Командир штрафной роты - Владимир Першанин

— Ладно, хватит. У меня тоже имя есть, и никакой я не Вещун. Можешь Аликом меня называть.

Подумал я с минуту и протянул руку. Сообразил, что не слишком героическим выглядит мой вызов, если я гораздо сильнее Олега и отмолочу его без особых усилий. В общем, помирились мы и даже подружились. И пилой двуручной научил его работать. Но, забегая вперед, скажу, что крепкой дружбы между мной и Олегом так и не вышло. А то дежурство на кухне закончилось для нас обоих не слишком удачно. Было много работы, правда, и кормили всю смену повара от души. Помню, поужинали мы хорошо, а затем один из поваров вытащил целый таз с вареными мослами.

— Грызите, у кого зубы есть!

Мослы мы грызли с удовольствием, а уже глубокой ночью притащили три мешка картошки, дали ножи, и мы получили задание до утра почистить и помыть ее. Было нас четверо или пятеро, не помню. Наука нехитрая, но не каждый ею владеет. Кто шустро чистит, подправив нож, кто кое-как возится. Олег, что называется, спекся часам к пяти утра. Натер мозоли, стал клевать носом.

— Иди, умойся или походи на морозе, — посоветовали ему, но он с непривычки к однообразной работе буквально засыпал. Нож выронил, с табуретки свалился, потом порезал ладонь, и мы отправили его поспать. Остатки, ведра четыре, почистили сами.

А у меня дня через два разболелся зуб. Ночь не мог спать — такая сильная боль. Взводный отправил меня к врачу. Тот осмотрел рот, взял пинцет и выдернул застрявший глубоко в зубах жилистый разбухший от тепла кусочек мяса.

— Не жадничай в следующий раз, — напутствовал он меня.

Избавившись от боли, я радовался, как никогда в жизни. А с Олегом мы снова поссорились. Из-за стрельбы.

Новый взводный Елагин сильно отличался от простого фронтовика, лейтенанта Морозова, уже наверняка воевавшего, а может, и сложившего голову. Службист! Заставил нас всех постираться, залатать гимнастерки, брюки, ходить только в начищенных ботинках с чистыми обмотками. Спасибо ему, целую неделю долбил взвод, но эти длинные обмотки научил наматывать. А тут как раз погоны получили. Елагин требовал, чтобы пуговицы блестели, а погоны сидели как положено. Мы хоть и бурчали, но, приведя себя в порядок, с удовольствием гляделись в зеркало. Следом за нами подтянулись и другие взводы.

Науки мы проходили разные: боевую и строевую подготовку, химзащиту, изучали, разбирая и собирая по десять раз винтовку Мосина — одну на отделение. Стреляли мало. Перед присягой и раза два по три патрона за всю зиму. К весне дело наладилось.

Кстати, в марте мы проводили на фронт первую группу из нашего взвода. Ушли человек двадцать. Те, кто постарше или служившие раньше. Попрощались, даже позавидовали, что ребята избавляются от муштры, а сами продолжили учебу. Стали чаще устраивать боевые стрельбы, уже стабильно, раз в неделю. Изучили автомат ППШ, пулемет Дегтярева. Стрелял я неплохо, но не лучше всех во взводе. Однажды начальство решило посмотреть на нас на стрельбище.

Я думаю, что именно тогда производился набор в организованную в полку школу снайперов. Насчет школы мы ничего не знали. В газетах много писали о знаменитом сталинградском снайпере Василии Зайцеве, уничтожившем лично три сотни фашистов, и в том числе одного из лучших снайперов немецкой армии майора Кеннинга. Хорошо запомнилось мне, что Людмила Павлюченко уничтожила 309 немецких солдат и офицеров, а группа снайперов (сколько их было, не упоминалось) уничтожила за время Сталинградского сражения более шести тысяч фашистов.

Из остатков нашего взвода вызвали человек шесть, привезли на стрельбище и выдали не по три патрона, как обычно, а по целой обойме. Зачем-почему, мы не знали. Подумали, что готовят к соревнованиям. Кроме начальника штаба полка, комбатов, некоторых командиров рот и взводов, присутствовал незнакомый мне худощавый майор, лет тридцати, с орденом Красного Знамени. Наверное, какой-то начальник сверху. В общем, начальства толпилось больше, чем курсантов.

Скажу сразу, что из-за волнения стреляли мы все хуже, чем обычно. Я влепил пять пуль с завышением. Даже в девятку не попал. Легли они кучкой между восьмеркой и шестеркой. Очков тридцать пять или тридцать шесть набрал. Слабо! Лучше всех во взводе отстрелялся один парень из Удмуртии. Он был охотником и стрелял очень хорошо. Олег сумел попасть в девятку, восьмерку, а остальные пули ушли по закраинам мишени.

Майор с орденом и сопровождавший его лейтенант осмотрели наши попадания.

— Слабовато, — сказал майор. — Много вы так фрицев набьете! Руки, что ли, трясутся? Ты вот, боец, чего всю обойму раскидал?

Он обращался к Олегу, который всегда выделялся своей подтянутой внешностью, да и стрелял обычно неплохо.

— Больше тренироваться надо, — ответил уязвленный Олег. — Мы в нашем взводе только и делаем, что по лесу с деревяшками бегаем, а стрельбой почти не занимаемся.

Это был прямой выпад в сторону Елагина, да и остального полкового начальства. Пусть так, но это наше внутреннее дело, незачем жаловаться приезжему начальнику. Майор усмехнулся и пошел дальше по линии стрелков. А вечером в казарме кто-то презрительно высказался по адресу Олега.

— А что, я неправильно сделал, Колян? — обратился он ко мне за поддержкой.

— Можно было помолчать. Без тебя все знают, что стреляем мало. А ты свое «я» опять выпячиваешь, — резко отозвался я.

Олег растерялся. Остальные ребята поддержали меня, а один сказал:

— Ты бы лучше насчет жратвы пожаловался. Баландой с кислой капустой кормят и каши по три ложки.

В конце зимы кормежка действительно ухудшилась. Мы все ходили голодные. Даже в нарядах по кухне редко удавалось нормально подкормиться. Порции отмеряли строго.

— Еще один недовольный отыскался, — оборвал его Никита, командир отделения. — Сходи к комиссару, он тебе объяснит, что Великий пост начался. На Пасху набьешь пузо.

Перед отбоем Олег подошел ко мне:

— Не ожидал я от тебя, Колян.

— Чего не ожидал? Учить меня явился?

В принципе это была мелочь. Через пару дней мне приказали явиться в штаб, и я был зачислен курсантом снайперской школы. А Олег спустя какое-то время был отправлен с очередной группой ребят на фронт. Конечно, не из-за той реплики насчет стрелковой подготовки. Группы формировались и уезжали регулярно. Понесшая в сорок первом — сорок втором году огромные потери Красная армия постоянно нуждалась в новом пополнении.

А в военное училище Олег не попал из-за того, что кто-то из его родственников отбывал срок по политической статье. Может, и несправедливо. Головастый парень. Но такое было время. Я жалел, что со мной не попал в школу Никита Лыков. Он и очков больше, чем я, выбил. Однако его оставили в пехотном взводе.

Это был обычный батальон, занимавший большую казарму, но назывался батальон солидно — «снайперская школа». Взводы и роты были меньше, чем в пехотных подразделениях. В моем втором взводе (опять второй!) было три отделения, по 9-10 человек в каждом.

Запомнилась речь начальника школы, того самого майора с орденом Красного Знамени. По слухам, он воевал в Испании, командовал батальоном под Москвой, имел ранения. Фамилия его была Улитин, и он сразу вызывал уважение. Во всяком случае, кличку «Улитка» никто ему пристраивать не пытался. Он коротко и веско разъяснил первому набору курсантов, какую ответственную специальность мы получим.

— Хорошо подготовленный снайпер может нанести врагу урон больше, чем целый взвод и даже рота. Василий Зайцев уничтожил триста с лишним фрицев — целый батальон! Но вам предстоит много и упорно трудиться. Занимать позиции с ночи, часами лежать в снегу, на мокрой земле.

Потом выступал замполит школы, еще кто-то из командиров. Мы порядком устали слушать эти общие слова, так как наслушались их вдоволь. Но торжественная часть наконец закончилась, и нас повели в столовую. Обед был менее торжественным, чем речи. Обычные, может, чуть наваристее щи, гороховая каша с волокнами тушенки, горячий, слегка подслащенный чай.

Насчет питания, забегая вперед, скажу, что, по моему мнению, оно было более калорийным, чем в других подразделениях. Впрочем, это могло мне казаться. Порой, после долгих занятий в поле и ночью и днем, завтракали мы отдельно. Вроде и каши доставалось больше. И сахара к чаю получали дополнительную порцию. Говорили, что для остроты зрения.

Если описывать подробно наши занятия, получится не слишком интересно. Остановлюсь на некоторых деталях нашей повседневной учебы. Первые дни мы, получив каждый свою боевую винтовку, привыкали к ней. Учились держать прицел, учитывать ветер, погоду, правильно давить на спуск. Стреляли холостыми патронами, которые выделяли только снайперам. В момент выстрела за нами внимательно наблюдал взводный или командиры отделений. Не дай бог, дернешься!

Потом пошли боевые стрельбы. В основном по 5-10 патронов в день. Спустя пару лет, уже в Германии, я разговаривал с пленным снайпером. На ломаном русском, показывая пальцами, он расскажет, что на двухмесячных снайперских курсах ежедневно, кроме воскресенья, расстреливал до сотни и больше патронов. Но весна 1943 года, даже после прославляемой каждый день победы под Сталинградом, была для нашей армии тяжелым временем.