Пять ложек эликсира - Аркадий Стругацкий

Он скрывается на кухне, оттуда доносится лязг посуды. Феликс обнаруживает, что все с жадным вниманием смотрят на него.

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Феликс Александрович, будет лучше всего, если вы сами, без нашего давления, добровольно и честно расскажите нам: с кем вы сегодня говорили о Курдюкове, что именно говорили и зачем вы это делали. Я очень советую вам быть откровенным.

ФЕЛИКС: Да господи! Да разве я скрываю! С кем я говорил о Курдюкове? Пожалуйста. С кем я говорил… Да ни с кем я не говорил! С женой Курдюкова говорил, с Зоей! Она мне сказали, чтобы я поехал к нему в больницу, я и поехал. И все. Больше ни с кем!

На кухне снова слышится звон посуды, в кабинете появляется Павел Павлович. На нем кухонный фартук, в одной руке он держит шипящую сковородку, в другой — деревянную подставку для нее.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: прошу прощения. Не обращайте внимания… Я у вас, Феликс Александрович, давешнюю ветчинку там слегка. Вы уж не обессудьте…

ФЕЛИКС (растерянно): Да ради бога… Конечно!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ (раздраженно): Давайте не будет отвлекаться! Продолжайте, Феликс Александрович!

Но Феликс не может продолжать. Он с испугом и изумлением следит за действиями Павла Павловича. Тот ставит сковородку на журнальный столик и, нависнувши над нею своим большим благородным носом, извлекает из нагрудного кармана фрака черный плоский футляр. Открыв его, он некоторое время водит над ним указательным пальцем, произносит как бы в нерешительности «Гм!» и вынимает из футляра тонкую серебряную трубочку.

КЛЕТЧАТЫЙ (бормочет): Смотреть страшно…

Павел Павлович аккуратно отвинчивает колпачок и принимается капать из трубочки в яичницу — на каждый желток по капле.

НАТАША: Какой странный запах… Вы уверены, что это съедобно?

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Это, душа моя, «ухе-тхо»… В буквальном пере воде — «желчь водяного». Этому составу, деточка, восемь веков…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ (стучит пальцем по столешнице): Довольно, довольно! Феликс Александрович, продолжайте! О чем вы договорились с Курдюковым в больнице?

ФЕЛИКС: С Курдюковым? В больнице? Н-ну… Ни о чем определенном мы не договаривались. Он обещал поставить бутылку коньяку…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: И все?

ФЕЛИКС: И все…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: И ради этого вы поперли на ночь глядя через весь город в больницу?

ФЕЛИКС: Н-ну… Это же почти рядом…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Курдюков ваш хороший друг?

ФЕЛИКС: Что вы! Мы просто соседи! Раскланиваемся… Я ему отвертку, он мне пылесос…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Понятно. Посмотрите, что у вас получается. Не слишком близкий ваш приятель, чувствующий себя уже вполне неплохо, вызывает вас поздно вечером к себе в больницу только для того, чтобы пообещать распить с вами бутылку коньяка. Я правильно резюмировал ваши показания?

ФЕЛИКС: Д-да…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: О чем вы сговорились с Курдюковым в больнице?

ФЕЛИКС: Ей-богу, ни о чем!

КЛЕТЧАТЫЙ: Врет, брешет! Не знаю, о чем они там сговорились, но на лестнице было у них крупное объяснение! Он по ступенькам сыпался — красный, как помидор! Врет!

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (негромко): А всего-то и надо было вам, ротмистр, сделать два шага вверх по лестнице. Вы бы все и услышали, а мы бы здесь и не гадали…

КЛЕТЧАТЫЙ (смиренно): Виноват, ваше сиятельство. Однако пусть этот аферист объяснит нам, господа, что означали слова: «О себе подумай, Снегирев! О себе!» Эти слова я слышал прекрасно и никак не могу взять в толк, к чему они!

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: О чем вы сговорились с Курдюковым?

ФЕЛИКС: Господа! Да что вы ко мне пристали, в самом деле?

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: О чем вы сговорились с Курдюковым?

ФЕЛИКС: Наташа! Да кто это такие? Что им нужно от меня? Скажи им, чтобы отстали!

Клетчатый коротко гогочет.

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Слушайте меня внимательно. Мы отсюда не уйдем до тех пор, пока не выясним все, что нас интересует. И вы нам обязательно расскажите все. Вопрос только — какой ценой. Церемониться мы не будем. Мы не умеем церемониться. И должно быть тихо, даже если вам будет очень больно…

Он берет саквояж, ставит на стол, раскрывает, извлекает автоклавчик и, звякая металлом и стеклом, принимается снаряжать шприц для инъекций.

Феликс наблюдает эти манипуляции, покрываясь испариной.

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Разумеется мы бы предпочли получить от вас информацию быстро, без хлопот и в чистом виде, без примесей. Я думаю, это в ваших интересах…

Клетчатый скользящим шагом пересекает комнату и намеревается встать у Феликса за спиной. Феликс в панике отодвигается вместе со стулом и оказывает загнанным между столом и книжной стенкой.

КЛЕТЧАТЫЙ (шепотом): Тихо! Сидеть!

ФЕЛИКС (с отчаянием): С-слушайте! Какого дьявола? Наташа! Пал Палыч!

Наташа сидит на диване, уютно поджавши под себя ноги. Она подпиливает пилкой ногти.

НАТАША (ласково-наставительно): Феликс, милый, надо рассказать. Надо все рассказать, все до последнего.

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Да уж, Феликс Александрович, вы уж пожалуйста! Зачем вам лишние неприятности?

ФЕЛИКС (он сломлен, дрожащим голосом): Да-да, надо.

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Отвечать будете?

ФЕЛИКС: Да-да, обязательно…

ИВАН ДАВЫДОВИЧ: О чем вы сговорились с Курдюковым?

Феликс не успевает ответить, да он и не знает, что отвечать.

Дверь в комнату распахивается, и на пороге объявляется Курдюков. Он в мокром пальто не по росту, из-под пальто виднеются больничные подштанники, на ногах — мокрые растоптанные тапки.

— Ага! — с фальшивым торжеством произносит он и вытирает рот тыльной стороной кулака, в котором зажата огромная стамеска. — Взяли гада? Хорошо! Молодцы. Но как же это вы без меня? Непорядок, непорядок, не по уставу! Апеллирую к вам, магистр! Не по уставу! Итак: кто ему рассказал про эликсир?

ИВАН ДАВЫДОВИЧ (вскакивая): Он знает про эликсир?

НАТАША (тоже подскочив): То есть как это?

ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Что-что-что?

КЛЕТЧАТЫЙ: А что я вам говорил?

КУРДЮКОВ: Хе! Он не только про эликсир знает! Он мне намекал, что ему и про источник известно! Он мне и Крапивкин Яр называл, сукин сын!

Все взоры устремляются на Феликса.

ФЕЛИКС (бормочет, запинаясь): Ты что Курдюков? Какой еще эликсир? Крапивкин Яр — знаю, а эликсир… Какой эликсир?

Курдюков наклоняется к нему, уперев руки в боки:

— А Крапивкин Яр, значит, знаешь?

ФЕЛИКС: З-знаю… Кто же его не знает?

КУРДЮКОВ: Ладно, ладно! «Кто ж его не знает…» А что ты мне про Крапивкин Яр намекал давеча? Помнишь?

ФЕЛИКС: Про Крапивкин Яр? Когда?

КУРДЮКОВ: А сегодня! В больнице! «Вот поправишься, Костенька, и пойдем мы с тобой прогуляться в Крапивкин Яр…» У меня глаза на лоб полезли! Откуда? Как узнал? Я тебя предупреждал давеча? «Молчи! Ни единого слова! Никому!» Говорил я тебе или нет?

ФЕЛИКС: Ну говорил! Так ведь ты про что говорил? Ты же ведь…