Соблазнительный шелк - Лоретта Чейз

— Надеюсь, вы здоровы, мадам? — спросил герцог на неплохом французском языке с сильным английским акцентом.

— Да, но мне лишь сейчас пришло в голову, что я веду себя нелепо, — сказала Марселина. — Что за глупое пари?

Кливдон улыбнулся.

— Надеюсь, вы не идете на попятную? Неужели верховая прогулка в моем обществе кажется вам ужасной перспективой?

Его мальчишеская улыбка и очаровательное самоуничижение, должно быть, уничтожили без следа моральные принципы не одной сотни женщин.

Марселина сказала:

— Насколько я понимаю, в любом случае я останусь в выигрыше. Но пари глупое. Подумайте сами: когда я скажу вам, правы вы или нет, как вы узнаете, что это правда?

— Вы считаете, я должен был потребовать ваш паспорт? — усмехнулся герцог.

— А вы готовы верить мне на слово?

— Конечно.

— Это может быть очень любезно с вашей стороны, — сказала она, — или в высшей степени наивно. Я пока не решила.

— Вы не станете мне лгать, — заявил герцог.

Если бы сестры Марселины были рядом, они бы хохотали до упаду.

— Это великолепный бриллиант, — улыбнулась она. — Если вы уверены, что женщина не солжет, чтобы его заполучить, вы очень наивны.

Потрясающие зеленые глаза чуть затуманились. Спустя мгновение герцог перешел на английский.

— Я был неправ, — сказал он, — совершенно неправ. Теперь я вижу: вы англичанка.

— Вы уверены?

Герцог кивнул.

— Вы заключили пари слишком поспешно. Вы всегда так торопитесь?

— Иногда, — не стал спорить герцог. — Но вы поставили меня в невыгодное положение. Вы ни на кого не похожи. Никогда в жизни не встречал подобных женщин.

— Что ж, я действительно англичанка, — призналась Марселина. — Мои родители были англичанами.

— Но все же вы немного француженка? — спросил герцог. Его зеленые глаза смеялись, и холодное расчетливое сердце Марселины забилось сильнее.

Все же он чертовски хорош.

— Совсем немного, — ответила она. — Имею в роду одного чисто французского прадедушку. Но и он, и его сыновья предпочитали очаровывать англичанок.

— Один прадедушка — это слишком мало, чтобы принимать в расчет, — сказал Кливдон. — Я весь увешан французскими именами, но тем не менее я безнадежно англичанин, а значит, тугодум — только к неправильным заключениям прихожу быстро. Ну, что ж, прощай, моя маленькая булавка. — И он поднял руки, чтобы снять ее.

На нем были перчатки, но Марселина не сомневалась: под ними нет ни мозолей, ни сломанных ногтей. Его руки, как и у всех представителей его класса, мягкие и ухоженные. Они были, пожалуй, немного больше, чем это было модным, но длинные изящные пальцы скрадывали недостаток.

Впрочем, в данный момент его пальцы казались на удивление неловкими. Лакей, помогавший хозяину одеваться, поместил булавку в складках шейного платка точно и твердо, и герцог никак не мог ее вытащить.

Или делал вид, что не может.

— Позвольте мне, — сказала Марселина. — Вы же не можете видеть, что делаете.

Она отвела его руки в сторону. Перчатки прикоснулись к перчаткам. И ничего более. И все же она ощутила потрясение от этого мимолетного контакта, словно дотронулась до его обнаженной кожи, и это ощущение волной прокатилось по ее телу.

Марселина остро чувствовала его тело под слоями дорогущей ткани — шейный платок, жилет, рубашка. Но ее руки не дрожали. Сказалась многолетняя практика. Она привыкла твердо держать карты, и не важно, что сердце при этом готовится вылететь из груди. Ей было не впервой блефовать, не выдавая себя ни блеском глаз, ни случайным движением мышц лица.

Наконец булавка оказалась у нее в руках. Крупный бриллиант таинственно мерцал на свету. Марселина подняла глаза на белоснежную ткань, которую чуть смяли ее ловкие пальчики.

— Ваш шейный платок теперь выглядит каким-то беззащитным…

— Что это? Раскаяние?

— Вовсе нет! — воскликнула Марселина, и это было чистейшей правдой. — Но пустое место оскорбляет мои эстетические чувства.

Она вытащила булавку из лифа своего платья и заменила ее драгоценностью герцога. А своей булавкой заколола его шейный платок. Ее вещь была совсем не такой роскошной — всего лишь маленькая жемчужинка. Но она была хорошего качества, смотрелась очень мило и в складках шейного платка казалась вполне уместной.

Марселина чувствовала горячий взгляд герцога и его напряженную неподвижность.

Она разгладила ткань и отступила на шаг, чтобы со стороны оценить свою работу.

— Вот так. Теперь все в порядке, — удовлетворенно сказала она.

— Все? — Герцог смотрел на женщину, а не на жемчужину.

— Взгляните сами. Оконное стекло вполне может заменить зеркало, — сказала она.

Он все еще не сводил взгляд со своей собеседницы.

— Стекло, ваша светлость! Вы могли бы оценить мою работу.

— Я уже оценил, — ответствовал герцог. — Она мне очень нравится.

Только после этого он наконец вышел из ступора, повернулся к окну и принялся рассматривать свое отражение.

— Я вижу, — после короткой паузы сказал он, — что у вас такой же точный глаз, как у моего лакея. А этот комплимент я делаю не часто.

— Мой глаз обязан быть точным, — сказала Марселина, — потому что я величайшая в мире портниха.

Его сердце билось часто и прерывисто.

От волнения, от чего же еще?

Она действительно не похожа ни на кого из его знакомых.

Париж далеко от Лондона. Это совершенно другой мир. И французские женщины не имеют ничего общего с англичанками. Это другой биологический вид женщин. Но даже с учетом этого Кливдон привык к искушенности парижанок, привык настолько, что мог предсказать поворот головы, движение руки, улыбку.

— Итак, она скромная портниха, — развел руками герцог.

Марселина засмеялась, но это был не звонкий серебристый смех, к которому он привык. Ее смех был низким и… каким-то интимным, что ли… не предназначенным для других ушей. Она не стремилась, как другие женщины, привлечь к себе всеобщее внимание. Ей требовалось только его внимание.

И он сразу отвернулся от окна, чтобы взглянуть на нее.

— Возможно, в отличие от других посетителей оперы, вы не заметили, какое на мне платье, — сказала Марселина и провела закрытым веером по своей пышной юбке.

Герцог окинул ее медленным взглядом — от кажущейся небрежной прически до носков туфелек. До этого он не обратил ни малейшего внимания на то, во что она одета. Его занимала сама женщина — ее изящное тело, чистая кожа, блеск глаз, шелк волос.

Теперь он сосредоточился на одежде, прикрывающей соблазнительное тело: черная кружевная накидка или туника — или как там это называется — на насыщенном розовом шелке. Смелое цветовое решение, отделка, драгоценности…