. Он много времени проводил в архивах, выписывал, сопоставлял. С друзьями слушал «Аквариум», «Воскресение», иногда «Машину времени» и частенько голос Америки. Офицер на Литейном 4 прервал его горячие и сумбурные объяснения двумя словами: «Не гони». Был вечер, офицер выглядел уставшим. Всего два слова – а перепрыгнуть через них было не возможно.

Семнадцать лет Старцев «не гнал», был камнем на дне реки. Сначала, конечно, спорил, бултыхался, от него шли круги. А потом затихли. Следствие, медицинская комиссия. Река текла, его обгоняли даже упавшие в воду листья и дохлые караси. Тяжело давалась дружба с врачами-женщинами. Некоторые из них были неистовыми и ненасытными. А как иначе было остаться собой? Но семнадцать лет назад Старцев перемахнул, порвав халат, через решетку больницы, с единственной целью – стать камнем, выпущенным из пращи, и обгонять, обгонять… А на следующий день, переодетый в костюм старого друга, он был раздавлен и переломан на Невском новой свободной и красивой жизнью. Уже шел 1996-ой. Его жизнь тогда чуть не оборвалась совсем, а у Натальи с Вячеславом началась заново. Вячеслав, услышав крики людей над переходом, бросил свой аккордеон и вылетел наверх, протиснулся к Старцеву, которого узнал в толпе еще внизу, держал его голову заскорузлыми ладонями. Потом они вместе с Натальей приходили к нему в палату, забрали к себе, хлопотали о признании здоровым, здоровым в психиатрическом смысле. Новые порядки, бурные девяностые позволяли творить чудеса – бедные становились богатыми, сумасшедшие обретали справки о полной вменяемости. Реабилитация случилась почти сама собой. Иначе и быть не могло: перестройка!

Там же у Натальи и Вячеслава он познакомился с Ларисой, филологом, после первого быстротечного студенческого брака навсегда избавившейся от литературного взгляда на жизнь. «Одно из последствий войны в том, что люди разочаровываются в героизме» – привела она фразу из Курта Воннегута, когда Старцев рассказал ей о своих юношеских боданиях с государством и последовавшей психушке. Он так до конца и не понял этой фразы, но вспоминал ее от случая к случаю.

Через два года родилась Вера – дочка. Старцев ушел в частную жизнь, начал преподавать. На трибунах было тесно, ораторы терлись плечами, и с высоты имеющегося опыта было видно, что все они – одна порода. Хотя, может быть, именно высота его личного опыта не давала увидеть различия. И последние пятнадцать лет прошли в состоянии равновесия. Кто-то обгонял его, кого-то обгонял он.

За эту новую жизнь появилось много новых знакомых. Пришел какой-то успех. Его манера преподавать историю стала популярной. Простая мысль, что для того, чтобы точно предсказать погоду на следующий день – нужно быть очень хорошим метеорологом, а чтобы сказать в общем, каким будет следующее лето или следующая зима – достаточно помнить несколько прошлых лет и зим и хотя бы на уровне интуиции понимать, что там – в атмосфере происходит, обрела форму метода. Не очень строгого, но очень подходящего, чтобы превратить историю в науку не столько точную, сколько честную. Собственно говоря, не он первый этот метод практиковал. Достоевский очень хорошо предсказал, что будет с Россией в следующие за ним сто лет. Наверное, и у самого Старцева где-то в глубине мозга уже зрели предчувствия всего, что с ним произойдет, зрели еще тогда, когда – еще ни разу по-настоящему не влюбившись, он вышел навстречу темному залу, чтобы сыграть. Ладони были потными. Но была ли это игра?

«Я не знаю, зачем и кому это нужно…». Какое счастье, что со временем появилось много людей, осмелившихся выкрикнуть: «Нам не нужно!». Какое счастье для страны и лично для него – профессора Старцева, что эти люди появились. Какое счастье, что количество информации стало таковым, что оно наконец-то переросло в качество, и теперь по одним физиономиям, по одному словарному запасу, по жестам, по тому, как надрываются глотки можно точно определить – вот с этими нам не по пути.

Хороших, добрых, умных и искренних людей не стало больше, но они стали виднее, они расправили плечи, перестали таиться. Они расходятся по мелочам во мнениях, но, главное – все, что происходит, происходит в соответствии с их ожиданиями. Хорошо и то, что эти люди стали богаче, а их жизнь – безопаснее. Ведь даже… власть можно обсуждать, не опасаясь соседа.

Солнце спряталось в облачко, в машине стало прохладней, но вот снова полился сверху яркий свет, позолотил прошлогоднюю траву на склонах придорожных канав. Без темноты света не увидеть. Без несчастий счастья не понять! – подумал о себе профессор Старцев и улыбнулся.

Сегодня он возвращается домой, его ждут. Сегодня – его день рождения.

Мелодично зажурчал телефон.

Звонила Лариса. Ее голос на фоне музыки звучал весело. Она тут же сообщила, что Наташа уже приехала и помогает резать салат, а Слава – еще нет, так как поехал в магазин за велосипедом.

– Представляешь, они решили подарить Верке дамский велосипед. Заказали где-то не китайский. Говорят, что пора ей прекращать задирать ноги, тринадцать лет скоро.

– С чего это ей подарки, – спросил Старцев, – день рождения же у меня!

– Так весна уже, тепло, – ответила Лариса, – во дворе уже катаются.

– Что ж, у каждого ребенка должен быть свой велосипед, – ответил Старцев, и добавил глубокомысленно:

– В прямом и в переносном смысле.

– Ты лука нарвал? –