Это же я… - Марина Максимова

В общем, жизнь моя теперь строилась так: до школы я шла на футбольную тренировку (еще одна моя большая страсть), потом школа, потом карате и в любую свободную минуту – музыка.

В нашей школе был прекрасный музыкальный коллектив, состоявший из старшеклассников. Руководил ими отличный парень по имени Давид, настоящий энтузиаст своего дела. Репетиционная база располагалась в одном из школьных туалетов, акустика в этом небольшом помещении, облицованном кафелем, была прекрасна, спецэффекты создавались сами собой, без всяких примочек, разных там холов и дилеев. Как же там было здорово! Народ приходил туда потусоваться, попробовать себя в разных ипостасях – и на басу поиграть, и за ударной установкой посидеть, и поорать что-нибудь забойное в микрофон. Помогал Давиду выпускник нашей школы красавец Эдуард Марсельевич, подменявший по мере надобности гитариста и басиста. Девочки-старшеклассницы валом валили в репетиционную, чтобы быть поближе к Эдуарду, учителя посматривали косо на это гнездо разврата и рок-н-ролла, и, разумеется, попасть в эту школьную команду было пределом мечтаний любого школьника. Я, честно говоря, даже и не мечтала. Просто спела однажды на каком-то школьном мероприятии детскую песенку, и Давид обратил на меня внимание: «Хочешь выступать с нами?» Я кивнула. Он дал мне на выбор несколько эстрадных произведений, я выбрала песню Юлии Началовой «Герой не моего романа», с блеском ее исполнила и стала полноправным участником этой музыкальной банды. В бывшем школьном туалете я проводила все свободное время. Мне нравилось пробовать звучание музыкальных инструментов, нравилась атмосфера творчества и какого-то безбашенного веселья. Разумеется, я наблюдала, как вокруг Давида и Эдуарда Марсельевича крутятся девушки-старшеклассницы – потрясающие красавицы, обладательницы стройных ног в капроновых колготках, в коротких юбках, с макияжем и прическами. Глядя на них, я переводила взор на свои гамаши и понимала: «У меня выход только один – петь лучше всех». И пела. Все чаще выступала на конкурсах – представляла сначала класс, потом школу, потом район на общегородских мероприятиях. Эти концерты доставляли мне огромную радость, и не столько потому, что мне нравилось побеждать. А потому, что это был законный способ удрать со школьных уроков. Там становилось все напряженнее, и если бы не музыкальная группа – в школе делать было бы нечего совсем.

Эти концерты доставляли мне огромную радость, и не столько потому, что мне нравилось побеждать. А потому, что это был законный способ удрать со школьных уроков.

Одноклассницы росли, реализовывали заложенную в них жизненную программу. Что нужно нормальной девочке? Найти себе парня. Что для этого нужно делать? Стать красивой. И они пускались во все тяжкие – каблуки, гордая осанка, бесконечный треп о волосах и маникюре. Особо продвинутые из них стали мечтать о модельной карьере и ходили на кастинги. Я была максимально далека от всех возможных канонов красоты. И всячески им противилась, стараясь стать наиболее непохожей на других. Носила клетчатую кепку, удобные штаны, огромные ботинки. В какой-то момент отрастила дреды и даже попыталась красить их в желтый цвет, правда, в результате получился почему-то зеленый. И остановилась в одном шаге от того, чтобы проколоть себе бровь. В общем, я вся была – один сплошной вызов обществу. И отношения со школьными красотками, естественно, не складывались. Впрочем, гнобили они не только меня, под обстрел попадали все инакомыслящие. Помню, к нам пришла новая девочка, совсем из другого теста сделанная, – пухленькая такая, мягкая. Наши красавицы отводили душу, и каждый день после уроков новенькая рыдала. А я стояла над ней, как надзиратель, и выговаривала: «Не смей рыдать! Реветь нельзя! Не показывай свою слабость! Сейчас дашь слабину и потом будешь до одиннадцатого класса реветь! Держись». Я хотела ей добра, пыталась помочь утвердиться, обрести свое «я», показать характер. Но самое интересное, что через несколько дней вокруг рыдающей новенькой собиралось уже полкласса, и все внушали ей хором одно и то же – не реви, держись, не давай слабину! Отношения в той школе напоминали тюремные. Новичок должен был с самого начала поставить себя, не прогнуться под сильных мира сего. И все кругом понимали правила игры, принимали их и пытались по ним играть. Прогибались под сильных, отыгрываясь на слабых. Это был террариум какой-то! В этот момент я осознала очень четко: находиться я там больше не могу. Где-то же есть нормальная жизнь… Я была уверена, что есть. У меня была компания спортсменов, компания музыкантов – там не надо вгрызаться друг другу в глотки, все единомышленники. Мне надоело чувствовать себя изгоем. Дома, правда, об этом ничего не знали, я никогда не жаловалась маме, вообще, по-моему, не особо распространялась о том, что творится в школе. Но, видимо, мама каким-то образом поняла, что мне там плохо. И однажды она пришла в школу. Вошла в класс, попросила меня выйти и о чем-то полчаса говорила с моими одноклассниками. Смысл речи сводился примерно к следующему: «Не обижайте мою девочку!» Это был удар! Что после этого я могла сделать? Как смотрела бы в глаза одноклассникам на следующий день? Получается, я соплячка, которая всю дорогу только и делает, что приходит домой и ноет, жалуясь маме, как ее, бедняжку, обижают плохие девочки?

Как смотрела бы в глаза одноклассникам на следующий день? Получается, я соплячка, которая всю дорогу только и делает, что приходит домой и ноет, жалуясь маме, как ее, бедняжку, обижают плохие девочки?

Это было немыслимо. Дома я поговорила с мамой очень резким тоном, объяснила ей, что она разрушила мою жизнь, и объявила: в школу с этих пор я не пойду! Пусть делают со мной, что хотят, но туда я больше ни ногой.

Пришло время выбирать новую школу. Мне очень нравились рассказы одной моей подруги по музыкалке про ее школьную жизнь, и я стала мечтать поступить туда. Мой лицей считался самым высоким по уровню образования, но оказалось, что это далеко не так. И чтобы поступить в ту школу, я должна была догонять потенциальных одноклассников. Я приняла решение и все лето не вставала из-за письменного стола, готовясь к экзаменам. Вы представляете, что такое лето для будущего семиклассника? Это целая жизнь. Но мне очень хотелось расстаться с той школой, и я добровольно приковала себя к учебникам.

С первого же дня в новой школе стало понятно, что лето я убила не зря. Мне открылся новый мир. Жизнь заиграла другими красками. Я мгновенно нашла себе друзей, влилась в коллектив. У меня появилось море энергии, хотелось бегать, прыгать, делать что-то позитивное. Разумеется, в новой школе тоже нашелся музыкальный коллектив, где меня приняли с распростертыми объятиями, так как уже давно и хорошо знали по выступлениям на городских концертах. Ребята вокруг увлекались фотографией, математикой, физикой. Было несколько девиц, которые так же, как и мои бывшие одноклассницы, штурмовали модельные агентства. Но тут это выглядело исключением, а не правилом, и над ними шутили (по-доброму, но довольно едко). Учитель истории, видя, что стайка красавиц задержалась на перемене, громко вопрошал на весь класс: «Где там эти стремянки ходят?!» – называл их «моделями человека», но они на это не обижались, смеялись вместе со всеми.

Я, настрадавшаяся от них в первые семь лет своей школьной жизни, тоже не упускала случая подтрунить. За партой передо мной сидела Настя – красавица с длинной черной косой, мечтавшая стать моделью. А я приносила из дома огромные ржавые бабушкины ножницы, вынимала их из портфеля и зловеще скрежетала около ее косы, делая вид, что сейчас я ей волосы оттяпаю под корень. Однажды Настя с компанией – все как на подбор красавицы, у всех уже профессиональное портфолио, все без пяти минут Клаудии Шиффер – подловили меня, когда я была дежурной и подметала пол в коридоре школы. Они пустились во все тяжкие, пройдясь и по венику моему, и по внешнему виду. Я держала паузу, выжидая удобного момента. И вот когда одна из них, разойдясь, высказалась на тему, что веник мне очень идет, и посоветовала всю жизнь продолжать в том же духе, я тихонечко сообщила, что я тут вообще-то не только подметаю, я еще и пол мою. «Вон как раз ведро стоит, полное грязной воды!» – сообщила им я и надела на голову красотки это самое ведро со всем его содержимым. Потом, конечно, был скандал, я долго убеждала директора школы, что ведро само упало красавице на голову каким-то волшебным образом. Основным отличием новой школы от старой было то, что войны довольно быстро прекратились. Мы моментально выяснили, что каждой из нас палец в рот не клади, и заключили перемирие. Сейчас мы все дружим и со смехом вспоминаем то ведро.

Авторитет в новой школе я набирала стремительно. Меня единогласно выбрали старостой, и я пользовалась своим положением. Когда директор просил меня выступить на каком-то очередном районном концерте и защитить честь школы, у меня возникло только два вопроса: «С уроков снимете?» и «А можно я возьму с собой пару болельщиков?». В итоге через какое-то время болеть за меня уходил уже весь класс без исключения. Не скажу, что это нравилось учителям, но честь класса превыше всего. Но для меня это оставалось игрой. А настоящая жизнь была совсем в другом месте.