Менялы - Артур Хейли

Эдвина протянула руку к папкам с прошениями о предоставлении ссуд; она имела право утверждать более высокие суммы, чем кто-либо из управляющих. До одного миллиона долларов единовременно, правда, требовалось согласие двух других представителей администрации. Согласие она неизменно получала. Прошения на ссуды свыше миллиона передавались в административный корпус, в отдел по вопросам кредитной политики.

В “Ферст меркантайл Америкен”, как и в структуре любого другого банка, статус администратора определяется размерами ссуды, которую тот имел право утверждать. Такого рода полномочия свидетельствовали о месте администратора в иерархии банка. И назывались “качеством инициалов”, так как для окончательного утверждения ссуды администратор ставил на документе свои инициалы.

“Качество инициалов” Эдвины было необычайно высоким для управляющего.

Сегодня утром она просмотрела два прошения о предоставлении ссуды, одобрила первое и сделала кое-какие карандашные пометки на втором. Третье прошение ее просто потрясло. Словно громом пораженная, она еще раз прочла все бумаги, прилагавшиеся к прошению.

Администратор, подготовивший дело, ответил на звонок Эдвины по селектору:

— Каслмен слушает.

— Клифф, подойдите, пожалуйста, ко мне.

— Сейчас иду. — Их отделяло друг от друга не больше шести столов, и Каслмен смотрел прямо на Эдвину. — Держу пари, я знаю, зачем вы меня вызываете.

Клифф Каслмен был человеком небольшого роста, аккуратным, с круглым розовым лицом и мягкой улыбкой. Просителям он нравился, так как умел слушать и сочувствовать.

— Я было решила, — сказала Эдвина, — что это прошение не более чем розыгрыш, хотя и отвратительный.

— Я бы даже сказал, омерзительный, миссис Д'Орси. Однако при всей тошнотворности ситуации, уверяю вас, она реальна. — Каслмен указал на папку. — Я заранее собрал всю информацию, предвидя, что вы ее потребуете. А также приложил свою рекомендацию.

— И вы действительно считаете возможным выдать такую колоссальную ссуду на это?

— Я действительно так считаю.

Сорокатрехлетний аптекарь по фамилии Госберн обращался с просьбой о ссуде в размере двадцати пяти тысяч долларов. На эти деньги он намеревался приобрести большую капсулу из нержавеющей стали, чтобы поместить туда тело своей дочери Андреа. Она умерла шесть дней назад в возрасте пятнадцати лет от болезни почек. В настоящее время тело Андреа находилось в морге. Капсула наполнялась жидким азотом минусовой температуры. И в этот раствор погружалось тело, завернутое в алюминиевую фольгу.

— Вам не доводилось слышать об обществах крионистов?

— Нечто псевдонаучное. С довольно плохой репутацией.

— Верно. Однако у крионистов есть множество сторонников, в частности, они сумели убедить Госберна и его жену в том, что, когда медицина достигнет более высокого уровня развития — лет, эдак, через пятьдесят — сто, Андреа можно будет отогреть, оживить и вылечить. Кстати, девиз крионистов: заморозить — выждать — вернуть к жизни.

— Какой ужас, — выдохнула Эдвина.

— Согласен. Однако попробуйте взглянуть на все это их глазами. Они искренне веруют. К тому же они взрослые, вполне разумные и глубоко набожные люди. Разве можем мы, банкиры, брать на себя роль судей? С моей точки зрения, вопрос заключается лишь в следующем: сможет ли Госберн выплатить долг? Ознакомившись с цифрами, смею утверждать — сможет и выплатит. Не исключено, что он не в своем уме. Но из его дела явствует, что если он и сумасшедший, то аккуратно оплачивающий счета. Миссис Д'Орси, — добавил Каслмен, — дело пролежало у меня на столе два дня. И по-моему, это оправданный риск.

Оправданный риск. В конце концов Эдвина пришла к выводу, что по большому счету Клифф Каслмен прав — только степень оправданности риска и должна интересовать банк. Прав он и в том, что банк не должен выступать в роли судьи по житейским делам.

— Ладно, — сказала Эдвина. — Хоть эта затея мне глубоко отвратительна, я принимаю вашу точку зрения.

Она поставила инициалы. Каслмен вернулся к своему столу.

Таким образом, если не считать ссуды на замораживание тела девушки, день начался как обычно.

Все шло своим чередом до обеда.

В те дни, когда Эдвина обедала одна, она предпочитала “нижний” кафетерий в административной башне. В кафетерии было шумно, еда — так себе, но обслуживали там быстро, и весь обед занимал пятнадцать минут.

Однако сегодня у нее был гость, и потому она воспользовалась одной из привилегий вице-президента, пригласив его в закрытый ресторан для старшего руководства — на одном из верхних этажей административной башни. То был их клиент — распорядитель кредитов в крупнейшем городском магазине, который просил ссуду в размере трех миллионов на короткий срок для покрытия дефицита наличных.

— Ох уж эта инфляция! — вздыхал бухгалтер над суфле из шпината.

Счет магазина имел для банка серьезное значение, однако Эдвина настояла на жестких, выгодных банку условиях сделки. Клиент поворчал, но, когда принесли десерт, согласился. Сумма в три миллиона долларов превышала компетенцию Эдвины, несмотря на это, она не сомневалась, что со стороны “башни” возражений не будет. В случае необходимости — в целях экономии времени — она поговорит с Алексом Вандервортом, который всегда поддерживал ее начинания.

Они принялись за кофе, когда к столику подошла официантка.

— Миссис Д'Орси, — сказала девушка, — вас к телефону мистер Тотенхо. Он говорит, срочно.

Эдвина извинилась и прошла в телефонную кабину.

— Еле вас разыскал, — прохныкал исполнительный директор.

— Ну ведь разыскали же. Что стряслось?

— У нас крупная недостача.

Он рассказал, что кассир сообщил о недостаче полчаса назад. Все это время идет проверка. Помимо обычного уныния в голосе Тотенхо слышалась паника. Эдвина спросила, о какой сумме идет речь. Тотенхо сглотнул:

— Шесть тысяч долларов.

— Иду немедленно.

Не прошло и минуты, как она, извинившись перед гостем, спускалась на первый этаж в скоростном лифте.

Глава 5

— Насколько я понимаю, — мрачно заметил Тотенхо, — ни у кого не вызывает сомнений то обстоятельство, что пропали шесть тысяч долларов наличными.

Исполнительный директор был в числе четверых человек, сидевших у стола Эдвины Д'Орси. Здесь же были Эдвина, Майлз Истин и кассирша Хуанита Нуньес.

Деньги пропали из кассы Хуаниты Нуньес.

Прошло полчаса с тех пор, как Эдвина вернулась с обеда.

— Вы правы, — ответила она на замечание Тотенхо, — но мы еще не исчерпали всех наших возможностей. Я бы хотела еще раз проанализировать ситуацию — тщательно и не торопясь.

Было начало четвертого. В банке не осталось ни одного клиента. Входные двери были заперты.

Каждый занимался своим делом, однако от Эдвины не ускользнуло то, что служащие украдкой поглядывают на них: все понимали — случилось что-то серьезное.

Эдвина приказала себе сохранять спокойствие и трезво оценивать каждую подробность. Сейчас важно не упустить ни малейшего нюанса в интонации, в манере говорить — особенно внимательно надо следить за реакцией миссис Нуньес.

Эдвина прекрасно знала, что очень скоро ей придется заявить о крупной недостаче руководству банка, после чего за дело примутся главное отделение службы безопасности, а возможно, и ФБР. Однако пока оставался шанс разобраться во всем своими силами, не пуская в ход тяжелую артиллерию, Эдвина намеревалась его использовать.

— Если не возражаете, миссис Д'Орси, — сказал Майлз Истин, — я начну, поскольку я первым узнал от Хуаниты о недостаче.

Эдвина кивнула в знак согласия.

Истин рассказал, что услышал о недостаче без чего-то два. К нему подошла Хуанита Нуньес и сообщила, что, похоже, в ее кассе не хватает шести тысяч долларов. После чего Истин запер свою кассу и отправился к Тотенхо.

Тут вступил в разговор Тотенхо, который был мрачнее тучи. Он сразу переговорил с миссис Нуньес. Сначала он не поверил, что недостача составляет шесть тысяч долларов, — ведь невозможно определить сумму наобум, не проверив кассу.

Аргументы исполнительного директора были следующими: Хуанита Нуньес работала целый день. Начав с десяти тысяч долларов наличными, она принимала и выдавала деньги с девяти часов утра. В общей сложности она просидела за кассой почти пять часов минус сорок пять минут на обед, и все это время в банке было полно народу. Следовательно, сумма наличных в ее кассе — чеки мы исключаем — могла достичь двадцати — двадцати пяти тысяч долларов.

— Мне непонятно, — заключил Тотенхо, — как миссис Нуньес вообще могла определить, что пропали деньги, а к тому же еще и точно указать сумму? Эдвина кивнула. Ей и самой это показалось странным. Эдвина украдкой присматривалась к молодой женщине: миниатюрная, изящная брюнетка, не красавица, но по-своему привлекательная, типичная пуэрториканка с ярко выраженным акцентом. До сих пор она молчала, лишь коротко отвечая на вопросы. Время от времени она о чем-то задумывалась — выражение ее лица говорило: мне надоело попусту тратить время. Однако она нервничала, беспрестанно сжимала руки и вертела тоненькое золотое обручальное кольцо.