Одной дорогой - Мария Шабанова

Хоть опасность уже почти миновала, он все еще бежал по лестнице босиком, перепрыгивая через две ступеньки, врезаясь в дверные откосы и задевая углы. Словом, вид у Оди был такой, как будто за ним по пятам гонится по меньшей мере демон Фосгард со своей адской свитой. Добравшись до своей комнаты, он с шумом захлопнул дверь и запер ее на все засовы, да еще и подпер стулом.

Когда он немного отдышался и успокоил сердечный ритм, по его лицу пробежала нервная улыбка.

— Оди Сизер, — произнес он, обращаясь к самому себе. — Тебе уже тридцать лет, а ты все еще ведешь себя как мальчишка после первого неудачного свидания! Но черт возьми, еще ни одна женщина не пыталась меня убить из моего же оружия! Правду говорил мой досточтимый родитель — изобретения не доведут меня до добра.

Оди в своей жизни совершал много ошибок, причем совершал их со знанием дела и с особым наслаждением, и не единожды повторял каждую из них, кроме главной — перечить женщине, разозлившейся на него. Поэтому приказ Хельмиры незамедлительно покинуть замок он воспринял абсолютно серьезно и первым делом уселся за стол и начал составлять письмо демгарду, пытаясь придумать весомую причину покинуть его на некоторое время. Мыслей на этот счет не было никаких, Оди снова начал нервничать, зная, что солнце подбирается к зениту и что демгард может вернуться с минуты на минуту, и тогда ему придется объясняться с ним лично. Он вовремя и с облегчением вспомнил, что Бериар не ахти какой грамотей, поэтому быстро написал ему длинное, почти бессвязное письмо, нашпигованное длинными непонятными словами, самым неразборчивым почерком, на который был способен. Единственными удобочитаемыми фразами он сделал «Ваша милость», «прошу разрешения немедленно покинуть вас на некоторое время», «для улучшения», «вашего парового котла», «Оди Сизер», которые он равномерно распределил по листу. Удовлетворенно посмотрев на дело рук своих, он взялся за сборы и приведение себя в порядок.

Уже через несколько минут Оди спустился в холл — в скромном, но элегантном сером сюртуке, с деревянным тубусом за спиной, гладко выбритый и причесанный. Он имел вид настолько спокойного и важного человека, что никому бы не пришло в голову, что еще пол часа назад он спасался бегством от обиженной любовницы. С видом отрешенным и слегка высокомерным, он отдал письмо главному лакею, приказав передать его лично в руки демгарду, и, гордо расправив слегка сутулую спину, вышел из замка.

Оди ехал по лесной дороге в направлении, по его расчетам, противоположном направлению демгардской охоты. Кроны деревьев густой вуалью закрывали ослепительно синее небо, в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь листья, кружила мошкара, над протекавшим тут же широким и весьма глубоким ручьем летали стрекозы, и была такая тишь да благодать, что Оди даже не думал особо о том, куда он едет, а просто наблюдал окружающий мир.

Утреннюю идиллию разрушила длинная пестрая змея, спокойно переползавшая дорогу, по которой ехал инженер. Оди едва удержался в седле, когда его старая кляча, громко заржав, встала на дыбы, а затем рванула в чащу. Лошадь неслась, не разбирая дороги, и поминутно старалась сбросить седока, но Оди вцепился в нее, как клещ, с твердым и героическим намерением продержаться до конца скачек. Однако судьба распорядилась иначе — какая-то ветка больно хлестнула инженера по рукам, чем на долю секунды ослабила его хватку. Этого оказалось достаточно, чтобы лошадь почувствовала чуть большую свободу от поводьев и взбрыкнула. Второй раз за это утро Оди подводила его левая рука — будучи не в состоянии ей удержаться, он перелетел через голову лошади, пропахал носом длинную борозду в прошлогодних листьях, поросших молодняком. Когда он поднялся на ноги, то увидел лишь стремительно удаляющийся рыжий круп свой лошади.

— Стой! — в отчаянии завопил Оди. — Стой, дура! Ну вот, ускакала. Истеричка.

Оглядевшись вокруг, он понял, насколько не задался этот день — он стоял посреди леса, один, без еды и воды, почти все его вещи умчались в неизвестном направлении вместе с лошадью. Немного посокрушавшись над своей судьбой, он принял решение вернуться на дорогу, ориентируясь по следам и сломанным веткам, которые оставила его лошадь.

Первые полчаса Оди шел с легким сердцем, в надежде, что вот-вот увидит просвет между деревьями, однако лес все не кончался, деревья становились толще, молодняк гуще, торчащие из земли корни все чаще попадались под ноги, и никакого намека ни на дорогу, ни на ручей не было даже в помине. Только теперь Оди осознал, насколько все плохо и насколько паршивый из него вышел следопыт.

— Да етить твой кривошип! Почему сегодня все хотят меня убить?! — в отчаянии вопрошал он небо, сползая спиной по толстому дереву.

Так он и сидел, оперевшись о ствол, пока не заметил, что по его колену ползет большой черный блестящий жук. И вот тогда-то инженера прорвало, и он рассказал несчастному жуку обо всем, что наболело: что все женщины истерички, опасные для общества; что лошадям нельзя доверять ни в коем случае, потому что они бросят тебя в самый неподходящий момент; что паровой котел было чертовски сложно спроектировать, а демгард заплатил просто ничтожную сумму; что демгард вообще сволочь и паразит, потому что постоянно орал на единственного инженера в радиусе сотен паллангов[9]

; что жуки, по сути, никудышные слушатели, потому что совершенно не могут утешить несчастного человека.

Оди с досадой отшвырнул бедного ничего не понявшего жука прочь и просидел под деревом еще некоторое время, пока какой-то слишком шустрый муравей не заполз ему за шиворот и тем самым заставил инженера снова вскочить на ноги и принять новое волевое решение — идти прямо, никуда не сворачивая. Так как логическим путем он не мог выбрать направление, то решил прибегнуть к к своему любимому научно-исследовательскому методу под названием «пальцем в небо» и, обернувшись несколько раз вокруг своей оси, побрел куда-то, жалея о том, что за всю свою жизнь так и не научился ориентироваться на местности, постоянно попадая из-за этого в глупые ситуации.

Был уже глубокий вечер, и Оди шел из последних сил, снова и снова проклиная женщин, лошадей и жуков. Откровенно говоря, выглядел он жалко — грязный, в порванном в нескольких местах сюртуке, замерзший (вечера были не такими уж теплыми), со взъерошенными волосами, в которых запутались сухие листья; худощавое телосложение и тоскливый взгляд голодных глаз придавали ему вид мученика.

Оди уже почти потерял надежду дойти хоть куда-нибудь, но раздававшееся то тут, то там завывание волков давало ему силы и вдохновляло идти дальше. Впрочем, это не мешало ему серьезно думать о том, что лучше — быть съеденным дикими зверями или пустить себе пулю в лоб и уж потом быть съеденным.