Шоу гремящих костей - Татьяна Луганцева

Яна ползком на четвереньках поднялась на крыльцо и постучала в старую, покосившуюся, но утепленную дверь.

Дверь открылась через две минуты, которые показались незваной гостье вечностью, и перед Яной возникло лицо с идеально свежей кожей и лучистыми, зелеными глазами.

— Добрый день, вы кто? — мелодичным, поставленным, грудным голосом спросила девушка.

— Твоя смерть, — не очень приветливо блеснула черным юмором Яна.

Ощущала она себя не лучше — замерзшая, в тонких колготках и с шапкой из снега на голове. Заметив промелькнувший страх в глазах девушки, Яна смутилась.

— Шутка… я — знакомая, вернее, дочь Люси Цветковой, прибыла к вам для охраны и выяснения всех обстоятельств дела. Яна Цветкова — детектив, — представилась Яна, проходя внутрь помещения, пропитавшегося таким знакомым ей запахом, запахом старых фанерных декораций, пота, духов, грима… Надо отметить, что Алевтина быстро взяла себя в руки и догнала Яну уже у себя в небольшой, но уютной комнатке.

— Как я рада! Надо же, дочка Людмилы Цветковой! Ее родственники и знакомые — мои желанные гости! Если бы вы знали, какой замечательный человек ваша мать! Я полюбила ее с первого взгляда!

— Это у вас взаимно, — мрачно ответила Яна.

— Яночка, что же я болтаю, дурочка. Вы же продрогли! Вы живете в Москве? Люся рассказывала мне о вас! Раздевайтесь, Яна, я приготовлю ванну.

— Ванну? — удивилась Яна.

— Ну, да… это трудно назвать джакузи, но я приспособила чугунный чан под ванну. Я обосновалась здесь с удобствами, — засмеялась Алевтина.

Следующие двадцать минут гостья исподлобья наблюдала, как стройная девушка с подколотыми светлыми волосами носилась по комнате с тазами и ведрами от газовой колонки к чану, отгороженному от основного помещения ширмой, разрисованной зайцами и грибами-мухоморами.

— Милости прошу, — склонила Алевтина голову.

Яна молча прошла за ширму и обомлела. Из ничего эта девушка создала сказку. Большой, некрасивый, но чистый чан был наполнен горячей водой с пышной, пахнущей жасмином пеной, по белой, пушистой поверхности которой лежали лепестки роз. Видимо, цветы от поклонников Аля тоже пускала в дело, и это было чертовски приятно, принимать посреди зимы ванну с лепестками роз! По углам помещения горели ароматизированные свечки. Яна разделась и погрузила свое озябшее тело в это блаженство.

«Сразу видно — актриса, как театрально, зрелищно все организовала», — Яна, разомлев, чуть не заснула. Алевтина разбудила ее звонким голосом.

— Яна, пора выходить, вода наверняка уже остыла. Я согрела вам чай. — Через ширму перекинулось большое махровое полотенце, пахнущее свежестью и чистотой, и банный халат. — Яна, о какой защите вы говорили? — спросила Аля у гостьи, когда та отвалилась от стола с едой и горячим сладким чаем, ослабив пояс халата. У Яны постепенно менялось мнение об Алевтине, она ей начинала нравиться. Ей было так хорошо после тяжелой дороги, что Яна и сама забыла, для чего, собственно говоря, приехала.

Яна поведала Алевтине то, что она узнала от своей матери.

— О боже! Как неудобно! Люся случайно стала свидетельницей случившегося со мной, вернее, с моим Мурзиком несчастья. Я бы никогда не свалила свои проблемы на головы других людей! Как мне неловко перед вами, Яна! Вы и вправду детектив? Я не знала, когда делилась с Люсей своими неприятностями, что у нее дочь — детектив, и уж и предположить не могла, что она вызовет вас для расследования моего дела.

— Да, — самодовольно ответила Яна, — расскажи об угрозах, которые ты получала.

— Да обычные угрозы, как всегда… Ты — нам чужая, убирайся из нашего коллектива и из нашего театра! Ты — бездарность, ты спишь с режиссером…

Яна задумалась, ей ситуация показалась очень странной.

«Самая милая девушка, которую я встречала, и так спокойно говорит о том, что угрозы получает, как обычно, словно открытки ко дню рождения!»

— Вы, Яна…

— Давай на «ты», мы почти ровесницы, а то я чувствую себя неуютно. Ты сохранила эти письма с угрозами?

— Нет, конечно, я сразу же выбрасывала эту мерзость. Яна, не бери в голову. Не знаю, почему это так взволновало твою маму, я считаю, что дальше угроз дело не пойдет. Если ты уедешь завтра утром, ты еще успеешь встретить Новый год со своей семьей. Люся говорила, что у нее есть внук, твой сын.

Яна покачала головой.

— Нет, я приехала и проконтролирую тебя до последнего боя курантов, как тебе угрожали в записке. Можно сегодня я переночую тут? А завтра я устроюсь в гостинице.

— О чем ты говоришь! Здесь столько пустых комнат. Живи тут, а я устроюсь в любой из них. — воскликнула Алевтина.

— Да, но только в одной из них есть обогреватель, — покосилась Яна на работающий радиатор от сети.

— Люся не говорила тебе, что я приехала из Сибири? Я привыкла и не к таким морозам! Я — морозоустойчивая, — снова засмеялась Аля вполне мило и искренне.

Яна внимательно рассматривала эту девушку и не находила ни одной причины, по которой на нее можно было даже обидеться, уж не говоря о том, чтобы убить.

«Или она на самом деле искренна, или Алевтина — гениальная актриса, чтобы изображать такое дружелюбие. Нет, тогда Люся сразу заметила бы в ней фальшь, хотя мама и не отрицала, что она очень талантлива», — подумала Яна.

Она разместилась на ночь на небольшом диванчике Алевтины, но так и не смогла уснуть, потревоженная воспоминаниями детства. Ей слышались в тишине легкие шаги по театральным коридорам и скрип половиц, и лишь под утро задремала.

Разбудил ее запах свежесваренного кофе.

— Яна, ты можешь остаться спать сколько хочешь, а мне пора на новогоднюю елку. У меня их сегодня три, а вечером фуршет для сотрудников театра.

— Тридцать первого декабря? — удивилась Яна. — Обычно в этот день сидят дома с семьей, — тоскливо сказала она.

— Фуршет для желающих. Здесь же при театре работает круглосуточно ресторан, и ночью в ресторан тоже придут люди встречать Новый год. Кстати, очень неприятная бритоголовая публика с золотыми цепями на шеях, — прищурив глаза и понизив голос, произнесла Алевтина.

Она была одета в красивый, расшитый бисером и блестками сарафан, отороченный искусственным белым мехом, и такую же шапочку, на шее болталась меховая муфточка.

— Хочешь, угадаю с трех раз, что ты будешь Снегурочкой? — зевнула Яна.

— Да, я — Снегурочка, по настоянию твоей мамы. Ладно, я побежала. Ключи можешь оставить на косяке двери, все равно у меня брать нечего.

Алевтина упорхнула, словно бабочка. Яна встала, умылась, используя приготовленную для нее Алей теплую воду, и позавтракала. Она вышла, закрыла дверь, положила ключ на обговоренное с хозяйкой место этого нехитрого жилища и решительным шагом направилась к сцене. Пройдя по узкому коридору, Яна взбежала по крутым ступенькам и оказалась в ложе для особых гостей. На детские утренники сюда билеты не продавали, и Яна расположилась одна в несколько заброшенной ложе, где позолота с лепнины уже облезла, а бархат, которым были обиты кресла, сносился и вытерся на спинках и сиденьях.

Шло представление, этакое попурри из детских сказок. Люся в костюме Снежной Королевы не хотела отдавать мальчика Кая, то есть незаменимого Васю Полосова с красным носом и мутными глазами, видимо, от страшного холода, девочке Герде, актрисе, которую Яна не знала. Она была полновата и старовата для этой роли, но справлялась неплохо, ей помогал румянец во все щеки и блестящий взгляд, устремленный на Кая. Может быть, они даже сегодня ночью мерзли вместе.

— Отдай мне брата! — топнула она толстой ногой так, что чуть не проломила старые доски сцены. — Моя любовь разморозит его сердце!

Эта милая толстушка набросилась на Васю и впилась в него поцелуем отнюдь не сестринским. Яна передернула плечами. Герда, видимо, тоже уже с неделю встречала Новый год. Аллу Демидовну Яна узнала в роли лисы-обманщицы с надменным, холеным лицом и устрашающим слоем грима.

А когда появилась Снегурочка с самой искренней улыбкой, которую только можно представить, сцена заиграла совсем по-другому. И голос Али звучал звонко и проникновенно, и играла она с удовольствием и с самоотдачей. Детишки в зале притихли и, не отрываясь, смотрели на эту красавицу — Снегурочку. Даже мутный взгляд Васи Полосова прояснился и протрезвел.

Яна, просмотрев весь спектакль до конца, поняла, что любой из артистов мог написать Алевтине эти записки и оторвать голову ее котенку. А судя по финальным аплодисментам и букетам цветов, которыми завалили Алевтину, запросто могли бы оторвать голову и ей самой. Только еще одной актрисе подарили цветы — букет роз матери Яны; давний поклонник, любивший Люсю всю жизнь и сейчас сидевший в первом ряду, преданно смотрел на нее. Это и был тот самый Илья Ильич, о котором мама рассказала Яне еще в Москве.