Путешествие на Тандадрику - Витауте Жилинскайте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приятели отошли в сторонку посовещаться.
— Вот бедняжка! — покачал головой заяц. — Теперь-то уж больше не буду жаловаться, что у меня всего одно ухо и полтора уса.
— А я — что у меня вместо носа фасолина, а вместо хвоста… не скажу, что.
— Ну уж! Хвост как хвост, — снова простодушно соврал косой.
— Так что нам делать? Разве можно оставить её здесь?
— Ни в коем случае! Да только она упирается.
— Жаль, что с нами нет пингвина, — тяжело вздохнул щенок. — Почмокал бы своей трубкой и сразу что-нибудь придумав.
— А я сам, — обидевшись, произнёс заяц, — и без всяких трубок придумал весьма неплохой выход: хватаем её за ноги, за руки и — вперёд!
— Однако, — усомнился щенок, — не слишком ли нахально с нашей стороны?
— А оставлять её одну в лесу — не нахально?
— И то правда!
Приятели потихоньку вернулись к пню, потоптались, потёрли лапы и — хвать куклу: один за ноги, другой за голову!
— Ай! — завопила кукла. — Да как вы смеете!.. Отпустите!.. Я не хочу! Оставьте меня одну!..
Но никто её не слушал.
Шестой
Нести куклу было тяжело: лапы увязали в снегу, да к тому же сама ноша отчаянно вырывалась. Время от времени кукле удавалось освободиться, и тогда она падала в сугроб и начинала зарываться в него, как крот. Нужно было иметь ангельское терпение, чтобы снова и снова подхватывать её и тащить дальше.
— Тяжело вам… — произнёс вдруг незнакомый голос.
Щенок и заяц удивлённо обернулись: неподалёку стоял — как будто из земли вырос! — кто-то в комбинезоне, шлеме и огромных тёмных очках.
— До… добрый вечер, — первым пришёл в себя щенок.
— Истинная правда, вечер добрый, — с лёгкой насмешкой поздоровался незнакомец и, не говоря больше ни слова, подхватил куклу поперёк туловища.
Нести сразу стало легче, и вскоре вся четвёрка была уже у костра.
— Вот и добрались, — бодро сказал заяц.
— С гостьей и гостем, — добавил щенок.
— Ясно, — произнёс, ничуть не удивившись, пингвин, копая щепкой снег вокруг увязшего кубика.
— Гостью, — распорядился заяц, — мы посадим в шапку.
— Ах, — жалобно произнесла лягушка, — я ещё толком не согрелась, а она вся в снегу и холодная, как ледышка!
— Поэтому-то она и должна отогреться, — строго оборвал лягушку заяц. — А ну, марш из моей шапки!
— Фи, тоже мне, джентльмен, — презрительно фыркнула лягушка, выпрыгнула и запрыгала к своему саквояжу в надежде, что уж шарф у неё никто не отберёт.
Однако заяц как ни в чём не бывало схватил шарф и укрыл им куклу. Щенок кинул в костёр охапку хвороста, огонёк вспыхнул и выстрелил искрами. Затем щенок притащил к огню несколько увесистых палок, чтобы все могли усесться вокруг костра поудобнее.
Игрушки пристроились у огня, и последним нашёл себе место незнакомец в комбинезоне. Сквозь огромные затемнённые стёкла очков он загадочно смотрел на трепещущие языки пламени. Только сейчас все обратили внимание на то, что один рукав его комбинезона пустой; стоило незнакомцу пошевелиться, рукав начинал болтаться из стороны в сторону, словно маятник испорченных часов.
— Интересно, — забеспокоилась лягушка, — кто ещё к нам заявится из той мусорной кучи?
— Больше никто, — ответил пингвин, посасывая трубку.
— Ты-то откуда знаешь? — не поверила лягушка.
— Пилот, — только и вымолвил пингвин, указывая на незнакомца.
— Что пилот? — не поняла лягушка.
— Пилот самолёта, как и капитан корабля, покидает место катастрофы последним, только после того, как все остальные будут спасены, — объяснил толстяк.
— А откуда вам известно, что он пилот? — удивлённо спросил щенок.
— Шлем, — только и сказал пингвин.
— И как мне это в голову не пришло? — снова расстроился щенок.
Знакомство
Добрых полчаса игрушки сидели вокруг огня. Они успели согреться, а кое-кто даже вздремнул, но разговор никак не клеился. Из-за этого зайцу было не по себе — как ни крути, но всё-таки он хозяин костра!
— Хорошенькое дело! — подскочил заяц как ужаленный. — Молчим, будто воды в рот набрали. Нас тут вон сколько, ёлка украшена, костёр горит на славу, хвороста хоть отбавляй, спичек, — он ткнул себя лапой в грудь, — тоже хватает… Давайте придумаем что-нибудь!
— Да что придумаешь, — отмахнулась лягушка.
— А мне пришло в голову, — сказал щенок, — что нам нужно познакомиться. Пусть каждый расскажет о себе.
— Только по очереди, — предупредила лягушка. — Я в своей жизни организовала множество мероприятий и хорошо знаю, что всё должно проходить согласно повестке дня.
— Какого ещё дня, сейчас ночь! — удивился щенок.
— Тогда пусть будет согласно повестке ночи, — усмехнулся заяц.
— Хи-хи-хи… — засмеялся щенок.
— Фи, вот уж несерьёзная личность, — покосилась в его сторону лягушка. — Итак, повторяю ещё раз: рассказывать будем по очереди, по часовой стрелке. Начнём с того, кого наше молчание больше всех раздражало, — с зайца.
— С меня? — смутился заяц. — Вот тебе раз! Ну, с меня так с меня. Меня зовут Кадрилис…
— Хи-хи-хи, — снова не удержался щенок.
— Чего хихикаешь? — вспыхнул рассказчик.
— Разве ты не знаешь, что кадриль — это название танца! — пояснила лягушка. — Танца, который невесть когда вышел из моды.
— Нет… не знал, — признался заяц. — Меня не спросили, когда имя выбирали. И вот вам, пожалуйста. Танец.
— Мне тут пришло в голову, — приподнялся щенок, — если название танца можно сделать именем, то его, наверное, и изменить можно. Пусть будет называться, скажем, Вальс или Клумпакоис…[1]
— Или Рок-н-ролл, — снизошла до шутки и лягушка.
— Мне и Кадрилис нравится, — оскорблённо отчеканил заяц. — Когда у меня ещё было два уха, я слышал, что старые вещи часто вновь входят в моду, так и моё имя со временем опять станет модным. Хотелось бы, правда, хоть одним глазком взглянуть, что это за танец такой — кадриль. Ну так вот… Я жил в отдельной игрушечной коробке. Однажды меня катали на настоящем трехколёсном велосипеде, два раза — на карусели, довелось разок и на поезде попутешествовать. Трудно сказать, может, я когда-нибудь на поезде всю страну объездил бы, не загляни в гости бульдог Гогас…
— Буль… буль… бульдог Гогас? — заикаясь от волнения, переспросил щенок. — Что ты говоришь! Такой с тупым хвостом и с тупой мордой?
— Да, он был тупой со всех сторон, — подтвердил заяц. — Заявился он однажды в гости, хвать меня за ухо и давай таскать по комнатам… Ухо оторвал, ус обломал, один ус удалось спасти…
— И вовсе не один, а целых полтора! — поправил щенок.
— Да ещё и шкурку на мне разорвал… Вот! — огорчённо провёл лапой по левой стороне груди заяц.
— Зато у тебе теперь есть потайной… — чуть не сболтнул щенок, но успел так сильно зажать рот, что фасолина очередной раз хрустнула. Вернее, не фасолина, а его нос.
Чтобы как-то выкрутиться, пёс громко захихикал.
— Фи! — снова высказалась лягушка.
— Так вот, из-за этого зверюги бульдога меня на помойку и выбросили, — вздохнул Кадрилис.
— Какое совпадение, какое чудесное совпадение! — торопясь, начал объяснять щенок. — Ведь этот же бульдог Гогас… Погоди! Ты жил в доме, где на балконах в ящиках росли фиалки?
— Да, фиалки, — подтвердил Кадрилис.
— Вы… выходит, — щенок даже захлебнулся от волнения, — мы с тобой из одного и того же…
— Да что же это такое? — перебила их лягушка. — Ведь совершенно чётко договорились: будем говорить по одному, по часовой стрелке. А вы тут устроили настоящий хаос!
— Про… простите… — растерялся щенок.
— Прощаю, но чтобы подобное не повторялось, — смилостивилась лягушка. — Заяц Кадрилис, вы полностью высказались?
— Пожалуй, да… — неуверенно произнёс заяц.
— Что значит «пожалуй»? — переспросила лягушка. — Что было бы, если бы часовая стрелка то, пожалуй, шла, то, пожалуй, стояла! Говори точно: высказался или нет?
— Да, — буркнул заяц и многозначительно поглядел на щенка: видишь, мол, как лягушка расхозяйничалась у моего костра! — Ах да! — вспомнил он. — Больше всего я любил по ночам бросать дротик…
— Это такой с резиновым наконечником? — уточнил щенок.
— Ну да, с резиновым наконечником. Шлёп! И он прилипает к мишени. У меня так ловко получалось… Ну вот теперь действительно всё, — покосился он на лягушку.
— Слово предоставляется пингвину, — объявила лягушка.
— Твинас, — представился, приоткрыв сначала один, потом другой глаз, пингвин. — Твинас меня зовут. Как я уже говорил, я толстый, неуклюжий, немного прихрамываю и немного нерасторопный…
— Хи-хи-хи… — не удержался щенок, но, глянув на сурово сжатую пасть лягушки, сделал вид, что закашлялся: — Кхе-кхе-кхе…